И все повторится вновь. Все будет так и никак иначе. Год за годом. День ото дня. Час за часом. Сидеть и ждать случайной встречи бессмысленно, но и громко молчать не получается. Вокруг гремит буря. Множество лиц аляпистыми пятнами заполняет небольшое пространство бара, сменяя одну сумасшедшую улыбку другой.
Смех. Шум. Гам. Зал полон звуков. Таких далеких и одновременно близких. В какое-то мгновение появляется желание ответить на отклики незнакомцев. Стать чуточку ближе к счастью или обыкновенной эйфории, накатившей вместе с пьяной волной после вина или эля. Дурманящий ноздри запах пива заставляет голову подняться и устремить тяжелый взгляд на паренька. Лет десяти. Огненно-рыжий с веснушками и курносым носом. Глаза цвета кофе искрятся от счастья. Впрочем, кофе дамочки уже давно успел остыть в руках, испещренных маленькими царапинами. Костяшки и вовсе перемотаны наспех темной тканью, чтобы мир не лицезрел уродливые только-только зажившие ссадины, покрытые еле заметной мутноватой пленкой, благополучно прилипшей к материи, когда она впервые легла на побагровевшую кожу.
Больной выдох и жалкое подобие улыбки, но парнишка отвечает на слабый посыл Первородной, но улыбкой более широкой и отзывчивой. Вот оно, что значит быть молодым, невинным и мечтательным. Жизнь кажется светлым ярким лучом, искрящимся на блестящей поверхности золоченой чаши. Кроваво_красная амброзия неспешно выплескивается за края кубка, но ее количество нисколько не убывает, по-прежнему наполняя золотую посудину неисчерпаемой силой и бесстрашием.
Но...
Та, кто сидит за барной стойкой и пытается выдавить из себя улыбку, давно уже не похожа на золоченую чашу с безграничным божественным напитком. Позолота в нескольких местах облезла, обнажив медно_красный сплав. Тонкую, когда-то изящную ножку объела ржавчина. Что уж там говорить об амброзии, превратившуюся в простую воду, замешанную с красным пигментом. Сил не хватает, чтобы произнести короткое «Поздравляю», потому быстрый взмах руки заменяет абсолютно Все, вновь укрывая рыжеволосую девушку от праздника, смеха и ликующей толпы. Согревшаяся кружка кофе под действием стихийной магии теперь является молчаливым слушателем и рассказчиком одновременно. Время неумолимо скользит по поверхности барной стойки, вальяжно оставляя новые царапины, пятна и разводы, но Николораде все равно. Ей противен праздник. Противны люди. Противен этот день.
Неудача на задании оставила небольшие ссадины и на лице и на теле. Первое скрыто под спутанными огненными кудрями, второе под плащом и комбинезоном, порванных в нескольких местах. Ухмылка проступает на безэмоциональном лице девушки только тогда, когда зал окутывает тишина. Долгожданная. Сладкая. Пьянящая. Очередной выдох уже не кажется таким уж тяжелым. Скорее уставшим. Губы касаются края чашки, напиток обжигает стенки рта и опускается вниз по пищеводу слишком быстро. Антиквэрум подскакивает на месте, резко вдыхая как можно больше воздуха, при этом размахивает руками, как будто это сможет помочь. На предложения подбежавшего бармена, решившего помочь, отвечает отказом, и продолжает свои нехитрые махинации. Вскоре боль отступает, руки вновь обхватывают кружку, а глаза по-прежнему высматривают в темно-коричневой воде Нечто, что еще никто не успел разглядеть, но исследование нарушает звук. Едва уловимый, но вполне ощутимый. Недовольный взгляд зеленых глаз переключается поначалу на предмет, затем ищет того, кто его положил.
Всего лишь мгновение, а зелень глаз успела поменять свой оттенок несколько раз, примерив на себе как темные, так и светлые тона, вскоре остановившись на тусклой зелени. Затекшие суставы громко хрустят в тишине, вздох в сопровождении кашля слишком резок. Никки не хотела давиться воздухом, но вот Рив, маленькая кроха Риверра Дэйр, хотела. Хотела прыгнуть в объятия Райта и зарыдать, но ее более не существовало, потому вместо объятий, Боунс после непродолжительного контакта с насыщенной вишней, опустила взгляд. Уголки губ нервно подпрыгивают, руки же автоматически скрещиваются на груди, закрываясь от мужчины.

- Здравствуй, Асато, - голос режет пространство своей хрипотой. – Давно не виделись. Как жизнь. Надеюсь, лучше, чем у меня…
Быстрый взгляд касается коробки, затем скользит по мужчине, останавливаясь на окне, что позади трансдента.

- Не хочешь выпить? – вопрос без каких-либо намеков и жеманства. Прямой, слишком резкий и грубый. Перечеркивающий сладкие речи прошлого, обнажая уставшую душу наемника, оказавшегося ни с чем в самый разгар нового года.

Отредактировано Мирэлиаликс (26.07.2016 13:52:37)

«Я помню всех, мой милый друг. Помню всех и все, что с ними происходило. Что происходило с тобой. С нами… Порой это гнетет меня более, чем очередная интрижка ради монет в прохудившемся кармане. Давит на разум, выворачивает наизнанку, заставляет кричать и рвать саму себя изнутри на мелкие ничтожные клочки…».

