Он никогда здесь не был.
Странно и в какой-то мере забавно, но за шесть сотен лет древний монстр так и не нашел время для того, чтобы посетить искалеченную и вылепленную заново темную планету, хотя излетал большую часть всей галактики... точнее, того маленького огрызка галактики, чтобыл брошен Демиургом в качестве подачки. Строгие законы Нонтергара на посещение чужеодцами определенно делали свое дело, превращая планету в не то чтобы очень привлекательное место для наемников, отдыхать же Эйз предпочитал в обширной инфраструктуре развлечений техномиров либо на заснеженных просторах Дизариаса. Да и не было, по мнению монстра, в этой несчастной планете-химере ничего особенно интересного, за исключением ее печальной судьбы и живого напоминания об амбициях смертных.
И все же он здесь - Эзекиль видит силуэт планеты в иллюминатор корабля, увеличивающийся с каждой секундой; телепортацию было решено не применять по различным причинам, включая желание не афишировать свою сущность лишний раз, хотя бы до прохождения портовых сканеров. Вообще весь этот заказ прямо сквозит  чем-то странным и неясным: пожалуй, требование обязательного личного контакта он видел последний раз лет сто двадцать назад.
Первое, что он увидел - это мрак. Вечная ночь окружала планету еще на орбите - темный шар, испещренный россыпью яркихз огней и опалесцирующей теплой аурой; ничего не изменилось ни внутри атмосферы, ни снаружи - когда антиквэрум, спрыгивая с трапа и коротким жестом приказывая пилоту сидеть и ждать команды, глубоко вдыхал холодный воздух странного места.
Тогда он думал, что на Нонтергаре ночь: но если и так, то жители его, похоже, категорически решили игнорировать сложившуюся систему. Чуть позже он осознал, что не решили, и атмосфера на планете вызвала довольно противоречивые чувства.

...Он ступал по гладким камням мостовой сквозь толпы людей, спешащих сквозь сумрак по своим делам, и на каждом углу ему чудилось, будто он видит и ощущает чужое присутствие, ловит вззгляды - но не враждебные или опасающиеся, а... он не знал этого слова. Капитан Эзекиль привык натыкаться на недоверие и страх, они стали его постоянными спутниками, чье присутствие столь же естественно, сколько естественно наличие старой раны. Здесь все было иначе, и он несколько раз резко оборачивался и даже пытался магически отследить того, кто пытался смотреть ему в спину - но вновь ничего не находил.
Дипломатический квартал был довольно многолюден, и окружающим хватало забот и без присутствия чужака - одного из десятков прилетающих каждый день и каждую ночь; помня указания заказчика, Эйз прошел до самого центра квартала - к фигурной беседке на краю невыносимо прозрачного озера, сияющего в окружающем сумраке многоцветными огнями прямо из-под воды. Он не заметил и сам, как стал смотреть туда, на беснующихся в воде рыб и причудливые светящиеся растения, ни о чем не думая. Обычно его успокаивала мертвая тишина заснеженных пространств, но вот здесь... здесь словно было нечто иное, и в то же время - смутно знакомое, как знакомо нечто, что ты уже встречал невыразимую бесконечность времени назад, когда еще не был монстром. Или когда не существовало самой категории "монстр". Когда все было иначе.
К сожалению, память не помогала.

Вовсе не телепортация словно из ниоткуда незримо уколола Эйзенкелларианнара в основание черепа, заставляя мгновенно напрячься и проскальзывая сквозь иллюзию истинным цветом глаз; что значительно более неожиданно - это приближение того же знакомого чувства, что незримо присутствовало с момента приземления.
Он резко развернулся, щуря глаза телесной оболочки и быстро изучая явившуюся навстречу; монстр не видел ее ранее, по крайней мере - в этом облике, либо просто не мог узнать или отличить от тех двоих, кого встречал столетия назад. Что более важно и отводило все прочее на дальний план - так это сопричастность - он нашел слово, что больше всего подходило к испытываемому чувству. Нечто, разделяемое сотворенными из одного материала одними и теми же руками творца.

- Не ожидал встретить кого-нибудь из нашего рода.  - медленно произнес мужчина, опираясь спиной на ограду. За более чем шесть веков Элета была третьим антиквэрумом, которого он встречал - включая чудовище в обличье женщины, что едва не порвало его в клочья; зная столь мало собратьев, он едва ли отличил бы одного от другого чисто магически, не беря в расчет внешний облик. До чего же необычной и мелкой казалась ее просьба: вернуть... ткани и кристаллы? И человека?
Эйзенкелларианнар не мог понять, зачем. Что ей до какого-то смертного и уж тем более до жалких побрякушек? Он понял бы, будь она, к примеру, дриммэйром - но антиквэрум, привязанный к вещам мира, из которого они были изгнаны самим Отцом? Нет, он и сам свыкся с правилами этого мира и законами его существования - но до конца так и не стал частью его экосистемы, существуя внутри на положении полухищника, полупаразита, питая свои инстинкты низшими существами.
Впрочем, какое ему дела до желаний заказчика?

- Операция категории "Б", инфильтрация/террор. Мои люди изучат ваши данные и найдут оптимальный способ проникновения и вид акции.  - кивнул он совершенно буднично и бесстрастно, словно бы под этими словами не подразумевалась кровавая бойня. Для антиквэрума, впрочем, это подразумеваемое и не значило ничего особенного. - Если у вас есть пожелания к формату акции, можете изложить заранее.  Должна ли цель знать, кто передает ей привет? Есть ли у нее близкие ей люди или вещи в непосредственной доступности? 

Под акцией, конечно, наемник подразумевал способ донесения до герцога необходимого "предупреждения" - и это хорошо читалось по его тону и взгляду, бросаемому на сестру. Элета уже видела этот взгляд - на пустынной улице Либертэйма, сквозь пелену черного мрака, несколько сотен лет назад на нее смотрели точно такие же глаза древнего хищника, но на сей раз - этот инстинкт сидел на коротком поводке, ослабляемом лишь на мгновения. Алое пламя пропало через доли секунды, не погасло - спряталось в бронированном кардонием черепе за иллюзиями спокойствия и бесстрастия.
- Теперь об оплате. Мы не работали вместе до того, поэтому должен предупредить. Наша специальность - штурм и нейтрализация с применением требуемых вооружений, включая тяжелые. Материальная часть и ценности, оставшиеся после операции, обычно реквизируется в целях амортизации расходов. Если заказчику требуется сохранение любых предметов окружения в целостности - оплата расходов дополнительной статьей. То же самое если требуется   деликатный подход с минимумом шума или жертв. От себя гарантируем результат. Мои люди исполнять все, что требуется, либо погибнут в процессе. Если все устраивает - сделка заключена. Авансов мы не берем. 

