Слепота и шрамы… Она не на много дальше ушла от своего спасителя, если не была еще уродливее во сто раз любого хворого и потрепанного жизнью существа в Энтеросе. И хоть ее соблазнительные формы, ласкающие взгляд любого встречного ловеласа, вьющиеся рыжие волосы, так завораживающе поблескивающие алыми искрами разгоряченного пламени; живой взгляд с золотистыми вкраплениями, заставляющий невольно всматриваться в глубину зелени радужки, улыбка, что проступает на женских губах чаще, чем следовало бы – все не сравнится с душой Первородной, что уже давно не так прекрасна, как человеческая ипостась, пышущая молодостью и природным обаянием. Она подобна засушенному в гербарии растению: пожухлое, ссохшееся, с обломанными ветками и стертыми в пыль листьями, остатки которых неуклюже распластались по растрепанному от многовекового хранения листу, принадлежавшему одному из фолиантов мудрецов, бережно хранящих свои знания в огромных библиотеках, где редко можно увидеть молодежь или случайно забредших путников. Быть может, именно в подобном месте Первородная с радостью забылась на мгновение, не задумываясь, передав прошлое в руки тем, кто так же надежно запечатают боль и страдание, смерть и горечь, время от времени проступающих через пот на кожу, ядовито шипя и поедая верхний слой эпителия, заставляя девушку скалиться и злиться за все содеянные ошибки, допущенные ею когда-то. Но нет никаких мудрецов и библиотек, а душа ее вовсе не растолченное растение, что в любую минуту может подхватить ветер и развеять на все четыре стороны, стерев из памяти любого упоминания о рыжей девушке с огромными ранами внутри, что червоточат день ото дня, не давая забыться в безвременье вечной жизни.
Вглядываясь в светлую паутинку трещинок на темном потолке, Мирэлиаликс в какой-то мере понимает, что все же смогла задеть чувства лекаря, так усердно продолжавшего свое дело. На его месте девушка уже бы давно оставила попытки справиться со строптивым характером больного, а лучше бы вышвырнула его подальше, например, в те же самые улочки, где и нашла. Горькая усмешка отражается на лице, но длится всего мгновенье, заменив очередной гримасой боли. Приступ кашля не заставляет себя долго ждать, острыми коготками выцарапывая из антиквэрума последние остатки сил на более-менее активные действия, которые, впрочем, были потрачены на питье. Первое верное действие за весь день. Осушив чашу на половину, Николорада вновь опускается на подушку, внимательно вслушиваясь в голос мужчины. Он успокаивал, словно самый лучший лечебный эликсир. И не, потому что излучал чувство покоя и безопасности. Он был слишком знакомым. Знакомым до такой степени, что сердце, невольно продолжавшее яростно биться о ребра, еще и мучительно сжималось, обливаясь кровью.
- Вы когда-нибудь любили? – прохрипела рыжая, надавливая рукой на перебинтованную рану, чтобы хоть ненадолго заглушить слезы и всхлипы, медленно идущие в наступление. – Это прекрасное чувство всегда обходило меня стороной. Может, потому что я попросту не верила в него в угоду того, что матери не везло на любовном фронте, не считая подарков и пустых слов пущенных на ветер, слез и разбитых надежд на светлое спокойное будущее в объятиях «того самого», что предначертан судьбой… Эленхел…, - Девушка нервно облизывает губы, смакуя на вкус имя «возлюбленного». – Верите ли вы в судьбу? Раньше я не верила и в нее. Хах… может показаться, я раньше не верила ни во что, и скорее так оно и есть. Я просто существовала в чужеродном мне мире, просто пыталась стать его частичкой, а когда поняла о невозможности в осуществлении сего простого на первый взгляд плана… Впервые встретила своего брата, открывшего мне глаза на мир. Всегда думала о существовании родственной души, но и предположить не могла о разрушительной мощи, способной заставить совершить ужасный поступок, от которого никогда уже не сбежать, если, конечно, вы не поможете и не подсыпаете яду в воду…
На несколько минут Мирэлиаликс взяла паузу, чтобы отдышаться и вновь сделать несколько глотков воды. Конечно, рыжей чертовски не хватало спиртного, но и без него язык был подобно помелу, а в голове эхом разносились последние, произнесенные ею слова «подсыпаете яду в воду». Взглянуть украдкой на эделира, приоткрыв рот и пустить первую слезу, огромной каплей пробежавшей по щеке и растворившейся в материи подушки. Всхлипнуть, проглотить в ком, застрявший в горле, и продолжить дрожащим голосом, поедая взглядом любимый образ:
- Мой единственный брат толкнул меня на убийство вместо того, чтобы дать желаемого тепла и заботы. Тогда мне казалось, что я заслужила их, ведь кровный родственник, «родная» душа должна была спасти от безысходности и отчаяния, разраставшегося внутри меня в то время, но я ошиблась, оказавшись всего лишь убийцей своей матери, и с позором покинула дом, следуя по пятам за тем, кого я могла бы гордо называть старшим братом… Есть ли у вас родственники, Эленхел? Есть ли человек, с кем бы вы могли поделиться горестями или же счастливыми моментами в вашей жизни?
Слезы неистово обжигали раскрасневшиеся щеки, всхлипы стали чаще и в какой-то момент предприняли попытку задушить Первородную, быстро поднявшуюся и с большой силой начавшей поглощать воздух ртом, словно она была простым лигрумом. «Ты не Арнор… тебя больше нет… но, почему же ты здесь, сидишь передо мной и заставляешь медленно сходить с ума от невозможности прикоснуться к тебе, вновь ощутить сладость твоих губ, тихого шепота, успокаивающего мою окровавленную душу… или…» - Николорада растеряла остатки сил и рухнула на спину, пытаясь не закрыть глаза, чтобы вновь не провалиться в черную дыру своих кошмаров.
- Не надо, - умоляюще прошептала девушка, пытавшаяся из последних сил разглядеть комнату и образ лекаря. – Ведь, я люблю тебя… - Всхлипнув в последний раз, антиквэрум затихла, погрузившись в тревожный сон. Она еще не понимала, что все же смогла отыскать место, где сохранит свои воспоминания, разрушенные мечты и остатки надежды. Конечно, дом эделира не был схож с библиотекой, да и сам мужчина не мог похвастать в многовековых знаниях, но образ, нежно носимый Боунс в самом сердце – единственное, чего не смогла решить себя девушка, отрекаясь от своей сущности – разбудил в ней слова, которые она не хотела более слышать, тем более в своей собственной интерпретации. Шрамы, испещрившие сердце вновь кровоточили, а слепота привела к некому замешательству в распознавании личности. Сможет ли Лакуа стать тем, кто выслушает историю до конца, переняв обязанность прошлого принца мечтаний девушки? Сможет ли он залатать духовные раны и вновь вернуть зрение, выклеванное ее собратом еще задолго до первого убийства?
Боя не предвидится. Эпизод является знакомством между героями и входит в их хронологию.