Всматриваясь в мужской силуэт или очертания окна, пронзая тело опустошенным взглядом, Николорада хмурит брови, прикусывает нижнюю губу, чтобы не взболтнуть лишнего, и старается не встречаться с заинтересованным взглядом трансдента. Статистика, составленная самой рыжей, явственно подтверждала, что зачастую знакомства, имеющие кратковременные времяпрепровождения, являли собой больше страсти, сумасшествия и адреналина, нежели продолжительное и скрупулезное построение отношений, но короткие встречи в большинстве случаев касались тех же махинаций с «кошельками» и не имели место быть каким-либо эмоциям. Случай с дриммэйром был чисто случайным и вполне мог сойти в качестве исключения, но единственного, с ужасной концовкой и сильным осадком на душе, порой напоминающим горьким привкусом крови во рту. Совершив еще один клятвенный обряд «Никогда более не влюбляться», Боунс стало намного проще пополнять свой скромный счет в банке, вдобавок ко всему неплохо проводить время в компании малознакомых персон, которые и помыслить не могли, что в себе кроет дамочка с алыми волосами и чарующей обольстительной улыбкой.
Они видели обертку. Красивую. Притягательную. Сексуальную. Но не многие из них знали обратную сторону медали.
Печаль. Грусть. Тоска. Обида. Злость. Слезы. Стороны, отвергаемые мужской половиной, заставляющие их переходить к отступлению, вызывающие чувство отвращения и некой растерянности, смущенности и раздражения. Понять женщину в тот момент довольно сложно, если нереально вовсе. Но вполне реально найти правильные точки, на которые стоит аккуратно нажимать время от времени, из капризной и депрессивной дамочки, срывающей на Вас голос, вполне выйдет ладный и прилежный экземпляр, считающий своего мужчину спасителем, героем и самым невероятным человеком в мире, сумевшим понять ее ранимую и тонкую натуру.
Несомненно, Первородная была зверем, в угоду своей древней расы, но все-таки она была и женщиной, обделенной в первую очередь отцовской любовью, что уж говорить о простом женском счастье. Сто лет назад рыжая, конечно, не задумывалась ни о чем, наслаждаясь свободой и независимостью. Близкое знакомство с трансдентом было лишь началом начал и потому ничего серьезного в себе не несла. И даже сейчас, находясь рядом с Асато, она ни в коем случае не хотела искать в нем Того Самого Героя, не желала соединиться с ним каждой клеточкой своего тела, ощутить сильные мужские руки на талии и тихий шепот на ушко… Впрочем, как и всегда фактор похоти и разврата разврата подскачил, когда в поле зрения появился подходящий экземпляр для еще одной прекрасной ночи и осуществления самых сокровенных непристойностей… или все же философско-депрессивное настроение перекроет животный инстинкт? 

- Прости, я бы встретила тебя более радостно, если бы мое состояние не было столь паршивым, - отодвинуть вновь остывший кофе и кивнуть бармену головой, чтобы тот повторил заказ Райта. – Хм…  Дай подумать…  Девушка, одиноко сидящая в баре, попивающая холодный кофе и просверливающая очередную невидимую дыру в столешнице, может быть веселой? Определенно нет. – когда виски был поставлен рядом с кружкой, Боунс, не задумываясь, опустошает стакан и просит двойную порцию. – Но я рада, что ты появился так вовремя. Одна бы я не решилась устроить себе «праздник». Все-таки не алкоголик, чтобы виски бутылками хлестать в одиночку. «Только самую малость», – ухмылка озаряет ее лицо, но тут же рот приобретает форму буквы «О», во взгляде мелькает удивление. – Нет-нет, лучше не стоит вам убирать графин так далеко. Раз пошла такая свистопляска, думаю он мн… Нам понадобиться.

Мило улыбнувшись бармену, усмехнувшемуся начинающей (или не очень) алкоголичке, Никки внимательно вслушивается в голос собеседника, отметив игру мужчины с рыжим локоном.

«И все-таки было так необходимо прикоснуться ко мне… Хм».

- Рада слышать столь прекрасные известия из Ваших уст, господин Райт, - официальным тоном произносит девушка, поглядывая на трансдента из-под полуопущенных ресниц. – Моя же жизнь... Поросла рутиной и ничего более. «Хм… А вот это уже интересно…», – Никки взмахивает алой гривой высвобождая локон из пут, но тут же подхватывает руку мужчины своей. Еще холодной и влажной от соприкосновения с конденсатом стакана. Пальцы незаметно начинают массировать ладонь, чуть расслабляя мужчину. Зелень в глазах становится более насыщенной, маленькие золотистые всполохи лишь дополняют ее. – Вы скучали по мне? Не думала, что заслужу столько чести от Вашей персоны. Мы были знакомы всего лилишь... Ммм... Ночь? Я больше смахивала на новоиспеченную куртизанку или Вам так не показалось или я что-то путаю? Если да, то Вы должны радоваться, что я ничего с Вас не взяла...

Уголки губ довольно ползут вверх, но когда взгляд касается золотистого цвета виски, тут же приходят в обычное положение. Пальцы осторожно оставляют руку и вальяжно переходят на стакан, указательным пальцем водя круги по кромке. Тело девушки буквально воспрянуло духом, распрямив плечи и закинув ногу на ногу. Корпус был теперь обращен на Райта.

- Скажу честно, не люблю таить от своих любовников других любовников, даже, несмотря на то, что порой у Вас сносит крышу, причем капитально, - очередная усмешка сопровождается небольшим глотком. - Ты был одним из моих первых. Мало кто после тебя смог похвастаться столь пылким и темпераментным настроем, граничащим с животной яростью, но я не могу сказать, что искала с тобой встречи. Тем более после того, как меня охватило более сильное чувство, в конце концов, сломавшее Риверру Дэйр. Надеюсь, ты не знаком с любовью, если же да, сочувствую. Рано или поздно оно потопит тебя вместе с останками твоего сердца. – Нервно сглотнув, антик  делает еще несколько глотков, осушая стакан на две трети. – Ее больше нет Асато... Рив умерла и довольно-таки давно. И как бы мне не хотелось ощутить то, что между нами было, я не стану этого делать вновь…

«Или все-таки стану?...  Нет, не могу.  Не буду. Не хочу возвращать прошлое. Или же…»

Пристальный взгляд вскоре переходит на изъеденную невидимыми дырами столешницу. Пальцы правой руки пприкрывают задрожавшие губы, левые же – нервно теребят один из вьющихся локонов. Пытаясь проглотить вместе с виски ком, застрявший в горле, Боунс чувствует наступление слез, но дает себе распоряжение не устраивать здесь всемирный потоп.
Допьет ли свой виски Райт,  заберет ли коробку, что волей неволей привлекла внимание Боунс, и покинет ли заведение, оставив девицу один на один со своим «горем» или же останется рядом с ней? Только вот ради чего, очередной жаркой ночи или… двух жарких ночей? Она и понятия не имела, зачем судьба вновь привела ее к трансденту. отчасти не желала этого знать. Борьба между обычным женским желанием быть понятой и хладнокровной наемницей медленно переходит в бурю с грозой и молниями.

