Дождь тяжелыми каплями стучит в окно, словно оголодавший странник, молящий о горячем супе. Но, как зачастую бывает, оказывается проигнорированным. Погода в горах всегда непростая: холода преобладают даже в летнюю пору, из-за чего снег не сходит с вершин, маня прикоснуться к своим драгоценным кристаллам лучей солнца, порывистый ветер, вынуждающий закутываться в верхнюю одежду плотнее, совершая прогулку на открытом воздухе. В минуты безумства, когда к перечисленному добавляется еще и дождь, не умеющий остановиться до того, как практически наполнит ров у подножья замка, — то все это превращается в самую настоящую какофонию. Ансамбль депрессии и сентиментального настроения. Набрось на голову капюшон и сможешь исполнить главную роль.

От камина, в котором потрескивают деревянной трелью заготовленные с незапамятных времен бревна, исходит мягкое тепло. Обманчивое, загадочное и очень коварное тепло. Любое существо, имеющее парочку ожогов скажет, что огонь — это первая ловушка свободного полета жизни. Красивое делает больно: первый урок выживания для себя и своей сути, который стоит занести в журнал под названием "сознательность". Это тепло облизывает лежащую на полу шкуру медведя, смотрящего в сторону окна осуждающе пустым взглядом. На кровати хаотично скомканные простыни, словно в них долго ворочались от не самых приятных мыслей. Собравшие в себя тепло горячих тел, сейчас они лихорадочно его теряют, выворачивая на изнанку чувство одиночества, запачканное несколькими каплями крови. Все же, красный неплохо смотрится на белом.

Из соседствующего со спальней помещения открывается дверь, выпуская облако пара. Он оседает причудливой дымкой на прохладных из-за непогоды стеклах окон. Регис выходит обнаженным, пока по натренированному телу неторопливо ползут капельки воды, словно страшась задержаться на одном месте дольше необходимого. Каждый шаг — грациозная поступь охотящегося льва. Красные волосы рассыпаются по спине прямыми лентами, тяжелыми от воды, делая внешний вид вампира более аристократичным — сексуальным, если говорить на чистоту, применяя необходимый в кругах эстетов жаргон. Красота — привилегия, которой дифинет обладает с рождения и с которой ни за что не расстанется. Он проходит дальше в комнату, чувствуя, как от смены температуры по телу пробежала мелкая дрожь, не доставляющая никакого дискомфорта. Останавливается возле искусно вырезанного зеркала в полный рост. Существует поверье, что вампиры обладают крайне скверными отношениями с зеркалами, однако это не всегда так: вся суть в том, какой материал лежит в основе отражения. Эмиелю повезло в свое время с мастером.

Рассматривать себя в зеркале становится каждодневным ритуалом после смерти бывшей жены. Наблюдая за тем, как некогда сильную и властную женщину — увы, это время взрослый дифинет не застал — сожрало безграничное в желании утолить свой грех чревоугодия время. Эмиель касается ладонями некогда пышущего молодостью и невинной юностью лица, но отражение, будто в злобной насмешке, показывает лицо зрелого мужчины. Красивого, но уже далеко не поры весны жизни. Отчаяние, до этого момента отстающее на несколько шагов, сейчас кладет свою когтистую лапу на плечо и сильно сжимает: такая холодная, такая костлявая, такая удушающая. В горле застревает ком, а желание сделать вдох наполняет все тело Эмиеля.

Секунда. Это утекающее сквозь пальцы время, что беспощадно уничтожает на своем пути все, имеющее свойство простого существования.

Вторая. Регис чувствует, будто на его лице появляются морщины, а былой насыщенный цвет волос тускнеет, теряет блеск.

Третья. Кожа на руках становится дряблой и покрывается пигментными пальцами.

Четвертая. В отражении издевательски скалится уродливый старик.

Дифинет дышит глубоко, чувствуя, как кровь крупными каплями стекает по костяшкам, а осколки разбитого зеркала отражают цвет пылающих осенних костров волос.

— Рафаэль, — молчаливый спутник появляется в комнате и молча накидывает на плечи главы белую рубаху. — Подготовь письменные принадлежности, мне нужно отправить письмо.

deja vu so i close my eyes let the demon sing me a lullaby

Соларис солнечный. Это отличается от привычного для вампира вида заснеженных и заросших лесом гор. Поэтому он тяжело вздыхает, поднимая ворот своего лучшего дублета. Ассиметричные величественные здания, цвет которых был слишком светлым, чтобы смотреть без боли в глазах, находятся здесь везде, где не тонут в синем океане вод. Шум разрушающихся волн, падающих с большой высоты, на удивление, не раздражает чуткий слух Региса, но ощущается гармонично.

Город дышит зеленью, торговцами и солнцем.

Но это не есть конечная точка путешествия. Эмиль проходит мимо всего этого, держа путь в самое сердце — в Рассвет. Здание столь величественное, что перед ним даже великолепные дворцы кажутся просто частью чего-то совершенно незначительного. Вампиру нравится роскошь и нравится смотреть на красивое. Однако в любом другом случае, но не сейчас. Все мысли занимает авантюра, пойти на которую подтолкнуло кромешное отчаяние. Оно, закрывая холодной рукой глаза, ведет за руку вперед. Лишившись зрения, дифинет может слышать только стук каблуков собственных сапогов, эхом отражающихся от гладких стен величественного строения. Путь прямой, не позволяющий свернуть в сторону — отступать поздно. Мосты уже давно полыхают последними искрами, растворяя возможность распознать скрывающееся на другом конце.