Авансов они и правда не брали. Всем в определенных кругах известно, что за пытавшимися кинуть они приходили следующими.

- Люди герцога сумели пленить наполовину антиквэрума? Должно быть, не не так просты, как кажется. - Эзекиль тут же заметил этот момент, но вслух не высказался: не в правилах было проявлять сомнения в присутствии клиента. Было ему в основном все равно и до мотивов заказчика, и до того, кем являлся и что сделал этот герцог; и все же один главный вопрос продолжал его мучать, зудеть словно назойливый москит: почему заказчица не справится с делом сама?
Антиквэрум смотрел на нее разными глазами, тщетно пытаясь понять, почему совершенно точно незнакомый облик сестры кажется ему таким, будто они уже встречались. Он видел ее силу - слабее той, что была у него; хотя в какой-то миг неясное предчувствие шептало ему не верить своим глазам - мужчина отбросил его в сторону, словно назойливый морок. Чужие голоса, лезущие в голову, и без того занимали слишком много осколков его жизни.
И все же он знал: даже довольно слабый антиквэрум сильнее многих из смертных. Просто по своей природе, которую Элета, похоже, упорно отрицала, играя в человека: как ни отрицай, она все равно будет твоей частью, и в минуты опасности эта природа проявится, выпустит наружу острые когти, а маска на лице обратится в звериный оскал.
Он знал это - ведь сам десятилетия, если не века, прожил человеком, с памятью и силой, запечатанными под прессом ограниченного смертного разума. Он помнил и знал, каково это. И помнил о том,  что в это время был по-своему счастлив, не видя общей картины; но в отличии от сестры - он не выбирал этот путь. Не знал, кем является, до той самой встречи с другой своей сестрой.
На какое-то мгновение воспоминание он той встрече и том кратком сражении всплыло в его разуме острой вспышкой, и антиквэрум долю секунды взглянул на собеседницу раскрывшимися глазами сквозь пелену иллюзий. Нет, невозможно. Это не она, совершенно точно не она - слишком много различий как во внешности, так и энергии и силе.

Все эти мысли заняли не более пары секунд. Оставшееся время он внимательно слушал детали операции.

- Понятно. - протянув руку, антиквэрум взял взял предмет и сжал в кулаке, касаясь маленького перстня. Бледно-синие сполохи иллюзонрого пламени охватили флешку, отправляя в подпространственный карман. - Я свяжусь с вами, когда все будет готово. Возможно, результат увидите в новостях.

Он чуть склонил голову вниз в полушутливом поклоне: будь на мести Элеты кто угодно иной расы, он удостоился бы просто слов, но в присутствии сестры что-то внутри сознания Эзекиля делало его более... живым? Как и в целом на этой планете. Он думал сказать что-то еще, и слова плясали у него на языке - но все же не сказал ничего, лишь взгляд был полон невысказанных слов.

- Есть ли еще что-то, что мне следует знать?

Эвилариум, поместье Фирз. Несколько дней спустя.

[indent]
[indent]
[indent]

Все было не зря. Все эти дни тщательного изучения планов и мыслеобразов, сканирования с орбиты и даже копаний в мировой сети - Эвилариум никогда не был настолько закрыт, как Нонтергар, а тщеславие богатых и влиятельных никогда не играло им на пользу - помогли, наконец, дойти до конечного плана атаки. Нарочито жесткого и хаотичного с виду - хотя и не настолько, каким мог быть первоначально  - но по сути своей полный изящества хорошо отлаженного и смазанного механизма войны, под уродливо-угловатыми обводами брони которого скрываются идеально подогнанная, выверенная и настроенная система.

"Атраментор", флаг-крейсер "Детей ночи", вот уже как девять часов дрейфовал в пространстве между Викией и верхними слоями атмосферы Эвилариума, всеми силами изображая один из многих частных кораблей-фрилансеров, удивить которыми уже давно невозможно в принципе. Три дня назад с его борта - совершенно официально, на маленьких пассажирских челноках - на зеленой громадине планеты растворились несколько человек, прошедших регистрацию в одном из крупных космопортах Лайнадара и растворились в толпе путешественников; сегодня же корабль, уловивший несколько входящих радиосообщений с о. Эвис, прежде чем замолкнуть выпутил на волю совсем иной груз. Небеса ночной стороны Эвилариума молчали, скрывая под темной пеленой силуэты вытянутых, чем-то похожих на пузатые летучие мыши кораблей, медленно идущих курсом над необитаемыми областями планеты к своей спящей цели.

...Высокий и бледный человек - а может, и уже не человек, а может, и вовсе не уже - столь же медленно шел по ночному лесу; впрочем, назвать это лесом - слишком продешевить. За столетия своей жизни человек повидал немало диких ландшафтов - от безжизненных камней, полируемых лучами одинокой луны до ледяных пустошей Нордскола - и ни один из них не казался настолько фальшивым, как это тщательно выверенное, прилизанное и искусно драпированное под мерзкое подобие реальности нечто. Казалось, что каждое деревце и каждая травинка, да что там - каждый камень и каждая молекула воздуха в этом месте была пронизана магией - но магией не той, что вдохнул в жизнь сам Демиург, а рукотворной, безвольным орудием в руках тех, кто посмел считать себя венцом творения. Обычно ему было все равно: его Отец славился своим безразличием к перворожденным детям, и один из детей отвечал взаимностью всему его наследию - но сегодня, шагая по творению чужих рук, улетающую в бездну на глубине зловещей долины, этот человек чувствовал себя на редкость сентиментально.
Пожалуй, эта    р а б о т а    вызовет у него удовольствие. Наверное.
Он глубоко вдохнул, когда несчастные деревья раскрыли перед ним слитые в чудовищную арку переливающиеся сине-зеленые листья, открывая обзор на затейливо переплетенную высокую изгородь перед безусловно красивым - этого было не отнять - домом. Наверное, даже дворцом - если судить по размерам и количеству вплетенного в текстуры магического дерева мрамора.
Человек улыбнулся, растягивая тонкие губы в оскале древнего хищника, вышедшего к норе спящей жертвы.
Уже скоро он сможет не притворяться.