«Я сильная. Волевая. Беспощадная… Я слабая. Ничтожно хрупкая. Глупая…».

Боунс бесстрашно глядит на Райта, когда тот нависает над ней, чуть отклонив корпус назад. Затем приоткрывает рот, пытаться что-то произнести, но понимает, что голос отказывается слушаться. Взгляд поначалу выдает непонимание, затем сменяется удивлением, после пытается скрыться от ледяной вишни. Тело покрывается мурашками. Первородная вздрагивает, схватившись за столешницу.
Сердце крепко сжимается и останавливается. Воздух перестает поступать в легкие. Глаза, до этого метавшиеся из стороны в сторону, закрываются. Пересохшие губы сжаты в одну сплошную линию. В разрушенной памяти всплывают остатки Прошлого, вертятся бурей, не дают покоя, пока сквозь хаос и мельтешение не виднеется крепость или то, что от нее осталось. Когда-то каменная кладка с самого верхнего этажа упокоена в пересохшем рву. Ее небрежно перекрывают обломки шифера, обуглившиеся доски и пепел от когда-то развивающегося флага. Вокруг тьма. Кроме Первородной нет ни единой души. Тишина обволакивает сие место, но вместо удовлетворения и спокойствия Боунс прижимает руки к груди и пятиться в смятении назад. Тьма медленно сгущается, покрывает едкой черной дымкой и ров и полуразвалившийся скелет когда-то пышущего жизнью и энергией здания. Мирэли пытается разорвать завесу, сон, небылицу, появившуюся перед ней, но ничего  не выходит. Ко всему прочему добавляется запах гари и впервые за некоторое время, девушке становится противно, несмотря на то, что она любила аромат костра, любила вглядываться в чарующие языки пламени, а после рисовать углями по неровной поверхности холста, хоть и получалось у нее криво и несуразно. Запах кострища всегда летел за ней. Она была костром, могла зажечь любого… или сжечь в танце, пьянящем душу? 
Резко вдохнув в легкие кислород, Николорада теряет равновесие, опрокидывая стакан на пол. Звон стекла эхом разносится в подсознании вперемешку со словами мужчины. Ее спасает лишь рука, по-прежнему крепко сжимающая столешницу.

- Асато, - тихо шепчет Боунс, вернув корпусу равновесие. - Я не хотела причинить тебе боль. Я… Я никому не хотела причинять боль, – с силой сжав челюсть, Первородная всхлипнула. – Ни ему, ни тебе, ни кому-либо еще… Это-это… случайность… М-моя мать… Я… Ты… Он…

Воспоминания о матери, об Арноре, об удушающем запахе запекшейся крови и горелой плоти – все соединилось в один паззл, добавив ко всему прочему мужчину, с которым она была всего одну ночь, но ярко запечатлелась в его памяти, что не скажешь о памяти девушки. 

- Если хочешь, можешь сделать со мной все, что тебе заблагорассудиться, - хрипота вперемешку с всхлипами приобретает звук, но по-прежнему дрожит. Зеленые глаза полные слез поднимаются на мужчину, нервная улыбка отражается на раскрасневшемся лице, покрывшемся веснушками. – Я заслужила это, потому что превратилась в… В чудовище, которое кто-то должен остановить, – вскочив с места, она вцепилась руками в трансдента. – Я не хотела обидеть тебя… Никогда… Ведь ты был добр со мной… Я испугалась и… сбежала. Я-я… запуталась. Потерялась и… отмечаю очередной новый год одна, – дрожь, вновь пробившее тело, заставляет отпустить Асато и отойти назад. – Прости, сарказм, язвительность и эгоистичность стали моей броней. Просто в мире так много мужчин, которые…

Мирэлиаликс замолчала, прикусив нижнюю губу. Руки беспомощно обвили грудь, являя собой жалкое подобие щита.

Тяжесть, висевшая над девушкой половину столетия, наконец-таки рухнула камнем с плеч. С одной стороны это пугало, ведь хаос, клубившийся до этого в сознании, потихоньку начинал оседать на останках сожженного Прошлого серо-бурым пеплом, являя Мирэлиаликс не лучшую картину.  Мысли же о потери близких когда-то людей привели слезный механизм в действие, потому от хладнокровной дамочки, плевавшей на все и вся, ни осталось и следа.
Боунс плачет. Впервые за несколько лет. И, кажется, весь мир остановился, оставив ее в огромном вакууме, медленно заполнявшемся соленой водой. Крепче вжимая пальцы в плечи, рыжей хочется исчезнуть, слиться с воздухом или солнцем, что всегда понимало и принимало в свои горячие объятия, но в жизни антиквэрума всегда незримо присутствовал тот, кто всегда мог принять ее обратно.
Нежные объятия являют мужчину, горячий поцелуй заставляет вздрогнуть и вернуться в реальность окончательно. Дрожащие руки аккуратно ложатся на мужскую грудь, удивленные заплаканные глаза поначалу пытаются что-то разглядеть, но сдаются, закрываясь и трепеща время от времени. Губы ловят каждое движение, пытаясь высосать из них все тепло, что дает трансдент, ставший спасением для Первородной в столь одинокий час. Она не чувствует от Райта  желания вмазать ее в ближайший столб или распластать на столе, словно только что пойманную в сети рыбу. Он лишь делает то, что желает, как Никки и сказала до этого волшебного момента. В голову приходит слишком много вопросов, но когда их губы разъединяются, Боунс лишь открывает глаза и щенячьим взглядом смотрит на трансдента, не понимая, что предпринимать дальше.     

