Получить ответ на свой вопрос, заданный Канте, Лорен не успел, потому что то, что произошло дальше, не оставляло для этого ни единого шанса. Странным было даже то, что напарники остались в числе живых, а не отправились к праотцам, так что смогли очнуться после атаки пятерых неизвестных. Лорен желал бы знать, кто столь подло ударил со спины да ещё в таком количестве, но, о чем бы он ни думал после того, как открыл глаз, это никак не влияло на исход событий. А итог оказывался весьма плачевным: кристалла, на добычу которого офицеры потратили так много времени, бесследно исчез, а это напрямую значило, что смерть Штейлеса и Канты является теперь лишь вопросом времени.
Как только темнота отпустила сознание информатора, он попытался привести свои мысли в порядок, но внутренний голос отчаянно кричал о том, что конец обоих напарников очень и очень близок. По факту он был прав, но вот так ли это на самом деле? Штейлес не собирался так просто сдаваться и, если бы знал, где искать кристалл, то немедленно отправился бы туда. Ну, или, если бы знал хотя бы расу тех, кто напал. А так в его распоряжении было ничтожно мало информации, так мало, что злость, всё ещё предназначающаяся Канте, немедленно выплеснулась на совершенно другое. Но в этом всём Лорен винил себя. Не полностью, но большей частью, а слова напарника, наполненные ужасом и ясно намекающие на то, что тот не знает, что им делать, вообще разрывали мозг на части. В конце концов, когда Канта схватил информатора за воротник, он был готов накричать на антиквэрума, но вместо этого лишь отпихнул его руки прочь, мол, не смей. Мрачное расположение духа, причиной которого было отсутствие информации о судьбе трёх девушек, теперь стало ещё мрачнее. И теперь ещё он понимал, что ни его, ни Морию практически ничего не спасет. От осознания этого становилось не по себе, но по собственному опыту саэтэрус знал, что из самых, на первый взгляд, безвыходных ситуаций есть выход, правда, его надо найти и отличить от других, ложных. И сейчас перед Штейлесом стояла именно эта задача, но в первую очередь неё надо было успокоить напарника. Лорен бросил на антиквэрума мрачный взгляд, когда тот имел неосторожность рассуждать о том, подходит информатор ему в напарники или же нет.
— Эй, ты, чучело синеволосое, слушай сюда, — тон саэтэруса ясно давал понять серьезность его настроя, а также то, что слышать что-то подобное в свой адрес ещё раз он не намерен, — Ляпнешь что-то подобное снова, пожалеешь, а пока заткнись нахрен. Достал. И без твоих комментариев тошно, — С этими словами Лорен достал из пачки сигарету, поджёг её и несколько раз затянулся. Этот способ привести свои мысли в порядок никогда не давал сбоя. Ещё пара затяжек, и он почти готов решать, что делать. Но информация.. Её слишком мало, чтобы прийти к хоть каким-то выводы. Будь её чуть больше, можно было хотя бы не с пустыми руками в Синдикат возвращаться. Конечно, в этом случае им бы всё равно не поздоровилось, но последствия были бы не такими печальными, какие ждут их сейчас.
Помолчав ещё какое-то время и отряхнув одежду от пыли, Лорен наконец-то изрёк свои мысли, которые хоть немного структурировал у себя в голове, пока смотрел куда-то в сторону [только не на напарника] и на горизонт, часть которого была неплохо заметна.
— Есть два варианта, касающиеся того, что мы можем сделать. Первое — сразу вернуться в Синдикат. Но тогда у нас нет шансов выжить, ибо нас сразу убьют без суда и следствия. Это тебе известно, — Саэтэрус затянулся, потом достал сигарету изо рта и несколько секунд смотрел на неё, словно хотел убедиться в чем-то, известном только ему самому, — Второе — отправиться ко мне на квартиру, но для этого надо будет телепортироваться на Северику, в город Фрэнчер. Улицу я назову. Это даст нам возможность прийти в себе, немного отдохнуть и окончательно решить, что делать. Однако в итоге нам всё равно придется вернуться в Синдикат, даже, если мы проведем два-три дня у меня. Но к этому моменту мы должны знать, что делать и что говорить. Твоё мнение? — Развернувшись к напарнику на каблуках, Лорен остановил на нём внимательный взгляд.
— Мне больше не с кем это решить, — усмешка скользнула по губам саэтэруса, и было трудно понять, какая она и что означала, — А вечно прятаться мы не сможем: нас найдут. Не та это организация, чтобы с ней это прокатило.

[Автор пожимает плечами]

— Как ни странно, прав? — Лорен чуть встряхивает волосами и щурится на один единственный глаз, при этом в его слегка повышенном тоне отчетливо чувствуется угроза, — Блин, ты иногда похож на придурка. Хотя, твои синие волосы на это намекают, — Хмыкает, но тем не менее задерживает взгляд на тёмно-синем оттенке, который  в принципе встречается ну очень редко, вот всяком случае, Штейлес видит что-то подобное впервые. Красивый цвет. Очень красивый. Наверное, эти длинные волосы становятся совсем чёрными, когда намокнут. Почему-то такие мысли, которые никак не сочетаются с той проблемой, что имела место быть у напарников, возникают в голове, но тем не менее нисколько не сбивают с настроя. Вообще Лорен свой этой фразой не хотел Канту обидеть, но антик будет прав, если захочет его зарубить за это. Хотя, у каждого свой выбор.
— Так, ладно, — уверенным жестом Лорен словно отгораживается от напарника или же призывает того к спокойствию. Возможно, и себя берёт в руки, концентрирует внимание на том, что на самом деле важно для них двоих, — Отставим это в сторону, — Под словом "это" подразумевает замечание о цвете волос Канты и возможную кару со стороны оскорблённого, — Если злишься на меня, можешь потом зарубить, но не сейчас, пока мы не разобрались со всем этим дерьмом, — До того, как Лорен попал в Синдикат, его жизнь не была сладкой, но сейчас проблемы наступили так скоро, что он вообще начинал сомневаться хоть в каком-то намёке на стабильность и безопасность где бы то ни было. Всё-таки стоило поподробнее узнать, что же "Чёрный Трибунал" делает с неугодными. От этой мысли Штейлес усмехается, но не от того, что ему реально смешно, а скорее от осознания дерьмовости и абсурда ситуации. А ведь всё реально плохо.
Погрузив обе руки в волосы, на какое-то время снова замолкает. Между пальцев всё также держит подожженную сигарету, которая тлеет едва заметным огнём. Надо телепортироваться туда, куда он сам сказал, но почему-то мысли о том, что он едва знает своего напарника, чтобы приводить его в квартиру, нет. Конечно, нет, ведь у Лорена определенное отношение к этому всему. Он приводил к себе всевозможных личностей, но только в том случае, если был уверен в том, что они никому не сольют информацию о нём. А это только в нескольких случаях: либо надежные люди, либо фотомодели, либо те, кого он видит в первый и последний раз в своей жизни. Последние большей частью проститутки, либо случайные знакомства в клубе, которые вообще ни к чему не приведут. У каждого свои цели. Но их обычно Лорен редко приводил к себе, предпочитая другие места для более близкого знакомства, однако, если это и случалось, он стремился к тому, чтобы они не узнали о наличии у него фотостудии, а также комнаты, где он хранит оружие. Но это детали, так сказать. Сейчас, всё, что у него было — это отсутствие хоть сколько-то определенного будущего, полуадекватный напарник, находящийся в непонятном состоянии, а также дерьмовая ситуация. Романтично? Весьма.
Когда Канта соглашается с ним ещё раз, Лорен молча убирает руки от своей головы, и смотрит на напарника также молча. Минуту. Или две. После чего затягивается пару раз, бросает сигарету на землю и тушит ей подошвой тяжелого ботинка. Выдыхает дым в сторону, и снова молчит.
— Ну, раз согласен, тогда пошли, — Как-то неожиданно подытоживает, берёт напарника под локоть [не думая о том, за он или против такого обращения со свой персоной], и телепортируется с ним на Северику, прямиком в город Фрэнчер, так что спустя какие-то мгновения времени, они появляются на весьма оживленной улице, находящейся близ дома, где живёт Штейлес. Его дом на окраине, в бедном районе, где не особо можно похвастаться роскошью и тому подобными вещами. Но информатора это нисколько не колышет. Им же нужно убежище, а про эту квартиру мало, кто знает.
Завернув за угол дома, Лорен идёт по узкому переулку, периодически отбрасывая ногой в сторону какой-нибудь обломок ненужной вещи, выкинутой прямо на улицу нерадивым хозяином.
— Вот, чёрт, давно я тут не был, — комментирует свои действия и шаги, при этом не забывая поглядывать за тем, следует ли за ним Канта, — Моя квартира на четвёртом этаже, — коротко указывает на небольшой дом, который не очень-то вписывался в ряд ровно стоящих домов, — Один из первых построенных, — И это тут же объясняет такое странное, несколько вычурное положение дома относительно остальных, построенных после него. Явно, что его сносить не стали, но по каким причинам, неизвестно.
При входе в подъезд придерживает дверь после себя, но вперёд напарника не пропускает по причине того, что не знает, вдруг самого Лорена ждёт какой-нибудь старый знакомый, обманутый или недовольный заказом. Ну мало ли. Есть такие упёртые. Хотя сейчас прошло достаточно времени, чтобы даже эти упёртые отбросили свои намерения в сторону. Лифта в доме нет, поэтому Лорен поднимается пешком на названный ранее этаж и, остановившись перед нужной дверью, достаточно долго ищет ключи по всем карманам, периодически матерясь.
— А, вот, нашёл, — движением, в котором чувствуется некий оттенок только что одержанной победы, показывает найденный ключ напарнику, после чего открывает дверь и, пройдя в глубь  квартиры, не закрывает её за собой, оставляя за Кантой полную свободу выбора.
— Не хоромы, конечно, но сойдёт, — Возвращаясь из кухни в прихожую в руке с бутылкой какого-то спиртного [только что открытой], останавливается в небольшом коридорчике и, облокотившись плечом о стену, смотрит на Канту. В произнесенных словах, как ни странно, нет извинения и неловкости. Лорену все равно. В них скорее сарказм и ирония по отношению к ситуации, — Будешь что-нибудь пить? — в подтверждение своих слов делает несколько глотков прямо из горла бутылки, которую держит в одной руке.

