.
Хантер рассмеялся, громко во весь голос, привлекая так горячо нелюбимое внимание к своей персоне. Глаза у нее и правда были красивыми. Будь он поэтом, спарировал что-нибудь строчками, мол, за такие глаза и умереть не жалко. Заглянув в них, он мог бы многое понять о том, кто она, почему пришла сюда и что ей нужно от него конкретно. Но он не был поэтом, он был наемником, и ему было слишком страшно заглянуть в них и увидеть жажду убийства.
- Твои глаза стоят гораздо больше такой пустяковой мелочи, как «взлом» и «незаконное проникновение», - он повел плечом, пытаясь унять дрожь – уж больно пристально она его рассматривала. Хантер очень остро чувствовал это, словно его раздевали и ощупывали, забирались под кожу и выдергивали по нитке всю его подноготную. И дело не в том, что он неуверенно чувствовал себя с женщинами или неловко от нового знакомства. Нет. Воспоминания о смерти освежились в его охмелевших мыслях. Яркие картинки в голове, боль в давно заживших ранах, пугающее онемение в пальцах – альтер-эго постарался разбудить страх, и у него это получилось. «Ну ты и сволочь...»
Теплые пальцы поймали его подбородок и сжали совсем не с женской силой. Страх, который разбудил Эго, сковал, но холодность в лице Хантер сумел сохранить глядя в ее алые глаза. Такие же холодные, как у Астериум. Он был прав – эти глаза говорили о многом. В них был замерзший океан, но если у деоса знаний океан замерз в штиль, то у этой особы - в шторм. И если бы другие начали размышлять, какое же прошлое у этой милашки, то Хантер лишь расслабил плечи, едва заметно ухмыльнувшись. «Она скорее продаст меня, чем убьет».
Охотник смотрел в глаз – не моргая, не проигрывая. Его нисколько не оскорбили ее слова, могли бы, но не в этот раз и не из ее уст. Он выждал ровно столько, сколько потребовалось ей, дабы что-то понять и отпустить. В противном случае он бы просто отмахнулся от ее руки, как он назойливого мотыля. Обычно он не позволял к себе вообще прикоснуться, но если такое случалось, он выжидал, как зверь, что ждет в засаде или западне. Он не делал поспешных действий и не пытался предугадать события. Особенно с такими. От таких нужно было ждать чего угодно.
- Откуда у меня могут быть деньги? Я – Никто. У меня нет имени, нет дома, нет семьи. Вскоре, у меня не будет любимой работы из-за Веры. Но. Есть вещи, выглядящие еще более угобо, чем я. За это я пью. – Хантер высоко поднял кружку, и, повышая голос, пропел, словно тост: - Пью за убогих дешевое пойло. – Он опрокинул в себя содержимое, морщась от вкуса, запаха и ощущений на языке, слыша, как где-то позади прогремела посуда, и со скрежетом и грохотом попадали стулья.
- Ты обезумел..., - Проносится испуганная мысль, но она принадлежит не Хантеру. Хантер же успевает завязать лоскут ткани, пряча лицо, и увернуться от тяжелой ладони, соскакивая с высокого табурета. Пару тройку существ задел его тост, но сорвались с места лишь те два ублюдка – им нужен был лишь крошечный повод, чтобы полезть на рожон. Они готовы были сорваться в любой момент, после любого неосторожного слова. Так почему бы не дать им этот повод намеренно? Твоя игра – твои правила.
- Повтори-ка, что ты сказал? – Голос одного был пьян и прокурен, от него не веяло силой или исключительными способностями, он не был благородной расы – какой-то кособокий полукровка, не умеющий держать язык за зубами – таких индивидов в подобных заведениях было навалом. Их легко предугадать, их легко одурачить – тут не требовались ментальные печати или псионические руны. Покажи ему палец, и он вспылит, прижми к его горлу острие, и он остынет – все просто.
- Я бы повторил, да кружка пуста. - Фэдэлес поправил съехавшую набок шляпу и постучал пустой кружкой по столешнице. Он не наслаждался ситуацией, но наслаждался собственным превосходством, не начинал драку, но ждал её начала. Взгляд метнулся в сторону. К ней, алоглазой и черноволосой, такой красивой и сильной... Превосходная? Нет.
«Я, он... Не смотри так, ты тоже убогая».