- Они и без слов способны на многое, но…, - еле ощутимый шепот и вовсе прерывается незаконченной мыслью. «Но ты не такой». Как же хочется произнести Николораде данные слова, но нечто заставляет промолчать, утыкаясь в грудь, пряча растерянный взгляд. Чувство самосохранения или попытки не прикипеть к существу, который может отлично сойти за очередную жертву брата.

«Ворон!».

Быть может, девушка и не была монстром, утвердительно кивая на слова Асато, но одно она знала точно: Ворон был ее внутренним чудовищем, демоном, которого не каждый экзорцист сможет вывести из души, уже наполовину покрытую черной пленкой.
В какой-то момент зеленые глаза наблюдают за деньгами, легко оказывающимися на барной стойке рядом с золотистыми каплями напитка. Руки сжимаются в замок и невольно вздрагивают, когда мужчина обнимает девушку за плечи и неспешно выводит на улицу. Нос первым делом морщится от свежего прохладного воздуха, резко контрастирующего с удушливым запахом виски, успевшего немного ударить в голову, но потом вновь вдыхает кислород, раскрывая легкие в полную силу. Через некоторое мгновение слух ловит радостные крики вдалеке. Плечи невольно подымаются, но их совместный предполагаемый путь лежит отнюдь не в центр событий, увлекая мужчину и женщину от веселья как можно дальше.

- Испугалась, - эхом отзывается Никки, когда Асато все же разрывает завесу тишины, нависшей над ними. – Я этого всего и испугалась, Райт. Никогда! Никогда в моей жизни не было ничего подобного. Я была сама по себе и никому толком не была нужна.  «Один за всех и все за одного» - этот девиз не про меня и про мою жизнь, - лихорадочно поежившись, Боунс обнимает плечи, хмурит брови и ускоряет темп шагов. – Я боялась нормальной жизни, потому что никогда не жила толком Нормально. Мне казалось, что я все испорчу, буду лишней, и, в конце концов, от меня избавятся словно от дворняжки, прибившейся в непогоду, но я ошибалась…, - остановившись, Николорада нашла взгляд трасндента. – Скитание привело меня к счастью. Я смогла вкусить то, что ты бы мог преподнести мне, но все обрушилось в один миг. Рассыпалось, словно карточный домик и не оставило после себя ничего. Меня не смогли защитить, я же в свою очередь не смогла защитить родных когда-то мне людей… Больше всего я корю себя за свою слабость… Я не хочу, чтобы ты страдал, хоть ты и так страдал, когда я убежала…, - тяжело выдохнув, девушка отвела взгляд в сторону, пытаясь привести мысли в порядок. – Ты хороший, замечательный, идеальный словно принц, выскочивший со страниц сказок. Уверена, что коня ты найдешь, – улыбка на мгновение тронула ее губы. – Я недостойна тебя, разве ты это не видишь? У меня не в порядке с головой, я напиваюсь порой, чтобы хоть как-то унять мысли, постоянно вертящиеся в моей голове, и развожу мужиков направо и налево, чтобы немного заработать и перестать махать мечом, проливших кровь многих созданий. Я и в подметки тебе не гожусь, что уж там говорить о чем-то большем…

«Чувак, ты круто влип» - хотелось подытожить свой монолог Никки, похлопать трансдента по плечу и раствориться в темных переулках, но Первородная лишь шаркала ногой, пытаясь подобрать более весомый аргумент, нежели испуг или беспорядочную жизнь. Касаться темы смерти матери и жениха не особо-то и хотелось, а о Вороне вообще стоило бы молчать в тряпочку. Быть может, Асато примет правильный выбор и забудет ее. Ради своей жизни, которая не будет спокойно и безмятежной в компании рыжего антиквэрума.

Забота, проявленная со стороны трансдента, еще раз подтверждала, что ему действительно не безразлична девица, которая толком ничего о нем не знает. Именно поэтому, когда мужчина пригвоздил ее к ближайшей стене, Никки спокойно слушает его, держа свои мысли при себе. Быть может, ее поступок правильный, и не стоит вовсе раскрывать рот на тему «с какой стати ты не мог меня забыть, раз мы друг о друге ничего не знаем». Скорее всего на Райта повлияло первое впечатление или как говорят «это была любовь с первого взгляда». Впрочем, о любви Боунс даже и не думала. Точнее не желала думать.
Нет, безусловно, она была способна на любовь, но ее чувство имело огромную отрицательную черту – она растворялась в ней, купалась в лучах своего «солнечного» мужчины, могла наслаждаться им хоть круглые сутки напролет, могла стать покладистой и в каких-то моментах даже послушной. Она могла бы полюбить Асато, если бы осталась тогда в его ордене. В его сердце. Раса не играла роли. Раса, созданная когда-то деосами, чтобы возвыситься над самим Демиургом. Тем самым, кто сотворил Первородных, наслаждался их становлением, но был  ослеплен своей любовью к первенцам, вырастив из своих детищ зверей, готовых убивать друг друга ради насыщения голода, ради азарта в битве, ради большего количества сил. Их расы чем-то были схожи, потому скорее всего Николораде и нравился Схаласдерон, его культура, жители, флора и фауна. И как бы ей хотелось быть частью этой планеты. Как бы ей хотелось быть антиквэрумом сего дивного места, а не техничного серого Циркона, светившегося искусственно созданными огнями.