Отредактировано Лорен Штейлес (21.02.17 11:27:58)

Тот факт, что они оба смертельно устали, отрицать было бессмысленно. Сам же Лорен еле стоял на ногах, однако со стороны этого было не заметно. Расслабленный и спокойный, будто не с ним случился полный провал, будто не его жизнь сейчас находилась под угрозой. Объяснением этому могла быть и привычка, ведь ему не в первой от кого-то прятаться и скрываться. Он слишком много раз не спал, ожидая, когда его найдут. Он привык просыпаться от любого шороха. У него была бессонница из-за этого. Но, когда количество заказов на какое-то время уменьшалось, Штейлес приходил в норму, а после, если ему что-то начинало угрожать, без труда переходил в режим повышенной осторожности. Тогда его мозг начинал генерировать миллионы вариантов возможного развития событий, он начинал просчитывать вероятности и дальнейший план действий. Вообще в большинстве случаев Лорен старался сначала всё продумать наперёд, а потом уже делать, но далеко не всегда так получалось. События диктовали свои очень жёсткие условия, и им приходилось подчиняться, чтобы не сделать себе ещё хуже.
То, что случилось с ними в этот раз, наверное, было ожидаемо, ведь это была их первая совместная миссия, на которую их отправили через пару дней после того, как они увидели друг друга. Ну какая тут может быть эффективность? Хорошо хоть, что живы остались и сработали они для первого раза, кстати, очень даже неплохо, и это, если учесть, что вместе с ними были ещё и девушки, которых нужно было защищать. Так что результат был хорошим, но не для Синдиката. Этой организации важно было только то, достали подчиненные артефакт или нет, и по-своему начальники были правы, ведь, чтобы держать такую мощную структуру, состоящую из сильных подчиненных, надо поддерживать железную дисциплину и обладать поистине впечатляющей способностью держать на коротком поводке.
Когда Канта закрыл за собой дверь в квартиру Лорена, оба они оказались словно изолированными от течения обычной жизни, которая кипела в этом городе. Это тихое убежище информатора было лучшим местом для принятия важных решений. Напарниками надо будет отдохнуть, прийти в себя, все решить, а после отправляться в Синдикат за заслуженным наказанием. И самым важным в решении проблемы, связанной с проваленной миссией было то, что они должны были умолчать о тех свидетелях, что были с ними. Проблема касалась сугубо напарников, а впутывать в это девушек было бы неправильно.
— Наша миссия закончилась, когда мы упустили кристалл. Дальнейший этап развития событий, на котором мы, собственно, находимся, называется "выживание с минимальной вероятностью благополучного исхода," — Лорен лениво усмехнулся, продолжать смотреть на напарника, — Да можешь и не спрашивать разрешения, делай, что хочешь, — В этих словах чувствовалось то, что Лорену на самом деле все равно, что будет напарник делать в его квартире. Он отличался небрежностью в вещах, касающихся его лично. Единственное, к чему он никого не подпускал, это фотоаппараты и оружие, которые у него тут хранились. Сейчас они были убраны, так что Канта вряд ли мог узнать о своём напарнике что-то новое.
Когда антиквэрум ушёл в ванную, информатор перебрался на кухню. Там допил бутылку спиртного, после чего обошел собственную квартиру, внимательно осмотрев ее на предмет наличия какой-либо вещи, которая могла выдать его настоящую деятельность. На самом деле, если бы Штейлесу не выпал случай все осмотреть, он бы все равно не особо переживал бы, если б Канта вдруг догадался о его работе. Просто Лорен слишком хорошо умел врать и выкручиваться из ситуаций, когда всё кажется заведомо решенным и не в его пользу. Так же и сейчас он намеревался применить эту свою способность.
В ожидании напарника он сел на диван, стоящий в углу небольшой комнаты, выкурил еще пару сигарет, после чего открыл окно, разумно полагая, что Канта, когда вернётся, будет не в восторге от запаха сигаретного дыма, стоящего в комнате. Лорен намеревался сходить в душ после антиквэрума, а потом они смогут решить, что делать дальше и как быть. А сейчас саэтэрусу оставалось только ждать.

Отредактировано Лорен Штейлес (06.03.17 13:00:33)