Тем временем на посту секторального наблюдения Лайнадара
[indent]
[indent]
[indent]

- Капитан, сэр, возмущение в секторе Y-97! - юный дриммэйр в мундире младшего офицера мониторинга с плохо скрываемым изумлением наблюдал, как мониторы магического контроля сходили с ума и сияли кажущимися хаотичными всплесками сигналов, отражающих искажения навитонных струн в самой структуре мира. Что самое странное - искажения исходили из сектора над океаном Элвандэйс: пустого и безжизненного, если речь шла о ком-то разумнее планктона и бледных китов.
- Вывести подробные спецификации. - молодой офицер, вероятно, ожидал совсем не такой результат своей поспешности, когда уже успел трижды проклясть себя за необдуманную реакцию при виде помех. Не то чтобы он никогда не встречал дефекты сенсоров, и не то чтобы сигнатуры "помех" за прошедшие полтора года службы были ему знакомы, но... Лайандар никогда не отличался особенно передовой техникой.

В отличии от подчиненного, капитан был встревожен сразу. Сложно сказать, почему - но движение и характеристики искажений навитонных структур казались чем-то очень знакомым. Настолько, что само внутреннее чутье заставляло его полагать, что перед ним вовсе не дефект и не случайность.

- Крыло 4.2.1, да старт в сектор Y-97. Протокол "Призрачная угроза".

Шеф-сержант Атар Ритис по своей обычной привычке кусал внутреннюю поверхность щек, крепко сжимая зубы с того самого момента, как "птичка" вошла в темные облака над океаном. Штурмовой транспорт типа "Призрачный ястреб" - при всех своих непререкаемых плюсах вроде отражающего  покрытия, высокой скорости и приличного набора бортового вооружения - никак не мог заслуживать звание комфортной машины даже для пилотов - и сегодня сержант, будучи одним из утрамбованных в десантный отсек корабля, на всей своей шкуре успел прочувствовать справедливость такой характеристике. Его трясло при каждом маневре, швыряло на пару футов вверх и гулко ударяло лысой головой о переборки, заставляя прикусывать щеки едва ли не до крови и лишь поэтому не ругаться в голос - вместо того накапливая ярость и злость к грядущей битве.
"Дааа, битве". - ухмыльнулся про себя Атар, поглаживая коленное сочленение черно-алой силовой брони. Будучи высшим трансдентом, шеф-сержант эволюционировал более полутора сотен лет назад, однако по сути своей так и не избавился от сущности кровожадного чудовища, не столько охотящегося ради пропитания, сколько испытывающего вершину удовольствия от самого созерцания чужой боли и крови. Неудивительно, что с такими инстинктами он довольно легко стал командиром второй штурмовой роты "Детей", что славились  сомнительной репутаций. Второй - потому что для первой требовалось нечто большее, чем гора мышц и чистого берсерка.

Атар прекрасно знал, что их цель не сможет дать отпор. Не должна - не им, не  е м у. Он видел таких, как этот Фирз, изнутри - причем во всех смыслах; он помнил вкус страха тех, кто ставит деньги превыше силы и надеется, что громкие титулы и длинные цифры в чековых книжках смогут спасти их от ярости Зверя. Они обманываются. Он знал это. Знал и ждал.

Когда корабль стало ощутимо меньше трясти, Атар едва ли не затрясса от предвкушения: сейчас, еще немного - и ветер ринется в лицо навстречу Зверю, летящему к земле на крыльях прыжкового ранца; еще несколько минут, и он ощутит приятную тяжесть оружия, и экстаз от ударов отдачи, что вырвали бы плечо с мясом любому слабаку; и кровь, море крови. Скоро. Скоро. Скоро. - стучало в его висках и отражалось вкусом крови на кончике языка. Скоро. Скоро.

- НУ СКОРО ТАМ? - рявкнул сержант, хлопая кулаком в переборку прямо перед собой и просовывая голову в проем к пилотским сиденьям.
- Полет отменяется, зверюга. - мрачно послышалось ему в ответ вместе с медленно сбрасывающими обороты маршевыми двигателями. - Нас засекли. Шефу придется самому.

...По обе стороны от "Ястреба", сбрасывающего обороты и медленно заворачивающего на северо-запад, быстро закладывали виражи атмосферные перехватчики. Тяжелый штурмовик мог пройти под радарами и аннигилировать целый батальон - но в воздухе был практически бессилен.

Он стоял прямо перед вратами поместья - высокий, неестественно седой для своего кажущегося довольно молодым лица, а еще - совершенно театрально закутанный в длинный черный плащ, чьи полы, кажется, смешивались с тенями. Магические кристаллы по обе стороны ворот определенно уже считали его ауру - но он и не думал скрываться: наоборот, его задачей было собрать на представление всех, кого только можно.

Сто двадцать. Сто девятнадцать. Сто восемнадцать.

Какой-то автономной мыслью, записанной на неведомый смертным участок древнейшей коры его разума, он отсчитывал внутренним хронометром секунды до начала.
Он постучал вновь, добавив удар ногой, от которого стало неприятно даже плотнейшему кардонию.

Сто пятнадцать. Сто четырнадцать. Сто тринадцать.

- Чего нужно? - недовольный и недобрый голос прозвучал, кажется, из-за спины: на самом деле первородный прекрасно знал этот старинный фокус, самый распространённый вид магических дверных систем. Странно, что могучий герцог Фирз балуется таким... фарсом.

Сто десять. Сто девять. Сто восемь.

- У меня дело к его милости. Вопрос жизни и смерти.

Что может быть проще, чем чистая правда? А чья жизнь и чья смерть - говорить не обязательно. Он чувствует колебания магии сквозь слабый барьер - слабый, но достаточный для того, чтобы он не смог заставить плоть всех жителей этого дома раствориться и стечь с костей.

Сто семь. Сто шесть. Сто пять.
Сто четыре. Сто три. Сто два.
Сто один.

Неясное предчувствие шевелится внутри; не страх и не опасность, нет. Просто что-то пошло  н е     т   а к. А что именно - неясно.

- Его высочество не принимает гостей, а вам не назначено.

Ну разумеется. Его высочество и не знает о его существовании. К счастью. Или к сожалению - кому как.

Девяносто девять.

- И все же я вынужден настоять. Поверьте, ему стоит знать о том, что я ему скажу. Вы не пожалеете

Ведь м е р тв ые   не умеют жалеть ни о чем. Смерть обладает свойством освобождать от последствий любых решений, а потому является лишь самым последним оружием в руках истинного мастера.

