[indent] Величие. Оно многолико и не всегда является желанным благом... для Кайлана возвышение на трон стало скорее неожиданным бонусом, а не желанным трофеем. На самом же деле, Бледный лев никогда не имел то, чего желал более всего в этом мире: все. должны. умереть. Ненависть внутри булькает раскаленным ядом, лениво обгладывая черную душу Графа, медленно и мучительно пытая его неутолимой жаждой чужих страданий, которые должны быть как минимум соразмерны с его вечным проклятием. Ненависть. Это все что от него осталось, но отголоски давно утерянной в лабиринтах безумия человечности оставили некие "вредные" с точки зрения его новой религии привычек. И самой разрушительной из них стала потребность в последователях.
Раз за разом. Раз за разом. Раз за разом...
Словно сломанный механизм, зацикленный в бессмысленном круговороте действий, Кайлан приближал к себе людей, возносил их на сложенную из черепов вершину, даровал все, что они только могли пожелать...
А затем ломал.
Калечил морально и физически, превращая в свои точные, несчастные копии.
И в итоге озлобленное, захлебнувшееся амбициями и вечным несчастьем существо неизменно вторило судьбе своего беспощадного господина: предавало.
Всегда.
Это дело времени.
Змея неизбежно укусит свой же хвост, усталые пальцы отпустят клинок, цепной пес сломает шею, пытаясь сорваться с цепи, а обречённый - смирится с судьбой. 
Забавно, но Хоруса это была далеко не игра.
Ведь здесь невозможно одержать победу... и конец всех и каждого давно оглашен безумным хохотом Темных богов, вдоволь забавляющихся, глядя на жалкие потуги смертных разорвать нерушимые оковы неизбежности.
Обреченность имеет любимый Хорусом вкус отчаяния, он смакует его, рисуя на бледных устах призрачную улыбку, ведь вскоре все начнется сначала:
Ведь настало время нового витка вечной трагедии
Настало время Сибиллы

[indent] Хорус был вовсе не обязан наносить визит будущей главе культа Короля, однако, он этого хотел... а идти против своих желаний мужчина не станет. Его тяжелая поступь в миг нарушила покой искомой особы, и прежде всего Граф неторопливо ощупывает взглядом диковинное помещение, отмечая про себя, что оно выглядит совсем иначе. Здесь были запахи. Цвета. Блеск. Красиво одетые слуги. Зеркало... оно привлекло особое внимание Кайлана, Бледный лев уже давно позабыл, когда в последний раз находил нечто подобное в Доме скорби, и воитель даже затруднялся ответить почему же так вышло... быть может, зеркала оказались слишком хрупкими, а возможно многим трансдентам было отвратительно смотреть на то, чем они все стали?
Однозначного ответа быть не могло.
Сибилла почти мгновенно замечает своего повелителя, ее медовый голос был до последнего звучного слога наполнил сочащимся ядом удовольствия от встречи, а изумрудная зелень глаз куплетистки замерла прямо на Хорусе, который казался чуждым элементом в этом мире черного и золотого. Кайлан отреагировал на приветствие далеко не сразу, н так и продолжал буравить взглядом зеркальную поверхность, ловя взглядом сразу два силуэта: свой собственный и Сибиллы.

- Мне просто стало интересно, - совершенно мертвый голос: холодный, тусклый, но вовсе не тихий, а скорее гулкий и пробирающий до костей рокот... словам Графа вторили шипящие голоса, срывающиеся с проклятой короны «да-да, интересно, нам интерес-с-с-сно...», - насколько ты изменишь это место... хм... что же, готов признать - у тебя совсем другой вкус, можно считать это добрым знаком.

[indent] Воин неторопливо обошел просторное помещение, точно бестелесный призрак, заполнив пространство холодом исходящим от начертанных на доспехи рун, напитал запахом снега и стали, принеся каплю голодной стужи в священную обитель Еретик. Кайлан кажется абсолютно равнодушен к происходящему вокруг, но не сложно было понять: что сам факт его прихода говорил о том, что великого Короля Черепов что-то тревожит.
Но пока даже он сам не мог ответить что именно: Сибилла, возвращение Цанхараш или то, что последняя столько лет смогла прятаться прямо у него на глазах.
«Здесь, она все еще прячется...»
Шепот начал звучать отчетливее, капля за каплей подогревая болезненную паранойю Хоруса, который вопреки фактам был уверен в том, то богиня раздора умудрилась выжить. Или он просто до безумия желала убить ее еще один раз?