Пока Лорен сидел на диване, ему начало казаться, что время остановило свой бесконечный бег, но отчетливо слышимый ход настенных часов, которые висели на кухне, говорил об обратном. В квартире было тихо только из-за того, что окна выходили в сторону узкого переулка, используемого местными для того, чтобы быстрее добраться до своих квартир, минуя основную улицу. Кто-то избегал лишнего внимания, кто-то не хотел афишировать своё присутствие, возвращение или же уход. Что касательно Лорена, то он добирался до своей квартиры через этот переулок только потому, что подъезд, ведущий в его апартаменты был расположен с этой стороны. Те квартиры, что были сверху и внизу от обители информатора, сейчас пустовали: дом не представлял из себя ничего хорошего и ценного, так что большая часть его жильцов давно съехала в более удобные жилища. Лорена же вполне устраивало такое положение вещей, так как это избавляло его от лишних свидетелей и чужих любопытных глаз. Именно поэтому информация, касающаяся того, что Штейлес прибыл сюда со своим напарником, вряд ли могла куда-то просочиться.
На первый взгляд это пребывание в квартире ничем не отличается от других, и обманчиво кажется, что здесь нет никого, кроме самого Штейлеса. Стоит закрыть единственный глаз, откинуться на спинку дивана и почувствовать, как начинают наливаются тяжестью уставшие мышцы. Глупо отрицать, что Лорен вымотался в конец и теперь мечтает лишь о душе, который вернёт его телу осознание реальности, и о мягкой кровати, в которую не особо-то хочется залезать в таком виде, в каком саэтэрус был сейчас, после прогулки по подземелью и драки с многоножками. Всё, что происходило с ним и его напарником за последнее время нанесло ощутимый удар по его крепкому организму, и сейчас это выливается в острое желание курить, в то время, как руки предательски дрожат и почти не слушаются. Пара глубоких вдохов и нервы начинают успокаиваться, однако информатор понимает, что его скоро накроет повторно. Адреналин прокатывается по артериям в ритме пульса и неуклонно увеличивает свою концентрацию. Странно ощущать это сейчас, когда всё уже позади и опасность миновала. Глухое тиканье часов создает иллюзию присутствия кого-то одушевленного. Лорен опирается локтями о колени, сжимает пальцами виски и остается так сидеть, слушая гул крови в ушах, до того самого момента, пока его не зовёт напарник.
"Что там у него случилось?" — несколько обеспокоенно думает информатор, но голос не выдает волнения, отчеканивая в ответ на вопрос Канты сдержанную фразу:
— Не парься, всё у меня найдётся, — И, спустя какое-то время после того, как дверь в ванную снова захлопывается, добавляет:
— Даже чего нет, найдётся, — Ну вот, оказывается проблема этого антиквэрума в том, что он остался без шмоток. Что ж, это надо как-то решить и исправить, пока тот не вылез из ванной и не начал возмущаться. Ходить здесь в чем мать родила Канта точно не будет, а Лорен не позволит по той простой причине, что окончание их вечера тогда точно будет предсказуемо. Бросив взгляд в сторону приоткрытого окна, информатор лениво поднимается с дивана, на котором уже провёл количество времени, необходимое для того, чтобы уже не желать двигаться и перемещаться в пространстве. Курить хотелось безумно, но саэтэрус обещал себе сначала найти одежду для Канты, а потом только выкурить пару или тройку сигарет. Но, когда подходящего размера одежда оказалась у него в руках, в пепельнице уже находилось несколько окурков. Так что своё слово Лорен не сдержал, но ему было на это плевать. Сейчас важным было то, чтобы Мория не взъелся на него из-за не подходящих для его красивой персоны тряпок.
"Вроде по размеру должны подойти," — подумал информатор, растягивая найденные брюки в районе пояса, будто старался прикинуть в уме, налезут они на Канту или нет. Штейлес уже не помнил, откуда у него в шкафу взялись эти шмотки, но выглядели они весьма неплохо. Главное, чтоб они не были забыты каким-нибудь парнем, подрабатывающим ночами, или каким-то случайным знакомым из ближайшего клуба. Хотя нет, Лорен начинал припоминать, что покупал эту одежду для одной фотосессии, которая имела место быть не так давно, и почти сразу же информатор поймал себя на мысли, что не мог бы дать пользованную одежду Канте. Для него это были весьма странные мысли, ну да ладно.
Бросив брюки и рубашку на тумбочку рядом с ванной, саэтэрус постучал в дверь, как Канта и просил, и, не получив ответа, ушёл обратно на диван. Вроде бы антиквэрум был в ванной не так долго, но Штейлес уже успел снова потеряться в мыслях, так что, когда дверь распахнулась, он не сразу понял, где находится. Вроде он не заснул: там ощущения другие, значит, просто задумался, откинувшись на спинку дивана и поджав под себя одну ногу. Одежду всё-таки пришлось Канте подать, так как тумбочка, где Лорен её оставил, находилась не так близко от двери, ведущей в ванную комнату. Ожидая, пока напарник окончательно освободит ванную, информатор стоял рядом с дверью, облокотившись плечом о стену. В конце-концов Мория удосужился уступить ему место, в ответ на что Лорен лишь бросил на напарника осуждающий взгляд, мол, ты слишком долго.
Он сам устал и хотел отдохнуть, но, когда холодная вода коснулась его тела, понял, что сегодня точно не заснёт. Он стоял под ленивыми потоками воды, стекающей по его уставшему телу, и курил, медленно затягиваясь и не выпуская сигарету изо рта. Обеими руками он оперся о стену напротив себя, уставившись отсутствующим взглядом прямо перед собой. Волосы быстро намокли и неприятно липли к телу, которое вскоре начало вздрагивать из-за моментально теряющегося тепла. Выдохнув очередную порцию никотинового дыма, Лорен хрипло выругался и откинул голову назад. Тлеющий огонь сигареты сдался под напором холодной воды, которая быстрыми каплями разбивалась о лицо информатора. Её холод словно забирал усталость и возвращал желание жить. Потом ещё пара сигарет и бутылок спиртного завершат начатое ею дело, а утром Штейлес будет в норме. Достав изо рта затушенную сигарету, он с наслаждением ломает её о стену, потом бросает то, что от неё осталось, вниз и смотрит, как вода смывает развороченные куски той никотиновой дряни, от которой он не может отказаться вот уже сколько лет.
Когда он вышел из ванной, застегивая на хочу новые брюки и пояс, в комнате уже темнело. Он не стал включать свет, поняв, что Канта спит. Стоило замереть на какие-то мгновения, чтобы услышать ровное дыхание напарника. Этот эгоист занял его кровать, но Штейлесу было всё равно: он не смог бы заснуть при всем желании и усталости. Забравшись на подоконник с ногами, он сел вдоль окна, так что и комната и улица были ему отлично видны. За окном догорал вечер, а в воздухе, врывающимся в комнату через распахнутое настежь окно, разливалась прохлада. Город вздыхал миллионами голосов. Он убаюкивал и обещал подарить сновидения, которые на время заставят забыть о проблемах и боли здешнего мира. Сейчас, сидя на подоконнике и затягиваясь до боли в скулах дымом очередной сигареты, Лорен думал о том, что слишком давно не был здесь. Пожалуй, он даже сказал бы этому городу: "Я скучал." Он не появлялся тут с того самого момента, как попал в Синдикат, а это возвращение давало приятный вкус надежды. Он выберется. а, если он сможет, значит, напарник тоже. Сейчас Канта спал где-то в глубине комнаты, и Лорен ему не мешал. В этом моменте было что-то определенно прекрасное и неуловимо вдохновляющее. Лорен любил не спать, когда кто-то другой был в мире грёз. Он чувствовал себя хранителем спокойствия ночи и безмятежности чужого сна.
Спокойной ночи, мой друг, увидимся завтра.

Отредактировано Лорен Штейлес (14.03.17 08:38:40)