Девяносто пять. Девяносто четыре. Девяносто три.  За вратами тишина - такая, что слышно, как перекатываются тяжелые жернова чужих мыслей и колебания магических потоков. Конечно, они что-то замышляют - уже это идет не так. Он не ожидал, что враг будет готов, ведь сестра говорила иначе - но это не пугало. Он вообще едва ли умел бояться.

Восемьдесят пять. Восемьдесят четыре. Створки ворот медленно задрожали, расходясь в стороны; громко вдыхая приятно пахнущий настоящей природой воздух, Первородный широко и наигранно улыбнулся, демонстрируя блестящие неестественно белые зубы - прямо на острия направленные в его лицо остриям алебард.

- Не слишком гостеприимно. - он успевает обвести взглядом внутренний двор, параллельно вымеряя шестой десяток секунд обратного отсчета. Стражи герцога - мрачные, угрюмые, крепко сжимающие свое оружие: копья, посохи, мечи; у нескольких поодаль - вполне современного вида автоматы. Впрочем, кому как не Первородному знать, насколько может быть обманчивой внешность?
Их много. Больше, чем ожидал - но меньше, чем могло быть. Но все же больше, чем он один. И даже чем снайперы, наблюдающие за ними через прицелы и излучатели. Впрочем, количество никогда не решало там, где в ходе вступали "Дети ночи".

Пятьдесят пять.

- Мы знаем, кто ты, тварь. На месте, без резких движений. Капрал, немедленно оповестить его высочество. - столь же хмуро произносит кажущийся юным офицер в расшитой золотом портупее; в отличии от остальных, в своих руках он не держит оружия, и это значило одно: этот человек - едва ли не самый опасный из всех, кто присутствует.
Барьер сдвигается чуть назад, охватывая стражей и оставляя охотника за пределами.
Пятьдесят один.

Охотник деланно вздыхает, безразлично глядя на стоящих солдат. Его мысль - третья, словно по изолированному каналу, устремляется вдаль - туда, где за тысячами метров воздуха и пустого пространства замерла черная махина "Атраментора".
"Приступай" - бросает он команду, начиная складывать пальцами незаметный символ и повторять мыслеформулы.
Сорок семь.
Сорок шесть.
Сорок пять.

Он не верит тому, что слышит - и в это мгновение знакомое чувство все-катится-в-бездну разливается по его нутру холодным взрывом, заставляя скрипеть внутренние оковы, не дающие утерять контроль над собой.
Кто бы мог подумать, что стелс-транспорты могут засечь на пути от океана к побережью? Какова была вероятность того, что идиот за магоскопом, которому нечем заняться, обратит внимание на мелкую аномалию?
Впрочем, не то чтобы это что-то меняло.

- Стой на месте и не дергайся. - продолжает офицер, подходя ближе. Он довольно силен, это нельзя не признать - как и то, что его товарищи сработали хорошо. Будь на месте древнего антиквэрума кто-то другой - он уже оказался бы в темнице следом за полукровкой, который так нужен Лиритиалирэне.

Прости, сестра. Я пытался сделать все тихо. - подумал Первородный, касаясь мыслью кольца с черепом и материализуя из карманного измерения в руке маленький прибор: совершенно обычный технологический передатчик, настроенный на одну единственную волну в открытом и общедоступном диапазоне, глушить который в здравом уме не станет абсолютно никто. Стража поднимает оружие, офицер что-то кричит именно в тот момент, когда Эзекиль - именно так звали Первородного, почти попавшего в плен - исполняет его команду и бросает передатчик на землю.

Тридцать один. Тридцать. Двадцать девять.

Где-то на орбите Эвилариума резко включаются маневровые двигатели крейсера, бросая махину в атмосферу. Скорость и внезапность не позволят перехватить корабль, получивший экстренный сигнал на реализацию плана Б.

Двадцать семь. Двадцать шесть. Двадцать пять.

В точке эклиптики высоко в небесах шлюзы ангарного отсека раскрываются в ревущий ветреный шквал, выпуская наружу звено хищный темных машин, увешенных направляющими ракет.

Двадцать четыре. Двадцать три. Двадцать два.

Резко выпрямившись, антиквэрум бросает руку вперед, материализуя из пустоты устрашающего вида длинный меч. Мертвенный огонь срывается из вырезанных на темном кардонии рун маленькими змейками, сливаясь с всплеском энергии от знакомой пентаграммы деосфера, высвобождаемой на полупрозрачный барьер, что покрывает поместье. Точнее, покрывал: столкнувшись с силами древних, барьер рассыпается мгновенной вспышкой, обнажая орущих стражей. Они еще не видят незримые лучи, что устремились из лесных укрытий - не на них, но к меньшим строениям, каждое из которых отвечало за что-то важное.
Энергостанция. Манафильтр. Узел связь. Казарма. Общежитие слуг. Птичник. Ангар. Игровые площадки и бани. Каждая точка, что могла что-то значить для герцога, но в которой совершенно точно не будет его самого - каждая из них стала целью наведения корректируемых ракет.
Девятнадцать. Восемнадцать. Семнадцать.
Последний подарок на тот случай, если инфильтрация по-тихому, как того желала заказчица, не выйдет. У Детей ночи всегда был второй план.

В сторону антиквэрума устремляется настоящий град - металлические пули, вспышки огня и молний, маленькие металлические иглы, чистая энергия: совершенно безмолвно он уклоняется от первого из ударов, резко вздымая меч и формируя вокруг себя сферу из прозрачного льда.
Пятнадцать. Четырнадцать. Тринадцать. 

Снаряды бьются о магический лед и высекают бледные искры - один за другим они гаснут, не нанося урона. Первородный смеется.
Черный плащ исчез, словно втянувшись в самое его тело, облекая его силуэт своим покровом, увеличивая и формируя плотную защиту. Еще несколько мгновений - и вместо странного аристократа перед лицом стражи стоит закованный в тяжелый доспех воин, вздымающий меч.
В обратный отсчет в его голове стремительно подходит к концу.

- Вы были предупреждены. - безразлично произносит он, опуская ледяной щит, и в ночном небе проносятся стремительные темные силуэты.

Резкий свист и рев разрывает пустоту вместе с тихим смехом и очередным поднятием ледяного барьера - в то самое мгновение, когда вокруг поместья Фирза разверзается огненный ад.