- Ты прав, решение остается только за нами, - говорит Боунс, натянув куртку на плечи и следуя за Асато, остановившегося через несколько шагов.– Я тебе это и пыталась донести. Я вредное создание, с которым невозможно сосуществовать вместе. И порой приходится делать больно тем, к кому действительно не равнодушен, зная, что впоследствии могут возникнуть конфликтные моменты, ни к чему хорошему не ведущие, - Мирэлиаликс облизывает пересохшие губы, опуская проблему, связанную с братом, наконец-то поднимает глаза на собеседника. – Ты мне нравишься, Асато, но, полагаю, тебе прям так не терпится проблем на свою голову...

Последующие слова заставляют девушку уткнуться в куртку, восстанавливая сбившееся дыхание. Сердце колотится слишком сильно, распространяясь болью по грудной клетке, но антик упорно собирает остатки сил и удивленно глядит на трансдента.

«Он действительно предлагает мне то, что я упорно избегаю? Или мне послышалось…».

Взгляд бегает из стороны в сторону, не зная остановиться ли на темной улочке или же на Райте. Несколько минут Первородная просто стоит и не шевелиться, словно перепуганный заяц, почуявший волка, но затем ее ноги все-таки шагают навстречу. Дрожащая рука высовывается из-под куртки и аккуратно ложиться на мужскую руку. Зелень глаз останавливает свой ход на губах, что предложили свою помощь в преодолении одиночества, затем переходят на пронзительный багровый взгляд.

- Ты сумасшедший, Райт, - теплая улыбка озаряет женское лицо, а в следующее мгновение Мирэли уже бросается в его объятия, будто бы под защитный купол, обхватывая обеими руками талию. Куртка соскальзывает с плеч девушки и падает на землю. В тишине, нарушаемой лишь отголосками праздника, слышаться очередные всхлипы, смешивающиеся с тихим смехом. – Т-тогда... Тогда стоит начать все сначала, верно? – Мирэли отстраняется от трансдента и протягивает правую руку. – Николорада Боунс. Отныне это мое имя. Скажешь, что это бред, но под ее маской мне намного легче существовать. Я не буду против моего старого имени. Меня так давно уже никто не называл...

В глазах стоят остатки слез, щеки покрываются румянцем, а нос холодеет и краснеет от холода. Улыбка становится более пластичной, мягкой и искренней. Как у того самого мальца, что был в баре ранее и поздравлял ее с новым годом.

- Я не отрицаю свое сумасшествие, но когда лезла в шкаф, не представляла возможности встретиться с его владельцем, - вновь ощутить доселе знакомый запах было приятно. Веяло не только мужским телом и одеколоном, но и Прошлым. Не тем смутным и сумбурным, что очерчивает биографию Первородной черно-красными полосами, а тот клочок света, что был до этого. Жизнь оставалась жизнью, но из-за тяжести в груди, Мирэли пространство вокруг казалось серым и неприветливым. Мертвым. Пустым. Безжизненным.
Горячее дыхание обжигает кончики пальцев, едва уловимый поцелуй заставляет тело вздрогнуть, а сердце разогнать застывшую кровь в венах. Новая интерпретация имени заставляет Никки усмехнуться и вновь обнажить белоснежные зубы.

- Я многолика, но истинное имя, даже я не произношу вслух. То имя зверя, а перед тобой стоит Риверра с прозвищем, взятым для наемнической деятельности… «и жизни в целом»…, - она следит за каждым его движением, задержав дыхание, и только когда ее плеч касается материя куртки, Боунс неспешно выдыхает, стараясь впервые за долгое время расслабиться и почувствовать себя обыкновенной среднестатистической женщиной. Не воительницей с окровавленным мечом, не воровкой с мешком золотых погремушек. Просто обычной женщиной, которой не приходится перебирать из тысячи масок ту, которая бы подошла для очередного знакомого, случайно столкнувшегося с ней на улице… Или все-таки необходимо было?
На предложение с отелем Первородная лишь кивает головой с прилипшей к губам улыбкой. Некоторое время тишина вновь обволакивает пару, но если раньше можно было со спокойной совестью зажигать об нее спички, от этой тишины веяло спокойствием и умиротворением. Она была мягкой и эластичной, вбирая в себя невесомые и неведомые антиком до сего момента чувства. Полвека назад она верила в любовь. Полвека назад она верила словам мужчин, точнее, словам одного мужчины, кто смог ее приручить. Полвека назад она хотела стать женой и родить ребенка, но все разлетелось вдребезги, когда бездыханное тело жениха упало на темную землю.

- Где пропадала…, - эхом отзывается рыжая, пытаясь собрать предложение Асато воедино. – Лягушкой-путешественницей была. Многое  что видела, много где побывала. В основном выполняла задания, взятые из гильдий, знакомилась с людьми и их обычаями. Ничего интересного, - Никки полагает, что отделалась от дальнейших расспросов, но после кинутого взгляда Райта, девушка вздыхает, понимая, что просто так он от нее не отстанет. Желание возразить: «Мол, все отлично, нечего так заботиться» - разрастается в груди, но когда взгляд вновь рассматривает трансдента, рыжая лишь сильнее сжимает зубы, нервно кусая губу.
Вскоре они приходят к нужному зданию, заходят внутрь. Раньше бы Первородная первым делом рассмотрела обстановку, интерьер, расположение персонала и всевозможные выходы, но не сегодня, не сейчас, когда жизни ничего не угрожает, а единственной проблемой в голове является рассказ о прошлых походах своему… парню? Нахмурив брови, Николорада крепче сжимает куртку, пытаясь придумать подходящее слово, описывающее их взаимоотношения с Райтом, но в мыслях образовывается плотный комок, мешающий ни то что думать, но и нормально соображать. Коротко улыбнувшись мужчине, подошедшему с ключом от номера, девушка следует за ним, пребывая в неком коматозе, вплоть до того, как ее взгляд останавливается на двуспальной кровати.