Что можно успеть сделать за шесть часов? За шесть часов чистого времени? А, если это время увеличить на два часа? Таким образом, станет целых восемь часов. Это четыреста восемьдесят минут и это целая ночь вместе с периодом раннего утра. Можно успеть сделать очень многое, но только, если максимально не отвлекаться ни на что другое и сосредоточиться на конечной цели. Лорен же потратил ночь на размышления. Нет, это не были пустые мысли, это не были страхи, облекающиеся в чётко сформулированные предложения, это не были утопические идеи, выраженные в неясном языке сомнений. Он не знал, сколько кругов сделала минутная стрелка, прежде, чем небо стало совершенно чёрным, а потом в какой-то момент его края стали приобретать нежно-розовые оттенки. Лорен слышал ход настенных часов, висящих на кухне, но, хотя в самом переулке, куда выходило окно, было достаточно тихо, их все же заглушал гул ночного города. За эту ночь он выкурил много сигарет, от дыма уже кружилась голова, а пепел и сломанные окурки до краев заполнили пепельницу, стоящую на подоконнике рядом с информатором. Ему обманчиво казалось, что он смог отдохнуть за эту ночь, когда на самом деле это было не так. Да, пока Лорен сидел на подоконнике, ему не нужно было тратить силы, но вот любое движение всё же отдавалось пока что лёгкой степенью головной боли и головокружения. Хреновое состояние, если честно, когда впереди его и напарника ждёт весьма сложный и важный разговор, а потом — объяснение с начальством Синдиката. Скорее всего, они будут иметь дело с Гиталом, и тогда ещё можно надеяться хоть на минимальную вероятность благополучного исхода. А это значит, что их не сразу убьют, а будут решать, что делать с этими напарниками, провалившими миссию, и дадут им хоть немного времени. Такая перспектива была получше, нежели неминуемая гибель в подвалах Синдиката, но она тоже была не самой хорошей. Для того, чтобы выиграть время, а, значит, и шанс на продолжение существования в нормальном состоянии, а не в качестве подопытного или личной игрушки Тристанда или какого другого любителя развлечься, надо будет убедительно врать. Да, другого выхода у них просто не было, так как Лорен по-любому не собирался говорить о девушках, которые были вместе с ними в подземелье. Конечно, существовал риск, что либо Ревери, либо Рани, если они остались в живых, скажут о напарниках главе клана Дансенфэй, которому служат, и тогда информация может дойти и до Синдиката. Этот факт не стоило исключать, но Штейлес почему-то хотел надеяться, что этого не произойдёт. Он боялся, что девушки все же погибли, и это мучило его даже больше, чем осознание трудности положения, в которое он и Канта попали. Со своими проблемами он все-таки сможет разобраться, сложно это будет или нет, не важно, а вот смерть ни в чем не виноватых Ревери и Рани Лорен не сможет себе простить. Как он будет жить дальше с осознанием этой вины? Это слишком трудно, тем более, не хотелось бы, чтоб такой жуткий отпечаток остался на его первой миссии, выполняемой вместе с Кантой.
Первые лучи восходящего солнца мягко скользнули в темноту комнаты, когда Лорен услышал, как напарник зашевелился. Видимо, проснулся, но, как и следовало ожидать, поднялся с кровати Мория не сразу. Информатор так и сидел на подоконнике, при малейшем движении чувствуя, как затекли мышцы, и поэтому он старался особо не шевелиться. К тому же голова продолжала болеть, что нарушало строй важных и необходимых мыслей. Затушив сигарету, Лорен потер пальцами виски, словно пытаясь унять головную боль, но эти ничуть не помогло. Он не сразу ответил на вопросы напарника, а лишь тогда, когда Канта все-таки сел на кровать.
— Не спал, — подтверждает догадку Канты, но произносит это таким будничным тоном, словно ничего такого в бессонной ночи и не было. Для Лорена не спать было нормой, и не важно, какая этому причина. Он мог просидеть целую ночь в одном положении и при этом после не чувствовать себя разбитым. Ему было важно наличие сигарет под рукой, а остальное не столь необходимо. Он проводил многие ночи один на один со своими мыслями, но иногда этому были и другие причины. Сейчас был тот случай, когда информатор потерял счёт времени из-за обдумывания плана действий, но, как ни странно, ему казалось, что он не сможет сказать что-то внятное и вразумительное.
На второй вопрос своего напарника Лорен не отвечает, то ли потому, что хочет, чтобы Канта сам всё вспомнил, то ли потому, что считает вопрос неуместным. Этот вопрос Канта задал, как только проснулся, поэтому кто знает, что ему там почудилось со сна. Лорен молчит и поджигает следующую сигарету. Сухой щелчок зажигалки спивается в уставший мозг, и на время в голове воцаряется полнейшая тишина. Рыжий затягивается, откидывает голову назад, чувствуя под затылком холодную и ровную поверхность стены, и после короткой задержки дыхания выпускает дым изо рта. От взгляда Лорена не укрывается то, как Канта прижимает руку к себе.
— Что с рукой? — сухо и бескомпромиссно припечатывает, ясно давая понять, что намерен получить ответ. Информатор отлично знает, что, если Канта сегодня хоть что-то сделает не так, то сам Лорен сорвётся. Но с виду он спокоен и уравновешен, как обычно, вот только общее состояние хреновое. Хочется закрыть глаза, и сидеть так, чувствуя, как мозг от усталости начинает отключаться, но все-таки остается связанным с внешним миром, не пропуская ни единого звука и все так же, как обычно, фиксируя всё в подкорке.
— У нас не более суток, — Отвечает лениво, словно прикидывая в уме, верно ли предположил, и останавливает на своём напарнике, который сейчас подошёл к окну, внимательный взгляд. Потом провожает его точно таким же взглядом, пока тот отходит и садиться за стол. "Вот, блин, ведет себя так, как будто это его квартира," — А параллельно прикидывает, не осталось ли на столе каких-то вещей, которые могут выдать его вторую, скрытую от многих, деятельность. В общем-то и на самом деле ему все равно, как Канта себя ведёт. Ему всё равно, что он спал на его кровати и что сейчас сидит за его столом. Ему плевать. Хочется только отдохнуть, оставшись в тишине, а не обсуждать проблему, которая и так терзала его мозг на протяжении всей ночи. Головная боль усиливается, в ответ на что Лорен лишь едва заметно морщится и снова затягивается, словно от этого ему станет легче.
— Когда мы вернёмся в Синдикат, нас уже, скорее всего, объявят в розыск, так как время, выделенное на выполнение миссии, на тот момент уже закончится, — Лорен делает паузу, тяжело вздыхает и смотрит на тлеющий конец сигареты, которую держит между пальцев, — Нас возьмут под стражу и заставят писать отчёт о том, как прошла миссия, в присутствии начальника, но так, чтобы мы не смогли посоветоваться и состыковать детали, поэтому наша задача всё обсудить сейчас, чтобы не ошибиться и получить шанс остаться в живых, — Информатор говорит с некоторыми паузами, словно ему трудно формулировать свои мысли, однако голову просто разрывает от их количества. Ему трудно выбирать верные и самые нужные так, чтобы сохранить порядок и логику своих рассуждений, — О девушках, понятное дело, мы писать вообще не будем. Там были только я и ты, другого не дано, — саэтэрус останавливает внимательный взгляд на своём напарнике, ожидая, что антиквэрум ответит.