Отредактировано Эзекиль (15.11.22 03:19:16)

Серия сливающихся в один мощных взрывов сотрясла землю и воздух чудовищным грохотом и вспышкой ревущего пламени, в считанные секунды поглотившего высокую ограду с вратами, изящные домики и резные скульптуры. Волна жара обдала Эзекиля с ног до головы, дохнула в лицо сквозь ледяной покров непроницаемого барьера, заставила на долю мгновения пошатнуться и выбросить в поддержание щита энергию - и вместе с неслышным предсмертным криком десятков разумных существ она резонировала с поврежденной сущностью внутри диадемы первородного монстра, ликующими мыслеобразами пролетая внутри чертогов разума.
Он улыбался выражением, больше похожим на оскал - улыбался выжженной земле и обугленным остовам, и выползающим из-под них обожженным людям, уже неспособным даже вопить, и полоске густого черного дыма, ползущего над крышей кажущегося почти неповрежденным основного поместья.

Мгновение спустя - ледяной щит покрыт паутиной тонких трещин, каждая из которых бьет антиквэрума слабым толчком отдачи: те из охраны, что пережили ракетный удар, и не думали сдаваться, стреляя в единственного врага из всего, чем владели. Впрочем, монстру нет дела до комаров и их укусов - он продолжает двигаться к дверям, словно бы не обращая внимания на льющийся в его сторону дождь из пуль, стрел и магических ударов; на фоне вакханалии смерти не слышим отдельный щелчок - одиночный выстрел откуда-то сзади, лишь крупная женщина в форме стражи вдруг оседает, держась руками за пробитую грудь. Еще один - и в окне, сверкавшем отблесками магических пентаграмм, вдруг замолкает и гаснет, а следом - роняет свою диковинную винтовку стрелок, едва не снесший барьер Эзекиля.  Финишная прямая, у дверей уже никого: последние из тех, кто стрелял, подавлены скрытыми неподалеку наемными снайперами; не мешкая, он летит к дверям и сносит их широким ударом Полярной Ночи.

Острая вспышка фиолетовой молнии бьет прямо в грудь, раскалывая ледяной щит на мириады мелких осколков и отбрасывая антиквэрума назад.
Неплохо - отстраненно, словно это не он поймал довольно неслабый магический заряд, Эйзенкелларианнар отметил про себя довольно приличную мощь неизвестного прежде врага; стоило отдать ему должное, еще немного энергии - и тот бы победил. Наверное, именно на это он и рассчитывал: по виду совсем еще мальчишка, враг выскользнул за двери к поверженному, как ему казалось, врагу.
Молча, лишь направляя энергию в свое тело для незначительного ускорения, Эзекиль метнулся прямо к врагу - лицом к лицу, не ожидая пока тот свернет новую печать, на ходу выбрасывая вперед оружие. Он еще успевает почувствовать взвесь из перемешанных чувств, исходящих от противника: недоумение, удивление, страх, ярость; он видит и перескакивающие с одной на другую строки магических плетений в попытке защититься от оказавшегося слишком живучим врага. Неосознанно аниквэрум отдает врагу должное - но не настолько, чтобы позволить ему жить. Воин с опытом в столетия слишком быстр: кажущийся тяжелым и неповоротливым меч с неожиданной легкостью пронзает мантию, кожу и мышцы юнца, заставляя того взвизгнуть от неожиданной боли и тут же прекратить колдовские попытки; захлебываясь кровью и хрипя, он не успевает даже удивиться тому, как легко покромсанные внутренности покидают выпотрошенное тело и падают на дорогие ковры, застилающие дорожку от дверей.

Эзекиль потратил на сражение меньше секунды: около сотни килограмм человеческого мяса - ничто для первородного сына Демиурга, некогда швырявшего своим хвостом осколки разбитых планет; толкнув остывающее тело в сторону, он перешагивает через исходящие паром кишки и быстро бросается дальше, топча кардониевыми сапогами мягкий ворс и заляпывая белоснежный паркет грязью и кровью. Метры проскальзывают за мгновения, а встреченные вооруженные люди - немногие из тех, кто уцелел в ходе атаки и был достаточно глуп, чтобы пытаться что-то изменить - падают под ударами рунного клинка посеченной травой.

- Где твой хозяин? - кричит он в лицо очередному смертному, столь похожему на остальных: слабому, трясущемуся и наверняка припустившему в свои узкие штаны еще до того момента, как на глазах оказался чудовищный воин. Разумеется, смертный не знает что ответить, а может быть - просто не может, скованный животным страхом, оставляющим лишь нечленораздельно мычать воспаленным языком да мелко трястись. Злобно выругавшись, первородный бьет мечом наотмашь, забрызгивая стену и зеркала алым. Громким ужасом кричат смертные поменьше, прячутся под кровать и в шкафы, чем вызывают лишь еще большую злобу в сияние мертвенно-голубых огней в прорези шлема.

Серия ударов в спину звенит о кардоний - развернувшись, он видит еще одного человека с автоматом наперевес; человечек кричит что-то злобно-обреченное, всеми силами желая отогнать охотника от его мелкой добычи - пусть так, он вовсе не против. Ледяная молния срывается с лезвия клинка и срезает стрелку руку по самые плечи, вслед за ним - его товарищам позади, пытающимся пронять древнего своими слабосильными заклятьями. Наверное, они умирают с улыбками на лицах, уверенные в том, что спасли детей: им невдомек, что монстру безразлично, чья кровь будет литься. По первоначальному плану обречены они все: не ракетным ударом, но десантом в силовой броне, что куда-то пропал в атмосфере над океаном; каждый живущий за исключением Фирза и его пленника должен был погибнуть, чтобы стать символом и последним предупреждением для хозяина; сейчас же план претерпел изменения и Эзекиль просто шел этаж за этажом, разыскивая следы и не ставя себе задачу уничтожать всех до единого. Горящее имущество на миллиарды было более чем доходчивым сигналом для того, кто смел переходить дорогу его сестре.

- Господин. - голос связного прозвучал в передатчике именно в тот момент, когда Эзекиль поторшил очередного стража, решившего поиграть в героя. В развороченном и залитом кровью флигеле, разумеется, не было и следа ни Фирза, ни его пленника. - Поторопитесь, к поместью Фирза летят правительственные корабли. Ожидаемое время прибытия - десять минут.
- Где Ритис? - антиквэрум надеялся, что шеф-сержант найдет способ избавиться от преследователей и продолжить задание, но надежды, похоже, медленно укатывались куда-то глубоко.
- Команда Ритиса под конвоем приближается к столице. Атмосферные перехватчики, мы можем сбить их из лазпушек прямо с орбиты.
- Отставить. - он думал лишь долю секунды. - Транслируйте на транспорты Ритиса последовательность обнуления. И уводите "Атраментор" из системы, мне не нужен корабль чтоб улететь отсюда.