Что же.

Путь окончен.

Вампир открывает глаза, когда его оставляют в просторном помещении с девушкой. Могущественным деосом.

— Эмиель Регис Рогеллек Терзиефф-Годфрой, Госпожа, — вампир прикладывает ладонь к сердцу и склоняет голову, выражая тем самым почтение. — Я писал Вам о причине своего визита. Смею предположить, что оно Вас заинтересовало, поскольку я стою здесь.

Соблюдение манер — это выказывание определенной степени уважения, которое следует соблюдать при ведении переговоров. Политика невероятно тонкая и хрупкая материя, разобравшись в которой однажды, не захочешь выпутываться — снова потеряешь связывающую все логические повороты нить. Потеряешь ту самую прощупываемую вену, под которой бьется пульс, выкачивая литры доверия не только из подчиненных.

Регис кивает на предложение занять одно из кресел, принимая его. Тонатос, как он может судить с первого взгляда, проявляет себя благосклонно к вампиру, с какой-то долей интереса, которую даже не скрывает. Подобное проявление честности и прямолинейности не могут не вызывать расположения, хваткими пальцами окутывающее все естество вампира. Однако он не забывает по какой причине пришел. Эта причина скатывается холодной каплей пота между лопаток и вызывают желание чуть ослабить светлого цвета жабо, подчеркивающее особенно бледный цвет кожи и выразительность глаз.

В какой-то степени, Эмиель представлял Тонатос другой: более... Слова сплетаются в отвратительно большой ком, не собираясь сосуществовать друг от друга порознь. Вампир морщит кончик носа едва заметно. Но и без слов-описаний отмечает красоту бессмертной. Гладкие черные волосы и светлая кожа, цепкий взгляд, пробирающий до основания и дальше. Взгляд, способный изучить изнутри, подчинить и заставить верить. Довольно полезный навык для деоса, управляющего Рассветом.

Вампир элегантно поддевает пальцами бокал, покачивая его из стороны в сторону, чтобы оценить качество. Сомневаться в том, что оно превосходное не приходится: винная дорожка элегантно стекает по прозрачным стенкам бокала, а чувствительное обоняние ласкает легкие древесные нотки. Еще немного и Регис готов будет назвать сорт древесины, в котором это чудо выдерживали. Но на это все еще нет времени.

Тик. Так.

Эмиель чувствует, как оно все так же быстро утекает сквозь пальцы, заставляя снова и снова всплывать перед глазами образ дряхлого старика в зеркале.

Но стоит держать себя в руках. Паника не приводит к хорошим последствиям. Паника ухудшает ситуацию, потому как сосредоточивание только на ней оказывает отрицательное влияние на внимание к собеседнику. А злить столь могущественную бессмертную ничем хорошим не закончится. А переход к делам весьма кстати. Регис не думает, что у Тонатос есть действительно много времени на общение с ним.

— Госпожа, — вампир наклоняет голову набок, из-за чего закрученная прядь волос спадает на лоб. Привыкший к подобному, Регис не спешит ее убрать. — Я бы начал с того, что уважаю Вас и Ваше дело, но раз Вы человек дела, не стану тянуть. Цель моего визита сугубо личного характера, не имеющая к клану прямого отношения. Возможно, моя мольба, обращенная к Вам, покажется жалкой, однако только Вы можете мне помочь.

Эмиль делает паузу, позволяя осмыслить сказанное. Это часть его специфической манеры вести диалог — не говорить все сразу, а делиться информацией частями, чтобы с каждым разом мысли у собеседника менялись, достраивая четкую картину необходимого для дифинета.

— Вы — прекрасная бессмертная, которой не стоит беспокоиться о том, что время в какой-то момент станет настолько оголодавшим, что сможет покуситься на Вашу жизнь. Но нам, смертным, подходящим к границе, что отделит осень от зимы, становится страшно от того, что за этим последует.

Волнение, ранее чуть отступившее, возвращается вновь. Регис делает небольшой глоток алкоголя, прикрыв глаза. Ему нужно совсем немного времени, чтобы вернуть прежнее самообладание и продолжить с тем же спокойным выражением лица:

— Бессмертие в обмен на вечное служение.

Регис понимает, что просит о большом одолжении. Понимает, что легко может быть отвергнут и обсмеян. Однако пути назад нет. Возвращаться туда, где все напоминает о скоротечности жизни? Подолгу сидеть возле могилы жены, к которой нежный чувств было меньше, чем у цыпленка, которого поймала лиса, к своему карателю, чтобы снова и снова думать о том, что через несколько, пусть и десятков, лет, Эмиеля сожгут или просто положат рядом? Окутывающий холод замка, в котором нет того тепла, необходимого для поддержания жизни, после солнечного яркого Солариса, покажется невыносимо тоскливым. Поиск артефактов, способных помочь оказывается очередной ложной надеждой, разбившийся о скалы реальности. Последний шанс и последняя попытка исправить свое положение.

Эмиель поднимает взгляд на Тонатос и смотрит ей в глаза, ожидая вердикта.