За окном медленно светлело, а, если посмотреть на ровные ряды домов, стоящих чуть поодаль от здания, где жил информатор, то можно увидеть, как от их блестящих крыш отражаются лучи восходящего солнца. Совсем скоро прохладное утро сменится разгорающимся днём, часовая стрелка продвинется вперёд, а Лорен вовсе не хотел, чтобы что-то менялось сегодня с такой быстротой. Ему было хорошо на этом подоконнике, этим утром, хотя он и чувствовал себя хуже, чем обычно. Почему-то, несмотря на всю сложность ситуации, возникшей в связи с полностью проваленной миссией, ему было в какой-то степени спокойно. И это было связано только с тем, что он так и не поменял своего местоположения, и это давало обманчивое ощущение некой защищенности, словно ничего не поменяется и в дальнейшем. Но иллюзии рано или поздно исчезают, поэтому, затушив сигарету и оставив окурок в пепельнице, Лорен всё-таки покинул подоконник. Его уставшее тело плохо слушалось, а ноги из-за того, что очень долгое время находились в полусогнутом состоянии, затекли и теперь болели. Хрипло матерясь, Лорен кое-как добрался до кровати и сел теперь уже на неё, но с той лишь целью, чтобы за небольшой промежуток времени прийти в себя, а после уже что-либо делать. Из-за того, что напарник сидел за столом, Лорену не составляло труда не терять Канту из виду. Потребность в зрительном контакте — вот причина этому, а отнюдь не недоверие. Штейлес почему-то знал, что этот антиквэрум не будет бить в спину, ни сейчас, ни после, когда они вылезут из этого дерьма. Это ощущение, возможно, появилось после того, как Канта не дал Лорену умереть в смертоносных объятиях тритона, а ведь у синеволосого были все шансы избавиться от ненавистного саэтэруса. Тогда не пришлось бы объяснять начальству, почему Лорен погиб. Ну, да, оказался убит монстром подземелья. Убит из-за собственной неосторожности, и что тут поделаешь? Но Канта этого не сделал. Трудно предполагать, что на уме у этого антика, но вот о предательстве он очень вряд ли думает. Ему, вероятно, проще самому убить Лорена, но не подставлять.
Информатор щуриться от яркого света, который разливается по комнате. Основной минус расположения спальни — это то, что она находится со стороны, откуда восходит солнце, поэтому даже ранним утром тут уже невозможно спать. Кухня же располагается с другой стороны, поэтому напарникам лучше переместиться туда, чтобы избежать яркого света лучей, которые слепили и не давали нормально рассмотреть собеседника.
— И как же мы сообщим о нашем провале заранее, чтоб твари Синдиката ещё и подготовиться успели? Ну, на фиг, я не буду этого делать, — Отмахивается и смотрит куда-то в сторону, слушая дальнейшие слова напарника. Тот всё говорит верно, вот только Лорену надо это обдумать. Головокружение так и не прошло, головная боль — тоже, но вот тяжесть из затекших мышц уже почти уходит, так что информатор поднимается на ноги, и небрежно бросает:
— Пошли на кухню. Может, чего поесть найдется, — С этими словами направляется в сторону названного помещения. Нет, он не пропустил мимо слова напарника, просто сейчас им все-таки надо поесть, а, сидя за столом, можно продолжить разговор. Лорен искренне верит в то, что у него все-таки есть что-то из еды, ибо идти сейчас в магазин нет никакой охоты. Мало того, что при таком раскладе можно попасться на глаза нежелательным личностям, но и достаточного количества денег у Штейлеса не было. А его внешность, как и внешность Канты весьма запоминающаяся, так что лучше остаться в пределах этих четырех стен до того момента, как они вдвоем отправятся обратно в главное здание Синдиката.
Налив в электрический чайник воду из-под крана и включив его, Лорен изучил собственную кухню на предмет наличия еды. При абсолютно пустом холодильнике ему удалось найти только крупу, хлеб и всего только один вид печенья. Всё это, конечно, не испортилось за время отсутствия Лорена, но и не являлось слишком свежим продуктом.
— Эй, Канта, может мне тебе кашу приготовить?! — орет на всю квартиру, сдерживая смех по причине того, что опрометчиво представил, будто Канта, который, кстати, ещё оставался в другой комнате*, только и делает, что ест кашу и вообще больше ничем не питается. Признаться, Лорен не знал, зачем купил этот пакет крупы, но его наличие не было свойственно для кухни Лорена. Информатор вообще мало ел, так как всегда проще покурить, и голод в таких случаях отходит на второй план.
— Ладно, смотри сам, чё есть будешь, — хмыкает, выгружая на небольшой кухонный стол всё, что нашёл, после чего достает из шкафчика над столешницей две чашки и заваривает в них чай. Смотря, как пар от кипятка поднимается наверх, достает из заднего кармана брюк пачку сигарет и зажигалку, закуривает, не без удовольствия затягиваясь, словно не курил уже очень давно. Бросив зажигалку на столешницу, ставит на кухонный стол обе чашки и, отодвинув деревянный стул ногой, садиться за стол, откидываясь назад так, что стул опирается только на две ножки их четырёх. И, дождавшись Канту*, продолжает недосказанную речь:
— По поводу подкрепления.. Мммм, знаешь, — Лорен замолчал, вертя между пальцев сигарету и рассматривая её тлеющий огонек, — Нам от этого проще не станет, а в Синдикате тоже не дураки. Чтобы запрашивать подкрепление, мы должны располагать информацией о тех, кто украл у нас кристалл, в противном случае, это всё бесполезно. У нас нет этой информации, значит, и потребности в подкреплении — тоже. В остальном с тобой согласен, — Последнее предложение касалось вранья по поводу отсутствия девушек в том, что происходило в подземелье.

*данные факты согласованы с соигроком

Отредактировано Лорен Штейлес (17.03.17 19:02:07)

Пожалуй, Лорен слишком привык к тому, что его называли совершенно разными словами, так что на брошенное Кантой — "идиот" — Штейлес никак не реагирует. Так кажется со стороны, но информатор лишь прячет едва заметную усмешку за клубами белого дыма. Он не собирался прекращать курить, не сейчас, в присутствии напарника, ни после, когда тот уйдёт. Для него это было так же важно, как поддержание количества магической энергии в норме, так же, как для слабых рас — дышать, только вот Лорен слишком редко вдыхал нормальный воздух, предпочитая ему едкий дым, никотин которого приятно кружил голову, убирал любое нервное напряжение, помогал расслабиться или привести в порядок мысли, разрывающие время от времени мозг информатора своим количеством. Сбив отточенным до автоматизма движением пепел в стоящую на столе пепельницу, рыжий снова затягивается, и, чуть щуря зелёный глаз, смотрит, как напарник садиться за стол, а после отпивает только что заваренный, горячий чай. В этом мгновении есть что-то по-домашнему уютное, в том, как Канта держит обеими руками чашку, как рефлекторно и едва заметно прикрывает глаза, смакуя на языке вкус чая, ещё не убрав её керамический край от красивых губ.
— Не могу, — усмехается в ответ на вопрос Канты, касающийся возможности прекратить курить, — Зависимость, удовольствие и привычка. Всё вместе и по отдельности неистребимо. Я никотиновый наркоман, если ты ещё не понял, — И, словно для того, чтобы его слова звучали более убедительно, затягивается, задерживает дыхание и выпускает дым через рот и нос, отдаваясь ощущению привкуса горечи на языке и привычного головокружения.   
— Что ты имеешь в виду под словом "дергаться"? Ты о предупреждении? Или о ложной информации о необходимости подкрепления? Если о последнем, то я бы так не рисковал, — А в уме прикидывает возможные варианты развития событий, — Всё-таки Синдикат не из дураков состоит, и в обращении с ними нужна хитрость. Надо обмануть их так, чтобы нам не отрубили за это головы, и так убедительно соврать, чтобы заставить их задуматься о нашей судьбе, даже, если они отправят нас в темницу. Сечёшь, о чем я?
Лорен смотрит прямо в глаза напарника, словно собирается там увидеть ответ на свой вопрос, вот только, если присмотреться, то станет понятно, что не эта цель информатора. Он смотрел на Канту, ожидая его ответа, его слов, которыми будут выражены его сомнения, всё-таки Лорен прекрасно понимал, что антиквэрум служит Синдикату очень долго, а то, что при такой системе, какая действует в этой организации, смог остаться в живых, открыто говорило о том, что Мория разбирается в хитросплетениях этих законов и умозаключений сумасбродных начальников. Понятно, что ему известно гораздо больше, чем Лорену, а возможность узнать новую информацию, пусть и ту, которой в полной мере располагает кто-то другой, а именно: напарник, — заставляла Штейлеса по-другому смотреть на Канту, смотреть на него, как на очень полезный источник этой самой информации, и притом, самый доступный. Стоило правильно сформулировать вопросы, а Канта сам ответит на них, но вот обманывать синеволосого и использовать Лорен не хотел. В это мгновение, пока он смотрел в синие глаза, его жажда наживы сошлась в противостоянии с более благородными чувствами, не дающими пользоваться своим собственным выгодным положением, в котором информатор оказался. Лорен прекрасно знал, что всех денег не заработаешь, а вот такой возможности заполучить близкого друга у него может больше и не быть. Нет, Штейлес не ставил перед собой цель быть для Канты кем-то, кроме напарника, но быть напарником напрямую означало — доверять, а предать чужие чувства того, кто верил ему, Лорен не мог. К чёрту деньги и эту информацию, которая обычно стоила ему слишком многого. Плевать на это, но вывод о том, что глаза этого антика обладают способностью изменять решения и взгляды, сделать всё-таки стоило.
— Доказательство того, как всё было, у нас в голове, — Лорен прерывает зрительный контакт и тушит сигарету в пепельнице, откидывается на спинку стула, оставляя его в прежнем положении, — Или ты хочешь сказать мне, что у вас там не практикуется сбор информации прямо через мозг? Или проверка её достоверности с помощью каких-нибудь сывороток или тому подобного дерьма? Чтобы нас в такой ситуации не спросили о свидетелях, надо об этом убедительно соврать до самой процедуры и дать псам Синдиката наживку в виде потенциальной опасности врагов, которые украли кристалл. Тогда они вцепятся только в это, чтобы узнать детали, которые зафиксировал наш мозг, но не сознание, — Лорен постучал себя по виску, — И им будет всё равно до того, был с нами кто-то или нет. Конечно, есть риск, что будут проверять всё. Ну, я лично, проверял бы от и до, — Информатор как-то зловеще и коротко засмеялся, явно представив себя на месте тех вершителей судеб, — Ладно, давай теперь по порядку. Как действуем? Информируем их о провале, потом телепортируемся туда, пишем отчёт, где не указываем наличие девушек, а после отправляемся прямиком на допрос при помощи ментальной магии или чего-то подобного?
— И, кстати, я не спрашивал, надо ли нам докладывать, — Лорен чуть разводит руками и возвращает стул в нормальное положение, не заботясь о том, чтобы ножки этого предмета мебели соприкоснулись с полом как можно тише. Вместо этого они с громким стуком опускаются на пол, разрывая тем самым тишину повисшей паузы между фразами, произносимыми информатором. Лорен опирается локтями на стол, наваливаясь корпусом вперёд, — Я спросил: как? Вот как ты собираешься проинформировать начальство? Будешь звонить им отсюда? Я не позволю, так как сразу засекут местоположение моей квартиры, о которой им сейчас не известно, — сказав это, осёкся, внезапно осознавая, что ляпнул лишнее, но в выражению его лица, так же, как и во взгляде, ничего не поменялось. Могло показаться, что Штейлес либо упустил свою мысль, либо думает, как лучше сформулировать её. Канта имел полное право сейчас спросить, откуда у этого саэтэруса столько уверенности в том, что информации у Синдиката о местонахождении его квартире нет? Конечно, Мория мог спросить об этом и раньше, но сейчас это несоответствие фактов стало слишком очевидно. Придётся Лорену делать вид, что он не в курсе, но этот антик тоже не дурак. Неловко вышло.

