Сухопарый жилистый доктор бурчит что-то неразборчивое прямо в усы и складывает целебные тюбики в свой саквояж. Красный тюбик, затем белый, красно-белый, белый с полосками красными и даже красный с полосками белыми.
Все эти мази, они разного цвета, разного назначения и свойства у них тоже разные. Но запах у них почему-то один и тот же. Словно кто-то наполнил лейку для поливки цветов и просто забыл на пару недель за шторкой на подоконнике. Даже жжение на ране от этих мазей не способно перебить этот запах. Теперь эта вонь пропитает кожу, ослепительно-белый бинт, даже одежду которой мазь не касалась. Можно очень тщательно вымыться, надежно закрыть эти мази повязкой, облиться лучшим эделирским парфюмом, но стоит лишь поглубже вдохнуть, как сразу понятно, что новая рубашка навсегда пропахла затхлой водой.
А когда лекарство совсем впитается в кожу и вдруг покажется, что можно, наконец, обновить гардероб – доктор снова придет со своим саквояжем, в котором лежат все эти разноцветные тюбики. Кто бы подумал, что лечение ранений окажется столь же неприятным, как их получение.
Врач поднимает голову от своей сумки и мягко улыбается. Его улыбка словно бы извиняющаяся и примирительная. Он говорит:
– От запаха никак не избавиться, уж простите, – кто б сомневался, – я надеюсь, что вы понимаете.
Граф Дархар лишь отмахнулся рукой.
Это всё еще лучше, чем лежать мертвым на поле боя. Или получить некроз тканей и несколько лет шататься по клиникам в надежде, что медицина и магия справятся раньше, чем разложение доберется до сердца. Или позволить ране заживать как ей вздумается, оставляя убогий шрам расчерчивать грудь.
Нет уж, лучше выкинуть пару рубашек.
Доктор закончил упаковывать саквояж и теперь принялся облачаться в пальто цвета дорожной пыли. Кому вообще нравится этот цвет?
Он всё так же бубнит себе что-то в усы и невозможно угадать в какой момент речь вдруг перейдет во внятный голос, обращенный к собеседнику. Непонятно даже есть ли в этом гуле какой-либо смысл. Каждый раз, когда слух стремиться зацепиться за кажущееся членораздельным слово, порывает спросить, уточнить, но в ответ будет точно «нет-нет, ничего».
Справившись, наконец, со своей одеждой, врач говорит:
– Я всё так же настаиваю, чтобы вы не подвергали себя излишним физическим нагрузкам, господин граф, – он застегивает пуговицы под самый воротник, словно на улице холодно, – в особенности, не ввязывались ни в какие сражения…
– Да-да, я помню об этом, – тот же небрежный взмах ладонью, – и без ваших советов понятно.
– Берегите себя, господин граф, – сказал доктор, прежде чем покинуть, наконец, кабинет.
Элдориан устало поморщился и стал тереть переносицу двумя пальцами. Словно бы эти нелепые движения способны избавить от боли и вони. Избавить от раздражения. Как на коже, в очертаниях заживающей раны, так и внутри, от всей неприглядности ситуации.
Вот он, Элдориан Дархар, возомнивший себя непобедимым, смело бросающийся навстречу противнику, искусно разящий искусным клинком, командир Туманного Легиона сидит здесь с туго перебинтованной грудью, старательно делая вид, что не потерпел поражения. Словно бы здоровенная рваная рана сама по себе не является символом сокрушительного фиаско. Словно бы каждое движенье не отзывается болью. Она, эта боль, похожа на внезапный порез, когда перебираешь стопку свежих бумаг и слишком резко проводишь пальцем по краю. Вроде бы мелочь, но как же пронзительно.
Можно утешать себя тем, что сражение то было выиграно. Тем, что другой бы на месте Дархара погиб прямо там, в грязи и крови. Можно говорить, что каждый боец получает ранения, что это нормально. Лелеять мысли о том, что шрамы – свидетельства силы. Говорить себе, что всё это лишь незначительные издержки, да маленькие неудобства. Можно, безусловно.