«История вновь повторяется? Нет, лучше я буду спать в… О, в шкафу. Как показала практика, спится там отлично, или это только со шкафом Райта прокатывает…».

Тем временем, пока антик во все глаза разглядывала кровать, Асато снимает с нее куртку, повесив на крючок. Его слова слишком резко режут слух, потому первым делом Мирэлиаликс встряхивает головой и удивленными глазами, хлопая ресницами, несколько секунд смотрит на трансдента.

- Да, горячий душ мне не помешает, - наконец выдавливает рыжая, виновато улыбнувшись и незамедлительно пройдя в ванну. Как только дверь закрывается, первое, что приходит в голову включить воду, скатиться по двери на пол и закрыть лицо руками.

«Что я вообще делаю? Обманываю хорошего человека, который не заслужил такого отношения».

Проходит несколько минут самобичевания и размышлений на тему, какая она гадкая, бестактная, эгоистичная тварь, прежде, чем девица все же снимает с себя изрезанную мантию с комбензоном и опускается в горячую ванну. В ее мысли проскальзывает бредовая идея покончить жизнь самоубийством, но после погружения в воду, Первородная вспоминает о том, что может обходиться и без воздуха.

«Даже умереть спокойно не дадут! Эх… что у нас за раса такая…».

Проведя в воде еще какое-то время, Николорада с неохотой вылезает из ванны, обтирается махровым полотенцем и обнаруживает небольшой ящик рядом с зеркалом с прозрачной дверцей. На двух полках располагались тюбики и склянки разных размеров и форм. Мирэли, потирает подбородок, рассуждая, стоит ли привлекать внимание Асато еще больше и все-таки останавливается на масле с приятным бархатистым запахом, оттеняющимся пряным оттенком. 

- Ты еще не спишь? – раздается бодрый голос девушки, когда та все-таки выходит из своего «убежища». – Не смотрел, достаточно ли место в шкафу, давно не ночевала там, - вытянув руки вверх, Мирэлиаликс довольно потягивается, делает несколько шагов и прыгает на кровать. Тело, скрытое под мягким халатом, расслабляется окончательно, потому на лице проступает мимолетная удовлетворенная улыбка. С минуту пролежав неподвижно с закрытыми глазами, антик все-таки решается на разговор:

- Я подобным никогда не занималась, поэтому вытянуть из меня что-то всегда довольно-таки проблематично. Что именно ты хочешь узнать? - девушка садиться на край кровати, закинув ногу на ногу, неспешно поправляет рыжую копну волос и тяжело выдыхает. – Я родом с Циркона… нет, я жила там вместе с моей… наставнице, ставшей мне приемной матерью. Она промышляла аферами, нередко подрабатывала с помощью своего тела и воровала время от времени. Детство у меня было незабываемое. Да… Кхм…

Облизнув пересохшие губы, Никки опустила взгляд на руки, медленно собирающиеся в замок. Ей было тяжело говорить о Маре, об их совместной жизни, ставшей для девушки своеобразным кошмаром, но несмотря на это, она все равно любила Маралику. Такой, какой была ее мать. И может быть, сейчас образ жизни практически копировал жизнь блондинки, Первородной было не по себе признавать сей факт, не то, что говорить о себе человеку, которому ей бы хотелось доверять, но что-то не давало до конца раскрыться перед Асато.

- Я…, - рыжеволосая хотела было что-то сказать, но вовремя принесли ужин. – Я как раз проголодалась, - вскочив с кровати, Мирэли опережает мужчину, открыв дверь первой. – Огромное спасибо, до свидания, - вкатив небольшой столик с блюдами, укрытыми блестящими куполообразными крышками, девушка всматривается в рыжие пятна, что отражаются на металле.

«Зря я начала говорить правду… Или не зря? Хм… Пахнет вкусно, но есть совсем не хочется».

Замереть на несколько минут, вглядываясь в кровавое зарево наливного яблока, нахмурить бардовые брови, пытаясь осмыслить происходящее. Неудача на задании, потеря кулона матери, бар на окраине, улыбающийся рыжий паренек, появление Райта, виски, обыкновенная прямолинейность, замешанная на цинизме и поверхности, сожаление, противоречивость, непонимание, предложение о помощи…

- На мою жизнь сильно повлияла мать, потому все, что ты видишь во мне, неизгладимая заслуга мисс Дэйр. Я любила ее до последнего вздоха, а после… Просто совершала попытки найти саму себя, - голос отдаленно напоминает ее привычный игривый тон, более походя на шелест листвы перед бурей. – Как видишь, получается довольно плохо, – оторвать одну ягодку полупрозрачного винограда, медленно положить себе в рот, перед этим очертив ею нижнюю губу и загадочно улыбнуться. – А что же твои родители или наставники? Какими они были?

Сочный сок винограда пробуждает в девушке аппетит. Сев на кресло и подтянув столик с яствами, Николорада беглым взглядом осмотривает блюда и подтягивает к себе тарелку с кесадильями. Жадно облизнув губы, Первородная нервно надкусывает треугольник несколько раз, после чего смотрит на трансдента, виновато улыбнувшись. 

- Разве ты не голоден? Это божественно! Знаешь… Ты должен попробовать, - не дожидаясь ответа мужчины, рыжая вскакивает с кресла и через несколько прыжков оказывается рядом. Бесцеремонно сев на колени Райта, Мирэлиаликс строит глазки. Теперь ее голос схож на сахарный мед. Сладкий, тягучий и едва уловимый. – Давай, Асато. Ты должен съесть хотя бы кусочек. Будь хорошим мальчиком, открой рот.

Дождавшись, пока Асато выполнит ее просьбу и попробует кесадилью с курицей и острым соусом, рыжая рассматривает его, будто никогда не видела прежде. Очертания лица были резким контрастом с мягким контуром Арнора, кровавая заводь, манящая своей глубиной не пугала, но определенно гипнотизировала, а длинные темные непослушные пряди, в конце концов, были убраны с лица женской рукой за ухо.   