И - конец связи - новый коридор, на этот раз пустой; а за ним - короткая перестрелка с троицей из охраны: потеряв одного своего, вояки разбежались прочь, но Эйзу уже не было дела до их жалких тушек. Десять минут - слишком мало на полноценный обыск, но импульсы внутри головы, порожденные выведенным из равновесия нутром, звали его продолжать свою охоту. Метр за метром, шаг за шагом. Удар с размаху поперек спины, перешагнуть через тело. Выбить дверь, поднять того, кто прятался под столом у окна: не тот. Не герцог. Полярная Ночь напоена чужой кровью, трясущееся в агонии тело летит в ворох тряпья - и снова, и дальше.
Очередная группа стражей смыкает ряды, направляя в его сторону сияющие искрами копья; за их спинами - дверь, ничем не хуже и не лучше иных.
- Бегите. - протягивает он и перебирает пальцами латной перчатки, до предплечий заляпанной чужой кровью. Иллюзия с глаз слетела давным-давно, и из его пустых глазниц навстречу врагам сияет ядовитое сине-зеленое пламя чистой смерти, сполохами огня вырывается наружу. Вместо ответа они стреляют - слаженно, залпом, перекрывая всю площадь коридора; магический стрелы хлопают о кардоний, шипя и разрываясь снопами искр, церапают и обжигают свободные участки кожи, каким-то чудом не попадают в горящие глазницы. Безмолвно ухмыляясь через опущенное забрало, рыцарь смерти шагает навстречу, ловя грудью новые удары; один из них впивается в плечо острой болью, проплавляя дыру в первородном металле - но что такое боль для воплощения смерти?
Он срывается на бег, уклоняясь от новых выстрелов, нескладных и неточных перед лицом надвигающейся на них закованной в металл фигуре; Полярная Ночь выписывает неуловимые глазу финты, складывая пентаграммы магии сияющим следом от рун - и кровь льется фонтаном вслед за отрубленными руками и головами, между сочащимися сочленениями прочных доспехов из зачарованной стали и перерубленными пополам древками волшебных копий.
Ему нелегко и самому: к первой ране присоединилась и вторая, и третья, и кардониевый доспех уже похож на проржавленный дуршлаг. Он восстановится - но не сразу; а диадема пульсирует и горит, и внутренний Зверь всем своим весом бросается на тонкие и покореженные решетки своей клети.
Он открывает дверь и шагает внутрь, крепко сжимая меч: определенно герцог здесь и определенно ждет, и если то что рассказала Элета правда - это будет не так и легко.
Его шаги не слышны, ступая на глубокий и мягкий ковер - и пустота ему ответом, ведь внутри никого и ничего, кроме портала.
Он шагает внутрь и закрывает глаза, ведь что окажется впереди - неизвестно; он делает это в тот самый момент, когда над военным космопортом столицы, куда воздушная стража конвоировала захваченных штурмовиков Детей Ночи, раздаются три мощных взрыва.

---

Эйзенкелларианнар очнулся спустя мгновение/вечность в месте совершенно ином, режущем глаза яркими красками и светом. Пульсация нутра не давала двинуться, не давала подумать, заставляя лишь сжимать рукоять меча и искать горящими глазами новую цель: Зверь выламывал одну за другой решетки, и это совсем не тем, что нужно. Усилием воли преобразовав тяжелый и поврежденный доспех в более подходящую этому месту одежду, он направил команду в самоцвет Короны Ночи, закрывая глаза и готовясь к болезненному упокоению.

Это чувство - словно кто-то очень злой пронзает тупой иглой каждый нерв тела - все-таки очищало сознание и возвращало контроль, загоняя Зверя глубоко в новую клетку; может быть, именно боль и была тем самым ключевым оружием, возвращающим контроль над собой? Мертвенное пламя больше не горело в алых глазах, а темный плащ скрывал сочащиеся кровью раны человеческого тела - отражение структурных повреждений в битве с десятками хорошо вооруженных врагов; о том, что позади была бойня, говорил лишь меч в руках да бледный и потрепанный вид. И все же портал привел сюда не просто так - понимая это, Эйз медленно шагнул с постамента, намереваясь просто идти вперед и искать следы беглеца, улизнувшего в это место, как вдруг...

Вот чего он не ожидал - так это... он не мог описать свое удивление при виде девочки-антиквэрума, причем не испытывающей совершенно никаких предубеждений и страха. Может быть, в их общем прошлом сотни миллионов лет назад первородные, перешедшие из формы диких зверей, действительно не нуждались в условностях и могли позволить себе нечто подобное?

Кто знает, какова была бы его реакция несколько секунд назад - но сейчас увенчанная багровым самоцветом Корона Ночи крепко сжимала его голову, охватывая диадему ледяными оковами боли и не давая Зверю сорваться в инстинкт, как пару сотен лет назад - и потому Эзекиль удивленно таращился на девочку, соскочившую с единорога и кинувшуюся к нему. Черт, он в принципе не знал, как стоит реагировать.

- Что - только и сказал он в весьма обалдевшем состоянии, когда тонкие ручки едва достающей ему до подбородка девчонки сомкнулись вокруг него, прижимая пропитанный кровью на боках плащ к поломанным ребрам. Впрочем, на лице воина боль не отразилась никак - лишь поза, в которой он стоял, кажется, стала чуть менее устойчивой.

- Ээээ что. Что ты тут делаешь. - прошипел он, когда малышка наконец чуть отстранилась. В присутствии людей собственной расы, к тому же - под контролирующим влиянием короны, он всегда был несколько более устойчив и вежлив, нежели в других условиях.  - Что это за место? Откуда ты здесь? Где Фирз?