Можно говорить и думать вообще что угодно. Кто запретит?
Но каждое, даже самое осторожное движенье будет говорить тебе правду. Каждый взгляд в зеркало в ванной будет говорить тебе правду. Даже воздух, пропитанный запахом мази, говорит тебе правду.
Какой смысл быть непобедимым если ты побежден? Такой ли ты смелый, пронзенный практически насквозь? Искусен ли твой искусный клинок, если он не добрался до цели?
Вот она, правда: ты проиграл. И что дальше?
Рискнувшую затянуться на добрую пару часов саморефлексию прервал вежливый вопрошающий стук в дверь. Знал ли помощник Дархара о тяги своего начальника к нежелательному самокопанию или так просто совпало, но появление адъютанта позволило графу загнать свои мысли поглубже в сознанье. От них не избавиться, их не забыть, только отложить на полку повыше и закрыть ширмой из насущных проблем. Элдориан обязательно вернется к этим вопросам, это неизбежно. Но сейчас голос секретаря вещал о проблемах более приземленных, чем горечь личных поражений. Хоть и прямо связанных с ними.
Доспехи. Речь конечно же шла о доспехах.
Уникальный артефакт, чудо инженерно-магической мысли, лучшая защита из доступных. Почти двести лет прошло с того дня, как броня впервые сдержала натиск оружия. Пропущенный выпад какого-то глупого сопляка, возомнившего себя героем. Безумный храбрец, он решил, что остановит сражение одним резким взмахом. Не сосчитать сколько разных эмоций сменились на глупом лице, когда выпад окончился звонким металлическим лязгом, но яснее других в его больших глазах читалась одна: понимание. Только когда меч коснулся черного металла защиты, мальчишка понял какую же совершил глупость. Слишком поздно.
Их было сотни: глупых мальчишек, смелых солдат, бравых наемников, заносчивых магов, голодных животных, неразумных творений, огненных духов… всех не упомнить. Каждый стремился добраться до графа, пронзить его плоть, но каждый встречался с холодным металлом. С завидной верностью единственной цели доспехи держали защиту. Казалось, так будет всегда. Последняя битва сказала обратное.
Она сказала: ты проиграл. И что дальше?
Помощник Элдориана тщательно пересказывает всё общение с Кристэлл, куда Элдориан обратился за починкой доспеха. Секретарь говорит, а граф Дархар натягивает рубашку, мысленно сокрушаясь о запахе. Он морщится, когда нужно протиснуться в рукава, стискивает зубы, когда касается пуговиц.
Их, пуговиц, слишком много для раненого.
– Не понимаю, что значит не могут починить? – говорит граф, пытаясь справиться с верхней застежкой. Та упорно не поддается и граф оставляет воротник распахнутым. Взгляд его падает на пиджак и глаза наполняются болью. Он говорит:
– Они там хорошо понимают, кто именно к ним обратился?
– Боюсь, господин граф, что они всё хорошо понимают, – помощник, как и всегда, изображал эталон непоколебимости и спокойствия, – должен признать, что причина отказа заметно расплывчата. Не стану утомлять вас указанными в их ответе формулировками, – он витиевато взмахнул рукой, – но в них отчетливо прослеживается намек на ваше личное присутствие, господин граф.
Он молчал, ожидая реакции руководителя. Хладнокровно смотрел на его страдальческое лицо, когда Дархар всё же решился надеть свой пиджак. Лишь когда хриплый стон сорвался с уст графа, адъютант робко попытался помочь.
Граф отстранил его жестом и спросил:
– На твое мнение, это разумно? Встретиться с ними лично.
– Это Кристэлл. Сложно сказать, что у них там происходит, – помощник вдохнул – мне ясно дали понять, что информация о ваших доспехах там проходит под грифом секретно.
– То есть, – Дархар победил в сражении с одеждой и облегченно уселся на кресло – придется мне всё-таки ехать.