- Было ли у тебя чувство, что ты поступил в корне неправильно и желал бы все исправить? Порой меня мучает совесть за некоторые моменты в моей жизни, а я не знаю, как от них избавиться. И только не говори мне, что необходимо отпустить и жить дальше. Совет правильный, но вот воплотить его в жизнь куда сложнее, - тяжело выдохнув, Никки покидает колени Райта, вновь подойдя к столу. Взяв впервые хрустальный бокал, девушка делает несколько маленьких глотков. Определенно лучше, чем виски. – Я лакаю алкоголь, когда жизнь опускает меня на самое дно или я опускаюсь сама свою жизнь на самое дно... Мне кажется, нет ничего святого, радостного или хотя бы чего-то, что могло бы вызвать на моем лице подобие улыбки. В голове крутиться вопрос: «Ради чего стоит жить, когда ты один?» - и… сегодня ты помог ответить на него. Редко у кого найдется терпение слушать подобный бред, - бросить теплый взгляд на мужчину, затем пройти к креслу, упасть на спинку, затем начать с интересом рассматривать прозрачные пузырьки в напитке цвета золота. – Что ты чувствуешь ко мне, Райт? И даже если ты не дашь ответ, я уже знаю - ты хороший друг, не давший мне провести еще один праздник в одиноком пабе с бутылкой виски, - улыбка очертила ее уставшее лицо, в зелени глаз заполыхали золотые огоньки. – Спасибо, что не оставил меня. И, несмотря на мои колючки, ты пытаешься защитить рыжую лису от глупостей. Это много для меня значит. Правда. Спасибо.

Приподняв бокал вверх, Боунс залпом допивает содержимое. Старая привычка, не различая вкус и все его вытекающие, залпом отправлять обжигающую жидкость внутрь. Туда, где пламя обжигает своими языками сердце и душу, ставшими чуточку мягче, чем обычно, но лишь на вечер, чтобы утром вновь обратиться в камень.

- Я подойду к этому вопросу со всей ответственностью, господин Райт, - наигранным серьезным тоном произносит девушка, убрав с уголков мужских губ соус, после тепло улыбнувшись. – Давно уже не девица на выданье, посему вы еще меня умолять о пощаде будете. Я много чего знаю.

Серебряный смех на минуту обволакивает номер своим светом, в очередной раз, сгладив углы, еще недавно коловшие ребра. Николораде с каждой проведенной минутой рядом со старым знакомым становится легче. Даже дышать становится в сто раз приятнее, чем, скажем несколько дней назад. Не от того ли, что девушка смогла сбросить железные оковы хладнокровного наемника, игнорирующего время на отдых?

- Мне, действительно, интересно, - пожимает плечами рыжая, поправив воротник рубашки. – Всегда было интересным сравнить свою мать с родителями других людей. Может быть, это выглядит глупо, но я пыталась таким образом провести параллель, отделить эмоции от интеллекта, чтобы рационально понять, что же все-таки смогла дать мне Эта женщина, - и сколько бы она не продолжала винить свою мать, сколько бы не плакала о ее смерти, Боунс верила, хоть и не признавала ранее, в свою искреннюю и неподдельную любовь. К женщине, что порой бросала дочь на произвол судьбы, уходя на очередную подработку. К женщине, приходившей поздно ночью с купюрами в сумке и с размазанной помадой на лице. К женщине, которая пела колыбельную и горячо целовала в лоб, а наутро готовила самый вкусный в мире омлет, а затем целый день проводила с дочерью, чтобы вновь исчезнуть на несколько дней. – Деладор, это тот самый, которому мне на глаза не стоило попадаться при нашей первой встрече? Хэх, может, ты мне пропуск сделаешь, если я захочу к тебе вновь как-нибудь заскочить? Не хочу войти в немилость к твоему наставнику.

Первородная прикрывает глаза, взъерошив волосы. Если ранее ей казалось, что встреча с Асато была последней, сейчас девушке хотелось увидеть его вновь, ведь исход их встречи оба знали заранее. Она все равно от него сбежит, как и в первый раз, но только когда первые лучи солнца осветят холодную землю Одды, а до тех пор у них еще было время, чтобы познакомиться поближе, сделав еще один шаг навстречу друг другу. Впрочем, оставаться на его коленях дольше было лишним. В этот раз никто никого не удерживал, никто никого не запирал, и уж точно не соблазнял. Ну, почти.

- Трудно всегда что-то начинать. Как говорят: «начну все с чистого листа», но вместо того, чтобы перевернуть страницу, перепачканную кляксами, они находят свободный угол и вновь облачают его в черный, - Мирэлиаликс тяжело выдыхает, описав под всеми людьми саму себя. Сделать несколько глотков, нервно облизнуть губы и вновь посмотреть на трансдента. – Я обязательно попробую перевернуть страницу, где будешь присутствовать ты, как человек, которому я бы смогла доверить свои мысли и чувства…

Антиквэрум не спешила делиться с мужчиной о прошлом, но именно в этот момент внутри нее появилась слабая вера в то, что она не одинока, отчего сердце забилось спокойнее, а ногти, до этого впивающиеся в ручки кресла, теперь спокойно покоились на мягкой обивке. Райта девушка слушает внимательно, не решаясь нарушить его монолог. Догадки о любви лишь подтвердились, отчего Никки тревожно кидает взгляд на спину мужчины. В какой-то мере Боунс боялась этого чувства, сторонилась его. Быть может, оставила после себя ряд разбитых мужских сердец, но сейчас ей менее всего хотелось разбить сердце Райта. Больно прикусив губу, девушка заставляет себя молчать, но сознание вовсю кричит: «Я не люблю тебя. Я не могу любить. Я не буду…». Обронить хрустальное сердце влюбленного было бы легче, чем гневить брата-ревнивца, но рыжая решает оставить все как есть, не связывая по рукам и ногам, не произнося клятвы о любви и желании быть рядом. Всегда. Это было бы неправдой, ложью, вскрывшейся рано или поздно, превратившись в трагедию, а позже в сопливую скучную мелодраму.
После последнего сказанного Райтом слова проходит всего минута. Девушка медленно поднимает мокрые от слез глаза и нервно улыбается, прикусив нижнюю губу.