В пылу боя по классической схеме "1 vs 9, 0 помощи" и в последующей зачистке поместья от низших форм антиквэрум категорически упустил факт множественных ранений, через которые - каждое из которых само по себе не то чтобы очень опасно - вместе с кровью капля за каплей истекала его жизнь. К моменту, когда исцеляющая магия коснулась его плоти, мужчина был довольно близок к тому, чтобы упасть на землю, а разум его словно покрывали ледяные корки Нордскола.
Он не заметил схожести имени девчонки с истинным именем заказчицы; он вовсе не вспомнил его, это истинное имя, потому что вовсе не думал о нем - а вот имя "кота" ударило по ушам приступом воспоминания.
- Не видел. - ответил Эйз, когда переливчатый звон в ушах затих, а сковывающий его холод растаял потоками воды, что сейчас, судя по ощущениям, стекали с него всего: восприятие лечебной магии порой отражалось весьма странными формами. Котов в разоренном поместье и вправду не было, в том числе помощника Элеты, который был одной из целей задания. Впрочем, не исключено, что герцог уже пустил его в расход, или же держал где-нибудь в дальнем строении, погребенном под горящими обломками после ракетного удара - судьба каджита не слишком-то и волновала Древнего несмотря на слова сестры: умер и умер. Он вообще был довольно удивлен задачей достать Рейша: отчего смертная пешка столь важна заказчице, чтобы посылать за ней аж двух антиквэрумов?
С некоторым подозрением Эзекиль бросил взгляд на девчонку: интересно, кто она? Дочь? Сестра? Хотя, как сотворенные одним и тем же божественным Отцов, все антиквэрумы - братья и сестры. Или просто подручная - но видит Демиург, почему именно эта ? И все-таки зачем им живой Рейш? Если опасаться, что под пытками низший выдаст с потрохами все планы, куда проще заставить его умолкнуть навсегда и найти новую замену - примерно так же, как буквально несколько минут назад сам Эйз отправил в расход несколько десятков своих штурмовиков. Ценных, профессиональных и вышколенных кадров - но все же лишь пешек, чья судьба - делать то, что должно.
В какую-то минуту он вспомнил, что говорила заказчица. Рейш - наполовину антиквэрум. Мысли об этом сами собой принимали весьма обширные обороты. Что, если не просто помощник? Кажется, после перерождения тела Древних были способны вынашивать плод...

Эйза передернуло, а на его лице неосознанно проступила гримаса максимального презрения к собственным мыслям.
Нет, ни за что. Он понятия не имел, может ли антиквэрум понести от низших рас и в том числе от зверолюдов, но сам вопрос об этом вкручивал в саму его сущность несколько ржавых болтов. Ни за что, он никогда не поверит, что женщина, встретившая его на Нонтергаре, испортила бы свою кровь связью с кем-то из этих. Сама возможность смешения крови с низшими расами вызывала ярость, негодование и брезгливость сродни той, что испытал бы какой-нибудь буланим при виде едва вылупившегося болотного червя. Борясь с этим чувством, он крепко сжал рукоять воткнутого в землю меча и резко подал энергию в Корону Ночи, накрывая свой разум еще одной волной чистого, дистиллированного спокойствия.

- Кто-то прошел через барьер? Значит крыса загнала себя в угол. - под действием двойного стабилизирующего излучения его голос был похож на воспроизведенную динамиками машины запись. Меч легко выскользнул из почвы, оставляя после себя неглубокую тонкую яму, покрытую ледяной изморозью, а окровавленный плащ на теле воина в течении мгновения стал меняться, превращаясь в монолитный иссиня-черный доспех, на сей раз - без единого скола или царапины.
- Не путайся под ногами. - бросил он малышке и быстрым шагом двинулся мимо нее, ведомый одной лишь целью, уже видневшейся впереди.

---

Охотничий домик выглядел настолько безобидно, что в уме всплывало скорее слово "жалкий": по сравнению с поместьем, имевшим хотя бы вид дворца богатого и влиятельного человека, это строение выглядело уж очень хрупким и мирным. Памятуя о словах девчонки, впрочем, Призрак Нордскола не спешил влетать впереди себя и двигался медленно и осторожно, высматривая сквозь магическое зрение колебания магических линий, окружающих домик и подходы к нему. Несколько раз он чуть не попался в ловушку, едва не задев почти невидимые волшебные нити, петляющие по тропинке меж деревьев и видимые лишь в магическом спектре. Он не оглядывался и не думал, что делает Тиль, которой он не сказал даже "спасибо" - холодный разум вел его лишь к цели.
И девочка оказалась права: вблизи было хорошо заметно, насколько защищена хлипкая постройка; слова про бункер даже не были преувеличением - магический щит мог бы выдержать неслабый обстрел из тяжелых орудий. Эйз громко фыркнул: как и все исполненное посредственностью, не способной в настоящее искусство, этот щит был просто и незатейливо набит энергией аж до верху - в несколько перекрывающихся на разных спектрах слоев, что и обеспечивало прочность. Удивительно, что Фирз сумел так быстро через него пройти, не разматывая всю конструкцию: по мнению антиквэрума, такой монстр с трудом пропускать воздух и свет, не говоря уже о физических объектах. Хотя поднять его могли и позже, кто знает - сейчас перед Древним стоял вопрос о том, как его снять: прямые удары чем-то вроде деосферы попросту не смогли бы с ним справится, а вызывать корабль для еще одного удара по сараю - это уже чересчур.

Он замер перед самим краем щита и прикрыл глаза, протягивая руки к плотной, незримо переливающейся десятками граней структуре. Медленно, шаг за шагом мужчина тянулся к навитонным нитям, чутьем создания истинной магии обследовал их и плыл сознанием до самых глубин земли и небо, вокруг которых замыкался барьер; со стороны он был похож на статую или вновь умерший оживший труп, и если кто-то подошел бы к нему со спины и ударил - он бы не заметил. К счастью, вся охрана беглого герцога осталась лежать вместе с горящими руинами его поместья, а планетарные правоохранители, судя по всему, копаются либо там же, либо над океаном, поглотившим фрагментированные обломки "Призрачного ястреба". Неизвестно, сколько времени прошло, пока антиквэрум стоял в молчаливом анабиозе, прежде чем открыл глаза.

- Дебилы. - произнес он, скалясь в пустоту. - Хитрые, но идиоты.

Как и все сделанное низшими, этот щит был примитивен: несколько щитов, связанных друг с другом подобно тому, как делали броню из досок на свои тараны тысячелетия назад предки местной расы господ. Для того, чтобы обеспечить полноценное слияние, местному магу не хватило не то энергии, не то искусства - и потому разные слои барьера фиксировались десятками точечных связей, подобно канату перевивающих их и стягивающих друг с другом. Словно чудовищный кадавр некроманта средней руки, сшитый из десятка трупов в подобие страшного колосса обычными нитками, этот щит казался неуязвимым и мощным, и для прямых атак действительно таким и был.
Эйзенкелларианнар не ударил напрямую. Вычислив узлы переплетения этой связи, он одновременно направил к ним острые лезвия некротических ударов, заставляя умереть сами циркулирующие потоки навитонов, скрепляющих существующих в нескольких измерениях щит воедино. Прошло лишь несколько минут - и щиты один за другим исчезли, растворяясь в многомерном пространстве выбитой из окна мозаикой.
Антиквэрум криво усмехнулся и перехватил Полярную ночь в обе руки.