Элдориан шумно вздохнул и жестом позволил секретарю перейти к другим темам.
Кристэлл уже очень далека от ранга корпорации, на которую можно банально надавить для желаемого результата. Владелец Элморменталь, член Управляющего Совета? «Мы очень рады сотрудничать» – вот их ответ, услышав парочку титулов. А затем, после милой невинной улыбки последует «но», и сразу станет понятно, что никаких привилегий одним только титулом здесь не добьёшься.
Ничего личного, только бизнес. Или что хуже, политика.
Граф Дархар всё еще слушал помощника, но вниманием его уже безраздельно завладел Кристэлл. Сложно представить, почему же создатель доспеха вдруг отказывается теперь чинить его, да еще и закапывает все следы так глубоко, что даже личный помощник Элдориана не может добиться ответов. Броня создавалась довольно давно и за все эти годы внутри корпорации многое могло измениться. Почти наверняка изменилось. Даже в те далекие дни уровень секретности имел большое значение. Создать такой артефакт большой вызов даже сейчас, но тогда…
Нет проверенных технологий. Нет отработанной схемы. Нет ничего, кроме амбиций. Изначально даже не было четкого представления, кто именно будет делать работу. Да несколько месяцев ушло только на то, чтобы сделать подробный чертеж. И всё это время Элдориан практически не вылезал из застенков Кристэлл, активно участвуя в разработке. Ему нужно было видеть и контролировать всё. Каждую деталь, каждую мелочь.
И результат того стоил.
Элдориан жестом прервал помощника на полуслове:
– Я поеду в Кристэлл. Целый доспех мне нужен не позднее выздоровления, - он снова недовольно скривился, – остальные вопросы обсудим позднее. Ты знаешь, что делать.
– Как пожелаете, господин граф.

Сначала Элдориан собирался добраться до штаб-квартиры корпорации с помощью обыкновенного транспорта. Размять ноги, немного подышать воздухом, послушать монотонный шум двигателей. Просто немного расслабиться. Однако прогулка даже из собственного кабинета быстро всё расставила по местам – когда каждый шаг отдается протяжно-скрипучей болью в груди, расслабиться сложно.
Это не те ощущения, с которыми невозможно справиться. Граф даже какое-то время постоял в раздумьях, взвешивая уровень дискомфорта. Какое-то внутреннее упорство толкало его на преодоление себя, говорило шагать невзирая на боль.
Ты же сильный, ты справишься.
Уязвленная гордость твердила, что негоже достопочтенному графу отказываться от собственных желаний из-за какой-то там раны. Здравый смысл искал – и предательски не находил – причину отказаться от прогулки.
Как будто нужны причины не чувствовать боль.
Белая вспышка телепорта поставила точку во всех рассуждениях. Это был компромисс. Элдориан отказался от пешей прогулки и транспорта, но ему всё еще придется подняться по ступеням к самой штаб-квартире. И один Создатель знает сколько еще их будет внутри.
План состоял в том, чтобы как можно быстрее, не раскручивая бюрократический маховик, получить ответы на лишь пару вопросов. Первый: где сейчас команда, создававшая артефакт? Разумеется, графу не нужна была вся команда. Только ключевые фигуры. Смысл в том, чтобы выяснить смогут ли именно эти же люди поработать над починкой брони.
Второй вопрос… уже не так однозначен.
Сейчас, когда граф Дархар поднимался по этим треклятым ступеням, он вдруг понял, что ни разу так и не увидел мастера, создавшего доспех. Тогда, пару сотен лет назад, Элдориан работал с целой командой, с десятком высокопоставленных и очень умных людей. Разумеется, первородный контролировал процесс, следил за тем, чтобы каждая деталь его первоначальной задумки выполнялась с высокой точностью, но… Теперь, когда он стал думать об этом, только казалось, что контролировал.
– Кто именно ковал броню? – спросил граф, выслушав многочисленные формальности и любезности.