- Я самокритична, тут уж ничего не поделать. И перечисленное тобой лишь малая часть того, что я успела натворить, - Боунс медленно встает, огибает столик и прижимается к мужчине, крепко вцепившись в его спину. – Я не плакса, но слезы… они сами текут… а я… не знаю, как их остановить, - чуть отстранившись от Райта, она бережно касается мужских скул, по-прежнему улыбаясь. – Мне неважно мнение других, Асато. Ты прав, я выживала, как могла, но вместе с этим я менялась. Снова и снова и снова. Я не та маленькая девочка, уснувшая в твоем шкафу. Я не та бестия, что прыгнула к тебе на шею, поддавшись сиюминутному чувству. Я не думала о последствиях, а сейчас могу с уверенностью сказать, что лишила все женское население Энтероса такого замечательного мужчины, как ты. Если твоя любовь проецируется лишь на той девчушке, тогда мне жаль, я затеряла к ней дорогу, но я могу попытаться показать тебе, кем я являюсь сейчас..., - Первородная приоткрывает завесу белого халата, обнажая плечи, покрытые тонкими белыми полосами. – У Риверры никогда не было шрамов, а если и были, то от неудачных попыток залезть на очередную крышу дома, чтобы увидеть звезды. Боунс же давно не вглядывалась в них, полагая, что все до одной потухли разом, но, может быть, она ошиблась…,  - ее губы касаются губ Райта. Осторожно, будто впервые познает значение поцелуя, через несколько мгновений тактика меняется. Настойчиво, более яростно. Язык проникает в рот, руки овивают шею кольцом, тело мякнет в мужских объятиях, но спустя минуту девушка прерывает поцелуй, озорно вглядываясь в глаза напротив. – Люблю обнимать во сне, потому сразу предостерегаю, от моих объятий убежать довольно проблематично…

Плутать в философских размышлениях, отчасти понимая правильность их содержания, но без лишнего энтузиазма надеяться, что ленивая натура когда-нибудь да сделает несколько шагов вперед.Такова была позиция Первородной на протяжении пятидесяти лет, потому ей было странно слышать "слова из прошлого" от человека, с которым она виделась второй раз в жизни. Где-то в глубине души ей хотелось обнять трансдента, крепко и одновременно нежно, так как она всегда делала с Арнором, но прошлое до сих пор звенело в ушах, едким пламенем обжигая душу. Асато был прав, она играла с ним, отчасти манипулировала, желала преподнести себя на золотом блюде, а утром ни свет ни заря, как ни в чем не бывало, исчезнуть, словно ее и не было вовсе. Если в первый раз, девицей руководствовался страх, последующие моменты просто ничего собой не представляли, являясь частью алгоритма с многоструктурным кодом, не имеющим начало и конца.
Слова его больно царапнули сердце, заставляя теплую улыбку сойти с лица. Да, она была странной. Странной она была всегда, противоречия возникали из-за наложения одной маски на другую, но Мирэлиаликс никогда не была мазохистской. По крайней мере чувствовала и ненавидела боль, прожигающую изнутри всякий раз, когда ее накрывала очередная пелена несчастий в лице собрата. Сказанное же о матери было тоже верным. С одной стороны ей хотелось, чтобы Маралика гордилась рыжей, с другой - жить подобной жизнью Первородной не хотелось, но сдвинуться с места она не решалась, прячась в своем маленьком домике, время от времени наставляя иголки на мимо проходящих существ.

"Какой бравый воин, однако" - раздраженно думает рыжая, с быстрой скоростью уничтожая виноград, когда Райт скрывается в ванной. - "Еще отрицал, что не похож на принца из сказок. Пф... Господи, опять я ворчу...".

Когда Райт выходит из ванны Николорада сидит на краю кровати, болтая ногами из стороны в сторону, наблюдает за звездным ночным небом.

- Сейчас я могу быть с тобой в платонической связи, но если это разрывает твое сердце на части, я постараюсь не вешаться на шею, - рыжая поворачивает голову в сторону мужчины, слегка наклонив ее в бок. - Ты мне небезразличен, просто я не могу сказать что-то определенное в данный момент. Это слишком сложно... И только попробуй сказать свою любимую фразу " вас женщин сложно понять". Получишь! - Первородная щурит глаза, но на губах играет горькая ухмылка. - Мне, действительно, стоит разобраться в себе и своей жизни. Просто я давно ни на кого не опиралась и не доверяла. Была одиночкой, остававшейся со своими проблемами один на один. Даже сейчас, зная о том, что ты готов выслушать, понять и даже помочь, мне сложно доконца принять сей факт. Я не хочу, чтобы ты повяз в моих страхах и проблемах. Это действительно сравнимо с болотом, и лучше туда просто так не заглядывать. "Не имея козырь в рукаве", - переместившись к изголовью кровати, девушка забирается на кровать, сев по-турецки, и обнимает подушку руками, оперившись на спинку. - Как будем спать, кровать-то одна, а об объятиях я не шутила. Привычка. И, да... Если бы я осталась с тобой, как бы мы жили тогда? - глаза внимательно наблюдают за Асато. В них действительно горели огни любопытства и желания услышать "сказку на ночь". - Можешь не отвечать на вопрос, если не хочешь. Не умею я фильтровать корректные вопросы от некорректных.