В принципе, Канта был прав, говоря о том, что исход всей этой ситуации лишь один и не трудно догадаться, какой. Теперь, что бы офицеры не пытались предпринять, они всё равно окажутся за решеткой темницы в каком-нибудь подвале, а вот выйдут они оттуда или нет, вопрос. И именно на этот исход можно было повлиять, об этом Лорен и думал, а не о том, чтобы избежать заключения. Слова напарника крюками застревают в голове, но Канта по-своему изворотлив и не говорит ничего лишнего, того, что могло бы увеличить количество знаний Лорена о Синдикате. Делает он это осознанно или нет? Штейлес предостерегающе щурится, но ничего не говорит. Почему-то он не сомневается в том, что привычка скрывать то, что может навредить впоследствии, в разговоре с мало знакомым человеком или с тем, кому антик не доверяет, стала для него чем-то наподобие рефлекса. Это уже не искореняется и никаким образом не изменяется. Это может исчезнуть в их разговоре только в том случае, если Мория научиться доверять, но данное развитие событий Лорен не рассматривает как возможное. Проще не замахиваться на то, что заведомо невозможно, а то, что Канта никого не подпускает к своей персоне близко, не подлежит никакому сомнению. Штейлесу не надо долго за кем-то наблюдать, чтобы сделать некоторые выводы. Конечно, чтобы вникнуть в тонкости, надо потратить больше времени, внимания и сил, но пока общих наблюдений хватало с лихвой.
За окном уже вовсю разгорался день, солнечные лучи заливали город, побуждая его жителей скорее заняться своими делами и успеть завершить их до того, как наступит вечер, а за ним — ночь. В квартире же, где находился Лорен и его напарник, казалось, что время остановилось. Да, офицеры разговаривали о проблеме, которая беспокоила их, но тот день, что наступал за окном, словно бы не касался их. Время медленно текло, замедляясь здесь, на кухне, и почти полностью останавливаясь в самом восприятии мозга. Лорен отчужденно смотрит, как Канта поедает печенья, по всему видимому, пытаясь справиться со стрессом. Что, закаленного в боях воина, пугает мысль о бесчестной участи? Он боится быть названным слабаком. Боится оказаться среди тех неудачников, которых ломает система "Чёрного Трибунала." Лорен лишь усмехается, и эта его усмешка в контексте происходящего кажется какой-то демонической. Будто он всё знает и сможет избежать любую сложность. Словно всё идет по одному ему известному плану, целью которого является эффектное окончание всего этого бреда. 
Со слов Канты становиться ясно: обмануть начальников не получиться, а Лорен слишком хорошо понимает, когда рисковать стоит, а когда нет. Сейчас тот вариант, когда правда будет спасением, как бы это противоречиво не звучало. Штейлес мог бы позволить себе врать, но не в том случае, когда отвечал за жизнь ещё одного существа. Он мог бы врать, как никогда не врал, мог бы выкрутиться, мог бы нести полную чушь, в которую поверит только идиот. Мог разыграть дурачка, мог прикинуться полным идиотом, с которым лучше не связываться, и из которого ничего не выбьешь. Но у Канты не было таких умений, которые приходят лишь с опытом, связанным с деятельностью определённого рода, который Штейлес и занимался. А так, раз пить чашу страданий до дна, то только вдвоем. Лорен не бросит напарника, но, почему, сложно сказать. Наверное, потому что быть напарником — это обязанность закрывать другому спину, обязанность, которая не удручает, а дает силы, потому что твою спину также закроют. По одному в Синдикате не выживают, не зря ведь Лорена поставили вместе с Кантой.
— Они по-любому будут проверять, так что врать не имеет смысла. Да, укажем их только фактом, распространяться не будем, — Информатор поднимается из-за стола, опираясь о него обеими руками, после чего бросает на напарника взгляд с высоты своего роста и в силу положения сверху вниз, — И хватит тут рассиживаться. Пора валить в сторону Синдиката, — Теперь уже всё равно, насколько раньше они там окажутся, а смысла тянуть время нет. Будет хуже, если их будут искать и найдут.
— Сейчас приду. Жди здесь.
Лорен направляется с кухни в сторону ванной, где оставил форму офицеров Синдиката, которую ночью почистил от пыли и грязи, оставшейся после посещения подземелья. Это было не легко, но одежда была приведена в более менее нормальный вид. У него все равно было много времени, ведь он и так не спал. Захватив форму, свою и чужую, вместе с обувью Лорен заходит в спальню и бросает на кровать одежду напарника.
— Вали сюда. Переоденься обратно в форму. Те шмотки, какие я тебе дал, оставь здесь, чтоб у псов Синдиката подозрений не было, — Лорен отлично знал, что напарник очень вряд ли горит желанием оставлять у себя новую одежду, но и вряд ли сильно хочет залезать в форму, которая далека от хорошего состояния. Оставив одежду Канты на кровати и бросив его сапоги на стул, стоящий у стола, Лорен покидает спальню и сам направляется в ванную, где достаточно быстро, попутно матерясь, переодевается обратно в офицерскую форму.
— Ненавижу этот Трибунал! — подытоживает, шнуруя сапоги, и, закончив, раскуривает сигарету, выходит из ванной, — Эй, узкоглазый! — Зовёт напарника, мало заботясь о том, что за такое обращение Канта захочет порубить его на куски. Ну кто ж виноват в том, что у Мории на самом деле миндалевидные, красивые глаза, которые Лорен решил считать узкими? — Ты готов?
В ожидании антиквэрума, Штейлес полностью вооружается так же, как и в тот момент, когда приступал к выполнению миссии. При нём Ингрэмы, пара ножей и достаточный запас пуль. Только сейчас, пока он убирает клинки в ножны, а Ингрэмы — в кобуру, ребра сжимает от какого-то странного предчувствия, будто он идёт на верную смерть. Это странно, ведь их сразу убивать никто не будет, пока не разберутся, что к чему. Никаких осечек быть не должно, и единственное, на что Лорен надеется, как бы странно это ни звучало, это то, что его взяли в Синдикат потому, что кому-то он был очень нужен. Этот кто-то подстроил его проигрыш, уложил его на длительное время в больницу, и всё это по договоренности с теми, кто тогда атаковал малоизвестную организацию вместе с ним и парой других наёмников. Этот незнакомец может его спасти, а раз его не убьют, то и напарник тоже останется в живых. Так что Лорену остается закрыть глаз и отдаться в руки того  неизвестного, кто имеет на него какие-то виды. И он не берёт в расчет то, что этим кем-то может быть один из начальников. Если так, то всё намного хуже. Смотря на собственные руки, Лорен сжимает одну их них в кулак, вспоминая, как без малейших колебаний перерезал чужие глотки. Это ощущение чужой жизни в его руках давно не повторялось, но воспоминания о том адреналине, жгущем кровь, пожалуй, никогда не покинут его голову. Видимо тоже самое чувствуют люди "Трибунала", когда отправляют на смерть провинившихся. Что будет делать та личность, которой он нужен, Штейлес не может предполагать, но ему ли не знать, сколько стоят вложения в него самого, чтобы из обычного наёмника, пусть и жестокого и беспощадного, он стал полноправным членом Синдиката, тем, кто имеет право называться офицером и быть напарником самого Канты Мории?