Иногда продираться сквозь политически верный корпоративный сленг утомляло сильнее сражений. В бесконечно длинном разговоре сменилось уже с десяток собеседников, каждый с высоким рангом и каким-нибудь титулом. В какой-то момент визит графа пришлось прервать, чтобы организовать и провести обед. Или это был ужин? Затем всё снова продолжилось, но уже с новыми лицами. Элдориан с терпеливым упорством поднимался по должностной лестнице собеседников, но никто из них не смог дать ответа на простой вопрос:
– Кто именно ковал броню?
От этих слов пересыхает горло. Даже разноцветные тюбики доктора не вызывали столько раздражения, как бесконечное повторение вопроса. Даже запах мазей из-под повязки не так отвращал, как это беспричинно затянувшееся разбирательство.
Обсудили сложности технологий, магическую привязку и проводимость. Разобрались в тонкостях дизайна и структуре повреждений металла. Даже затронули внутреннюю магическую структуру материала и ее влияние на связь с носителем в каждый отдельный момент времени. В какой-то момент показалось, что Элдориан узнал столько, что единолично способен починить свой любимый доспех. Но он так и не услышал главного:
– Кто именно ковал броню?
– Мириэль.
Это случилось настолько внезапно, как звонкая пощечина.
– Вашу броню ковала Мириэль, – повторил собеседник и обреченно откинулся на спинку своего кресла, – она не на Нонтергаре.
Элдориан молча смотрел на… он даже не совсем понимал, кто именно перед ним сейчас сидел. Имени точно не вспомнит. Граф ничего не говорил, словно боявшись вспугнуть визави и остановить откровение.
– Господин Дархар, не поймите неправильно, - мужчина устало потер переносицу, - я бы с большой радостью помог вам в этом трудном вопросе, но прямо сейчас я бессилен…
– Тогда я буду говорить с ней – теперь голос графа строг и напорист. Теперь, когда он подцепил возможно единственный шанс на ответы, он ни за что не позволит вернуть диалог в прежний фарс.
Очередь собеседника хранить молчание.
– И, если я говорю, что буду говорить с ней – это значит я буду, – граф наклонился ближе к мужчине, заглянул ему прямо в глаза. Движение тут же отозвалось яркой вспышкой в груди, но Элдориан мгновенно загнал ощущения поглубже.
С еще большим нажимом он говорит:
– Где она? Я отправлюсь немедленно. И вы, господин… как вас? – собеседник открыл было рот, но Элдориан тут же продолжил - неважно. Вы организуете мне встречу. Я знаю, вы имеете возможности это сделать. Вижу, что просто не хотите.
Граф откинулся на своем кресле, вновь подавив проявления боли. Он говорит:
– Вот что мы сделаем: я не стану спрашивать, почему вы не хотите мне говорить. Я даже не стану спрашивать, почему, во имя Создателя, я провел здесь целый проклятый день. Я вообще больше не задам ни единого вопроса ни вам, ни кому-то еще в этом здании, - граф говорил медленно, отчеканивая каждое слово. Словно бы опасался, что собеседник что-то упустит, – но только в том случае, если я прямо сейчас полечу на встречу к этой вашей Мириэль.
Кто она? Почему Элдориан ни разу ее не видел? Почему ничего даже не слышал о ней? Зачем так упорно скрывать ее имя? Для чего оттягивать встречу? Что еще скрывается за этим именем? Список вопросов можно продолжать очень долго. Дольше, чем всю прошедшую встречу и всё равно не закончить. В конечном итоге, несмотря на непростительно большое количество потраченного времени, Дархар добился хоть бы чего-то.
Мириэль. Либертэйм.
Даже то, что место назначенной встречи указали в координатах, вместо названия города или хотя бы поселка, уже не способно удивить хоть сколько-нибудь. Хоть в жерло вулкана, плевать. Граф доберется туда во что бы то ни стало, теперь всё это превратилось во что-то очень личное. Он починит броню, безусловно. Но главная цель – наконец разобраться, что на самом деле сокрыто за этим доспехом.