- Я иду за тобой. - протяжно крикнул он, обрушивая меч на хлипкую деревянную дверцу и входя внутрь.

Он не собирался убивать старика, ведь такой задачи перед ним не стояло; все, что он хотел - это выбить признание о расположении Рейша-полукровки да донести о том, что даже дриммэйры смертны, порой - внезапно смертны, и на старости лет не нужно переходить дорогу тем, с кем не справишься. Горящие дома, выжженные воронки на месте сада и пруда с карпами, заваленный трупами покореженный особняк - все это было лишь методом достижения задачи и живым напоминанием о бренности бытия.
Выскочившая вперед Лиритиль, кажется, была полностью лишена чувства самосохранения - впрочем, Эйз не думал, что даже артефакт способен так легко причинить вред антиквэруму. На грохот выстрелов наемник реагировал быстро и решительно, сокращая дистанцию в долю секунд, срываясь вперед и готовясь выбить оружие из рук противника, но...

Он молча замер, глядя на то, как герцог, только что вытянувший довольно опасного вида кинжал, резко и весьма неудачно падает на пол.
Наемник оказывается рядом в долю секунды, хватая хрипящее и дергающееся тело и переворачивая его на спину - в ответ получая лишь хрип и полный ужаса взгляд стремительно стекленеющих глаз. Признаться, он давно не видел столь стремительного угасания.

- Кажется, брюшная аорта. - заметил он, вытягивая лезвие из тела и вставая. Щебетание девчонки он пропустил мимо ушей, и похоже только сейчас начал понимать, что и почему только что произошло.

- Ты. Испортила. Мою. Миссию. - антиквэрум глубоко выдохнул, неспособный найти слова. В абсолютно любой другой ситуации маленькой спутнице определенно грозила бы опасность - но сейчас разум, скованный цепями Короны Ночи, попросту не был способен на яркие эмоции, и на праведный гнев только что завалившего задание наемника. Пока же недовольство проявлялось в основном в виде скрежета зубов и злобной гримасы. - Клянусь, не будь ты антиквэрумом - я расколол бы твою тупую башку голыми руками.

Он махнул рукой, словно отбрасывая летящую в него шишку, и присел рядом с трупом. Ну, может, технически это был еще и не труп, но судя по объемам вытекающей крови - мозг господина Фирза окончательно и бесповоротно ушел в себя, да так глубоко, что за имеющиеся пару минут привести его в чувство попросту невозможно.  Ну, на это оставалось иное средство, по крайней мере, попытка.

Поднявшись на ноги, он внимательно следил за тем, как последние искры жизни уходят из распростертого тела. Зрелище такое себе, и вид жалкого старика, погибшего нелепой смертью, не вызывал у охотника никаких чувств; все, что ему требовалось - это смерть. И когда тот прекратил подавать признаки жизни, а кровь полностью покинула его тело, антиквэрум взялся за меч и, сфокусировавшись, направил на тело некротическую энергию.
Недавно умершее тело все еще хранило осколки памяти - а учитывая, что смерть случилась меньше минуты назад, можно надеяться, что память эта будет почти сохранной.

Зеленовато-синие огни охватывают вонзенный в пол меч, они же струятся с рук антиквэрума на холодный лоб старика; мгновения утекают одно за одним и ничего не происходит.
А потом тело издает утробный стон и изламывается вперед и вверх, изгибаясь в позвоночнике и запрокидывая шею - в той позе, что лекари назвали бы сложным словом "опистотонус". Изогнувшись до хруста непонятно чего, тело дернулось назад и заскребло ногтями по полу, свернулось в клубочек и медленно показало наверх изуродованное вечным ужасом лицо с широко раскрытыми глазами.

- Каджит. Имя Рейш. Где он. Говори! - рявкнул некромант, сопровождая слова дополнительным магическим ударом, что должен был стимулировать стремительно улетучивающуюся память зомби. Рассуждать и думать, вероятно, он уже не может - но мыслеобразы, запечатанные в еще живой частичке реанимированной личности, могли бы отразиться и вылететь наружу в чем-то похожем на рефлекс. Надежда оставалась только на это.

Отредактировано Эзекиль (08.01.23 00:49:37)

Попытка вытянуть информацию из трупа, даже свежего -  в принципе не самое простое занятие, ведь самым ярким воспоминанием мертвеца чуть реже чем всегда является собственная смерть. Все же ради своего задания Эзекиль был настроен копаться даже в таком, и может быть даже смог бы что-нибудь найти. Наверное. Но не сегодня.
Взрыв отталкивает его назад, густо окатывая кровью и кусками внутренностей; и вместе с тем, как теряется равновесие тела, столь же стремительно исчезает внешний контроль над проявлением эмоций. Ярость захлестывает его, черной волной накатывает на разум, сводит челюсти и стучит откуда-то изнутри. Никто не смеет так издеваться.
Он не говорит и не кричит - лишь за доли секунды вскакивает и, вырывая меч из пола, стремительно бросается вслед за маленькой дрянью, и сейчас его не удерживают ни братские чувства, ни воля Короны.

Он наталкивается на двоих уже в дверях и даже не успевает сообразить кто это прежде, чем включается инстинкт. Чувство плетущейся магии бьет по органам чувств, и прежде чем думать над происходящим, Эйз автоматически бросает собственное заклятье. Некроэнергия складывается в формулу Смерти магии и бьет по почти сформированной печати, разрушая связи и обращая ее в ничто, и в следующее же мгновение антиквэрум бросается вперед, широко взмахивая мечом. Полупрозрачная зеленовато-голубая волна стремительно сливается с лезвия, сверкающего пламенем из вырезанных гравировок, и бьет в мужчин с силой взрыва фугасной гранаты.
Первому, пытавшемуся плести сигиллум, не везет: ударная волна швыряет его словно куклу и с размаху впечатывает в стену, вышибая дыхание и бросая на пол - впрочем, он жив и наверняка даже сумеет встать; его товарищ успевает поднять свой щит, и хотя он не справляется с поглощением всей энергии удара, мужчина остается на ногах - разве что одна из рук его, попавшая под атаку, теперь напоминает болтающуюся плеть.

И это не отменяет того факта, что буквально на расстоянии броска от них обоих все еще стоит покрытый чужой кровью и очень злобно настроенный антиквэрум.