Называя своего напарника узкоглазым, Лорен даже не мог предположить, что это вызовет такую бурю негодования со стороны Канты, и в первые секунды эта самая буря чуть было не снесла информатора с ног. Наверное, если бы Штейлес не был физически сильнее этого антика, то непременно отправился бы на пол со всеми вытекающими последствиями. Однако этого не произошло. Чужая крепкая хватка на воротнике, и на какие-то секунды Лорен борется с желанием вломить своему напарнику с короткого замаха прямо в челюсть, чтобы больше не смел лезть и уж тем более не приближался так резко и быстро. Что поделать: рефлексы. Если б Лорен не был уверен, что здесь только Канта, то исход был бы ещё печальнее. Но сейчас нервный импульс замирает на рефлекторной дуге где-то на уровне спинного мозга, так и не дойдя до мышц, перебитый трезвым осмыслением ситуации. Лорен не собирается бить своего антика. Даже сейчас, когда тот так открыто демонстрирует ненависть и неприязнь. Вместо этого Штейлес какое-то время просто смотрит прямо в синие и кажущиеся бездонными глаза Древнего. Молчит в ответ на полные гнева слова. Его и Канту разделяет всего несколько сантиметров, но, похоже, из-за своего гнева напарник не замечает того, что оказался настолько близко. Информатор остается непроницаем и тогда, когда поддается чужому движению, намеревающемуся оттолкнуть его прочь. Он поддается, поэтому у Канты получается поменять положение Лорена в пространстве относительно окружающих его вещей и предметов небогатого интерьера. Что ж, раз хочет так, то пускай, вот только Штейлесу странно, что он сам никак не отреагировал на такое демонстративное поведение со стороны того, кого мало знает. Не в его это стиле было позволять тем, кто находится у него в доме, вести себя подобным образом, но этот раз, похоже, становится исключением из многих правил.
— Так сам же меня полукровкой называешь, — усмехается, отворачиваясь чуть в сторону, пряча взгляд за прядями длинных волос, упавшими на лицо, и даёт напарнику время, чтобы тот окончательно выплеснул свой гнев, — Не обязательно демонстрировать то, насколько ты злой. Я и так в курсе, — Говорит жёстким тоном, а на самом дне единственного глаза вспыхивают едва заметные тёплые искры. Их трудно заметить тому, кто почти не знает информатора, но его произнесенных слов хватает для того, чтобы дать понять, какое у него отношение к ситуации. Лорен не был намерен ругаться, а такая реакция Канты пусть его несколько и озадачила, но не заставила поменять мнение. Со всеми случается, а то, что Мория был вспыльчив, не подлежало сомнению. Однако этот антиквэрум не был похож на того, кто при любом удобном случае прикладывает силу. Так что стоило сделать вывод, что подобное поведение в какой-то мере является следствием нервного напряжения и стресса, и единственное, что мог сделать Лорен, — это не называть Канту узкоглазым повторно и постараться никак не задевать его в ближайшее время, иначе за каждым неверно сказанным словом незамедлительно будет следовать негативная реакция со стороны антиквэрума.
Чуть покосившись в сторону меча, который Канта чуть обнажил, Штейлес отошёл от стола, около которого находился всё это время. Он сам уже полностью собрался, и Канта тоже, поэтому им не было необходимости оставаться в комнате. Окинув свою квартиру взглядом, в котором можно было прочитать обещание вернуться, Лорен шагнул вслед за своим напарником в портал, который перенёс их обоих туда же, где они упустили кристалл. Воспоминания неприятно резанули по сознанию, но информатор отбросил их в сторону, таким образом добиваясь того, чтобы они не вызывали негативных эмоций. Пока Канта докладывал по рации состояние их миссии, Лорен просто ходил поблизости, лениво пиная мыском своего тяжелого ботинка мелкие и более крупные камни, время от времени пытаясь перевернуть те из них, которые были достаточно плоскими. Его внимание сосредоточилось лишь на этом чисто механическом действии, но это отрезвляюще влияло на перегруженный информацией мозг. Это вводило в состояние некого транса, и проблемы будто сами собой временно исчезали с горизонта. Информатор намеренно не преследовал эту цель, но подсознательно стремился именно к ней: ему нужна была полная перезагрузка мозга, и теперь он её получил. Когда Канта закончил говорить, Лорен остановился чуть позади напарника и перед тем, как убрать руки в карманы, закурил.
— Ну, что? Повоюем за место под солнцем? — чуть подмигнул Канте, словно уже всё просчитал наперёд и дело осталось за малым, — Главное действовать по плану, — По плану, которого у них толком не было. Лорен хотел сказать своему офицеру, чтоб держался рядом, но не стал, прекрасно понимая, что Канта не потерпит, чтобы его считали зависимым от кого-нибудь, пусть даже и от собственного напарника. Раз долго работал один, значит, разучился полагаться на других.
— Пойдём.
Следующая телепортация направляет их обоих на Дизариас, в город Венадо, к главному зданию Синдиката «Чёрный Трибунал». Ненавистное место. Но с этим приходится мириться. Что их там ждёт, сложно сказать, но всё, что было до этого, — детали по сравнению с тем, что им предстояло пережить. Не оборачиваясь назад и точно зная. что Канта последует за ним, Лорен направился к дверям, ведущим в тёмное чрево здания. Тяжелые двери словно нехотя отворились и впустили напарников внутрь, туда, где их, скорее всего, ждали и не с лучшими намерениями. Может даже, они оба в последний раз перешагнули порог этого здания. Кто знает. Но Лорен об этом не думал. Сдаваться было ещё слишком рано.