- Эта тварь не подохла, - сквозь зубы шипит Хорус, очи не имеющие цвета обожгли Сибиллу ненавидящим взглядом, подчеркивая накопившуюся злобу трансдента, - она все еще здесь. Прячется. Но... - выразительная усмешка уродует и без того жуткое лицо Графа, который выдерживает выразительную паузу, чтобы после продолжить неторопливо складывать слова в полные ненависти предложения, - Темные боги не примут новую преемницу, если жива предшественница. Ты умрешь. Если она жива, - мужчина облизнулся, словно эта мысль показалась ему приятной на вкус. Но зачем говорит это все Сибилле? Куплетистка и сама знает о злой воле Истинных божеств... может быть ему просто было занятно понаблюдать за ее реакцией, ведь именно эта женщина помогла разоблачить деоса и именно благодаря ей Цанхараш вновь встретила свою смерть, - не волнуешься пред посвящением?

Издевается.
Совершенно отрешенно, даже скучающе.
Словно сам факт издевательства был для Хоруса так привычен, что стал вполне нормальной для мужчины манерой общения.

[indent] На черных доспехах выведены полные ненависти колдовские руны, из них сочится полупрозрачный белый дым, отравляющий дивно благоухающий пряностями воздух могильным холодом. Злость эта не имеет прочны, цели или даже тени здравого смысла. Она просто существует, упиваясь порочной тьмой... прямо как и сам владелец борони - Хорус. Мужчина не мог отыскать в осколках памяти роковой момент, когда окружающая его реальность вдруг стала блеклым пристанищем напрасной жестокости, что не несет в себе сути. Да и станет ли Бледный лев задавать себе подобные вопросы? Разумеется - нет. Бескрайняя злоба давно стала некой нормой для графа и единственным, пускай и разрушительным, способом ощутить хоть что-то помимо гложущей остатки черного нутра пустоты.
Любовь.
Ювелирно-тонко очерченные улыбкой губы Сибиллы слагают медовым голосом это слово.
Наверное... оно должно обжечь уста воителя страстью, опалить сердце ревностью и испепелить темную душу горем страшной потери...
Но он чувствует лишь вкус терпкой горечи пепла, да ноют, словно незаживающие раны, давно остывшие следы ядовитых поцелуев Цанхараш.

- Любовь - презренная грань священной ненависти, - бескрайний холод глубокого баса несет в себе искры пылкой ярости, которые на контрасте шипят и искрятся, подобно охапке сверхновых звезд брошенных в холодную пустоту равнодушного космоса. Любовь. Хорус не понимал глубокого смысла простого слова, извращая привычные смертным чувства до неузнаваемости. Темная и голодная тварь испытывала лишь одно ощущение при упоминании трепетной близости: безграничную ненависть ко всему... но в особенности гневили Графа блеклые воспоминания о теплоте, ведь нечеловеческие муки мрачного настоящего становились особенно невыносимы на контрасте с каплей выжженной дотла былой человечности. Вспминать о чем-то таком больно. Слишком больно. Мучения столь сильны, что их невозможно даже осознать, поэтому Хорус привычно путает их с гневом, - я пообещал темным богам кровь омерзительной твари. Пообещал всю до последней капли. И ты оказалась втянуто в мою исполненную благородства клятву, и значит навеки стала ее неотъемлемой частью служения высшим силам.
А значит...
Тебе надлежит служить верно.
Или умереть.

[indent] Наверное из уст беспощадного воина обещание погибели должно было прозвучать угрожающе... но нет... обещание вечной службы сулило суеверным ужасом безграничных мук, что не в какие сравнения не шло ни с болью от клинка палача. Смерть... что же, ей досталась роль вожделенного избавления и единственного способа завершить сотворенный из скорби путь слуги Темных богов. Однако, Хорус вовсе не желал даровать Сибилле свободу от мрачной тьмы богослужения. Его желание было куда более бессердечно - Хорусу хотелось вознаградить женщину за безупречную жестокость и невероятную преданность порочным идеалам культа.
Прагматичная кровожадность брюнетки бальзамом обволакивает истерзанный сомнениями рассудок, словно наркотический туман.
Королю черепов приходится по нраву токсичное опьянение ласковой кровожадностью.

- Ты права, - улыбка полная мрачного предвкушения искажает лик графа, обнажая бритвенную остроту акульих клыков, голос его понижается до злорадного шипения, а очи останавливаются на Сибилле, даже сейчас не утратив беспристрастной холодности, - каждое мгновение жизни мне слышится, как они трусливо шепчутся за спиной, роятся по темным углам, уподобляясь чумным крысам... но ты смогла найти их королеву, а значит и остальные ренегаты не познают сладостной безнаказанности. Так ведь, Сибилла?

[indent] Вкрадчивость тона -едва уловимы налет в повелительном басе графа... мужчина почти торжественно награждает плечо брюнетки неестественной тяжестью своей ладони, неотрывно утопая в токсичной глубине зеленых глаз кошки, которая по меркам воителей казалась хрупким созданием. Слишком уязвимой для когтистой лапы чудовищного льва, которая обжигала холодом стали открытый участок кожи...

Ритуалы.

[indent] При упоминании этого слова бледный губы графа скривились в полу-презрительном оскале. Хорус испытывал отвращение к омерзительным повадкам культистов Крови... но... ничего более не могло доставить ему те скудные крохи наслаждения, которые можно было извлечь из богомерзкого чана с агонией и наркотиками. Когда мир теряет всякие краски, то начинаешь в тайне ценить удовольствие в любом проявлении. Однако, воитель не собирался демонстрировать свою порочную зависимость перед Сибиллой и пред взором изумрудных очей юной культистки он остался все так же равнодушен и злобен. Как обычно. Или же нет?

[indent] Дорога по которой они пошли была выложенная из черного камня, которой приобрел угольный цвет не по природным причинам. Когда-то в этих самых залах и бесконечных коридорах творились воистину ужасающие вещи. И стены запомнили. Впитали все, до последней капли черноту сердец и помыслов. Запах смерти и хрустальный смех самой презираемой из богинь. Сибилла шагала впереди гибкой бесшумной походкой, словно уже сотню лет повелевала святыней культа крови. Золотые украшения и лоск дорогих тканей опасно поблескивали среди упадка и разрухи, создавая причудливую иллюзию того, что Еретик - блик света, просочившейся сквозь бессмысленно-однотонные базальтовые витражи.
«Но она не свет»
«Скорее слишком уж ослепительная тень»

[indent] Шепот безумия роился в голове хором чужих голосов, но сегодня Кайлан был с ними согласен. Юная Муракатто была самой необычной из многочисленных слуг Хоруса, но она была при дворе, а значит обладала всеми нужными качествами для того, чтобы прочие хищники не сожрали живьем. Бледный лев лениво начал прибирать в осколках памяти образ новой главы культа: она могла быть такой разной в зависимости от ситуации. То приторно-сладкой, то ядовито-горькой, то тихим шепотом, доверительным и теплым, то безжалостной и решительной, как удар стали о беззащитную плоть.
«Всегда такая, как нужно.»
Сам же граф Леонэйм отличался пугающим постоянством. Он был жестким, повелевающим, и от звука его шагов эхо становилось гуше и тише, боясь лишний раз напоминать о себе. Подданные вели себя подобно звуку, стараясь не вызывать гнев графа всеми возможными способами. Но сегодня получалась у них это плохо.

[indent] Бледную кожу воителя лизнул свет трепещущего пламени. Мужчина гневливо морщится, словно это касание было реальным... двери распахнули для них целое царство звуков и запахов, оставив позади священную тишину Дома Скорби. Он не был среди них так давно, что былые образы старого культа успели размыться в памяти, но сейчас все события связанные со служителями Крови возродились вновь. И первое, что почувствовал Хорус - гнев. Тяжёлый и неповоротливый. Ему как будто бы понадобилось какое-то время, чтобы всколыхнуться во мраке проклятой души графа.

- Какое трогательное обещание, - непостижимый холод сквозил в каждом слове, сорвавшемся с клыкастой пасти чудовищного воителя. Однако, мертвенный безразличный взор вдруг наполнился смыслом, прямо как жертвенная чаша кровью, - я его исполню.

[indent] Мрачное удовлетворение замирает в уголке кривой улыбки.
Хорус слишком большое значение отдавал двум вещам: верности и мести. Все, кто сейчас стоял пред ним и дрожал от холодного липкого ужаса - наследие Цанхараш. И их пример должен был стать показательным...

- Найти каждого их родственника и привести сюда.

[indent] Первый его приказ был отдан властным рыком, который быстро заполонил собой храм, а затем Хорус наклонился к той, что привела его к добыче. Дыхание. Ледяное как у мертвеца. Оно путается в шелковом водопаде черных волос, когда граф отстраненным шепотом произносит особенное пожелание:

- Сначала убейте родных. Эти жалкие предатели должны смотреть... если кто-то будет смыкать веки - отрежете их, - голос опускается до хриплого шепота, слишком вязкого и насыщенного от злорадства, - а затем исполни свое обещание, Сибилла. Живых и мертвецов поместите в клетки и вывесите на стенах цитадели, дальше о них позаботится голод и воронье. Зато. Они будут вместе, разве это не есть милосердие? - закончив, мужчина выпрямился в весь рост, смерив молодую львицу оценивающим взглядом, - но пускай этим займутся другие, ты будешь нужна мне здесь. Ведь для ритуала посвящения все давно готово.