Отредактировано Лорен Штейлес (04.04.17 23:02:59)

Грандиозное здание организации «Чёрный Трибунал» возвышалось среди зловещего пейзажа не менее зловещим изваянием. Казалось, в его монолитных стенах застыли века, сложившиеся в столетия. Аура гигантской архитектуры, угрожающая и пронизывающая холодом, нависла над территорией, словно предупреждая случайных путников об исключительном зле, пропитавшем каждый миллиметр всего сущего здесь. Но дороги, ведущие к комплексу древних зданий, пустовали, окутанные сумерками и клубящимся туманом. Свинцовые облака замерли в небе мертвой картиной и нисходя до самого горизонта, казалось, соприкасались с ним. Здесь редко всходила горячая звезда Лэчида, служащая планете естественным светилом. Здесь было холодно, хотя снег, сдуваемый сильными ветрами, надолго не задерживался, уступая место промозглой и неприветливой погоде. Комплекс зданий, принадлежащих Синдикату, раскинулся на огромной территории, составляющей в сумме треть от города Венадо. Как и город, Синдикат был окружен высокими каменными стенами. С высоты птичьего полета стены организации имели прямую границу, прилежащую к городу, и полукруглую, ограничивающую «Чёрный Трибунал» с внешней стороны. Благодаря этому с тыла Венадо был прекрасно защищен Синдикатом, который в свою очередь представлял для возможных недоброжелателей неприступную крепость, ощетинившуюся множеством шпилей зданий, защищенной стеной и колючей, угрюмой аурой, ясно говорящей о том, что нападение на организацию - это чистой воды самоубийство.
Телепортация перенесла охотников на улицы той части города, которую занимал «Чёрный Трибунал». Угрюмая архитектура, темнеющая в сгущающихся сумерках, ясно свидетельствовала о надвигающемся дожде, если не сказать буре. Облака приняли вид тяжелых туч, в разрывах которых ещё виднелись серые проблески, составляющие зловещий контраст с грозовыми завихрениями. Внутри туч уже сверкали молнии, вспышками клинков полосующие их темное нутро. Далеко, около самого горизонта, рокотал гром, вторя быстрым всполохам. Усилившийся ветер гнал грозу прямо к городу, выл и ревел в высоких шпилях зданий, врывался на мостовые и стучал в застекленные окна, словно разбушевавшийся ребенок. Улицы пустовали, будто организация вымерла, не видно было и горящих окон. Ни души, ни живого звука, кроме зловещего и мерного бешенства приближающейся бури. Первые капли дождя, принесенные порывистым ветром, застучали по улицам ровно тогда, когда охотники успели скрыться в здании. Тяжелая дверь закрылась за ними с тяжелым грохотом, словно оповещая о прибывших. Эхо, вторя, отозвалось откуда-то сверху.
В готическом помещении, взлетающего высотой стен куда-то ввысь, единственным светом служили канделябры с магическим огнем свеч. Зловещие языки теней демонами ползали по стенам, по этажам полукруглых балконов, возвышающихся друг над другом, по широкой лестнице, ведущей наверх. Прибывших охотников уже ждали.

У подножия лестницы строгим полукругом стояла охрана Синдиката, состоящая из пятнадцати существ, а впереди неё возвышались три фигуры: одна по центру, другие две немного сзади и по бокам. Первым, стоящим во главе, был высокий мужчина ростом под два метра, с длинными прямыми чёрными волосами и угрюмым, узким лицом. Тонкая линия сжатых губ и светящиеся точки зрачков абсолютно чёрных глаз с такой же подводкой выдавали безжалостную и властную личность, привыкшую командовать и идти по головам. То же ощущение внушали прямая осанка, широкие, мощные плечи и закованные в доспехи руки, возложенные на рукоять меча, упирающегося своим концом в мрамор пола. Длинные и несомненно сильные пальцы нетерпеливо сжимали его навершие. Алебастрово-белая кожа с едва заметным серым оттенком и темнеющий иероглиф между властно сдвинутых бровей довершали образ вечного слуги Закона и цепного пса Джеро Сэнга. Его звали Анна́р Каршта́йн - Верховный судья Синдиката, через руки которого проходили особо тяжкие преступления, а также все дела, требующие вмешательства со стороны высокопоставленных властных структур. Он не скрывал своей лояльности сугубо взглядам Сэнга, находился исключительно под протекторатом последнего и подчинялся только его приказам, что делало Анна́ра крайне опасной и непредсказуемой личностью. Монстр в человеческом обличье, бич правосудия и карающая длань Синдиката, он принадлежал к древней касте разумных драконов, некогда живших на просторах Дизариаса. Поговаривали, что Каршта́йн не гнушается телесных наказаний и пыток, а чудовищный облик гигантского чёрного дракона, что был его истинным обличьем, лишь подтверждал правдивость этих слухов.
По правую руку от Верховного судьи находилась его заместительница - Стиг Сенеша́ль, властная и уполномоченная женщина, по расе являющаяся трансденткой. Благородные черты лица, бледная кожа, чёрные ухоженные волосы, перехваченные широкой лентой, горделивая осанка и надменный взгляд как нельзя лучше свидетельствовали о её принадлежности к знати Схаласдерона. В её глазах не было места жалости, доброте и душевной мягкости. Хищница, но исключительно изящная и осторожная. Грубые методы, рассчитанные на силу и физическое превосходство, должные пугать своей демонстрацией и зрелищной чудовищностью, явно к ней не относились. Тихая, незаметная игра, интриги, опасные переплетения мнений и взглядов, тонкая игра на чужих слабостях - вот её призвание, на поприще которого она, надо сказать, весьма преуспела.
Третий - темнокожий и одноглазый - по излучаемой магической ауре принадлежал, как ни странно, к эделирам. Внешний вид, не соответствующей этой расе, явно был искусной иллюзией, осязаемой и видимой, что сомнений в её правдивости, если б не аура, не возникало. Помимо ауры выдавал эделира его оставшийся глаз - характерного серебристо-белого цвета с ледяным голубоватым свечением. Вместо другого глаза зияла абсолютно круглая глазница, если не сказать, дыра, идущая насквозь и в диаметре точно соответствующая длине отсутствующего глаза. Вокруг лысого черепа, наподобие перевязи, должной закрывать глаз, красовалась чёрная татуировка, охватывающая голову эделира. В Синдикате эта личность, закованная в тяжелую, темную и подогнанную по фигуре броню, занимала должность прокурора, отличающегося сдержанными, строгими и, конечно же, ратующими за верховенство закона взглядами. Он был известен под именем Крас Дьогу, что, очевидно, являлось псевдонимом.
Итак, все три фигуры, больше походившие на мрачные изваяния, стояли впереди охраны и явно ожидали прибытия боевой группы D061. Странно, не так ли, если учесть, что Канта результат миссии не сообщал? Но факт оставался фактом: высокопоставленные лица судебной власти и органов прокуратуры оказались в срочном порядке вызваны сюда, в Главное здание Синдиката для решения проблем первостепенной важности.
- Приветствую, Лорен Штейлес и Канта Мория, - заговорил Анна́р Каршта́йн, перехватывая меч, таящийся в ножнах, правой рукой и делая шаг вперед. Голос у дракона был низкий и сильный, способный своей внутренней мощью сломить хрупкие помосты чужого сознания. - Данная вам миссия №L не достигла положительного результата, что стало известно из отсутствия магической ауры искомого артефакта. К тому же, - дракон едва заметно прищурил глаза, в одно мгновение ставшие угрожающе-хищными. - за вами был послан отряд подкрепления, когда магический резерв г-на Штейлеса, - взгляд задержался на рыжем, - стал быстро снижаться. Прибывшее подкрепление на месте произошедшего никого не застало, а на конечной точке вашего присутствия значились следы гигантского магического взрыва. Вы же, уважаемые охотники, пропали сроком на сутки, а теперь прибыли в здание «Чёрный Трибунал» и артефакт у вас отсутствует. Вы будете заключены под стражу, согласно законам Синдиката.
Верховный судья говорил спокойно и размеренно, но в голосе скрытыми интонациями ощущалась кровожадность. В тишине залы был отчетливо слышен звук переступающих сапог стражи, быстро окружающей охотников со всех сторон. В свете канделябров зловеще поблескивало их обнаженное оружие.
- Вы признаетесь подозреваемыми в хищении имущества «Чёрного Трибунала» и нарушении закона, запрещающего присвоение полученных в миссиях предметов.
Это именно то, чего боятся все охотники. Именно по этому вопросу было возбуждено дело, в ходе которого под чудовищными пытками погибло множество обвиняемых охотников. Одно из самых громких дел в истории организации, тщательно заминаемое в средствах массовой информации и отличающееся вопиющим занижением реальных цифр. Теперь охотников, если они окажутся причастными, ждала самая суровая расправа.