[indent]Кровь от моей крови отделяет остролист*, он, будто листьями-кинжалами шёлк кожи разрезает багровой полосой. Так ранит, как же больно ранит, дверей тоненькую щёлку закрывает на засов. Почувствуй сердце гордое стеная ветров, когда теплые струйки алой крови падут на острый куст шипов. Всё скапывая, напитывая, быстрым ручейком. Плоды, как снежный пух, жемчужины столь круглые, что солнце свой пробег остановило бы на секунду. Для любования соцветий аккуратных, былых и некогда прекрасных – они олицетворяют жизнь свободную, чистейшую и первородную; звезду на небосводе яркую, лишённую порока. Ведь там – среди высоких скал, лишь природный дар животных страстей Астрид выжить помогал. Среди долин широких, у звонкого ручья, она, на счастье, не была одинока, она была ничья. Свободная, лучистая, играла с бабочками на ветру. Но жизнь, как куст тернистая, готовился иную ей судьбу.


[indent]Стекали капли крови по гладкому листу: так медленно, так грустно, одиноко, они скользили, скапывали в пустоту. Ведь раньше её жизнь напитком смысла не очень наполнялась.  Как кубок принимал вино – так и она под всё подстраивалась. Быть хищницей, в траве качаться, ну разве это не мечта? Однако с эволюцией пришлось венчаться, ломаться в угоду высшему уму. Болезненно хрустели кости, меняя общий ряд. С клубками нервов играла будто бы кошачья семья. Вся кожа как со змеи слезть пыталась, рассыпаться в крошечную пыль. Астрид рычала и царапалась, не желая терять прежнюю жизнь. Из блеска ониксов рождённая шерсть опадала, ковром стелилась у молочно-белых ног. И пламя вспыхнуло в колдующих глазах, рекою длинною, купалась Астрид в алых волосах. Уже не рык, а крик подобно сотне воронов разрезал тишину. И в этом состоянии зародыша должна она познать адскую тьму.
[indent]Поздней, она на дереве сидела, в лиственных ветвях. Ввысь на небеса смотрела, пребывая в чарующих сердце мечтах. Теперь её ум – хвост кометы, сияет и случится ярким светом, испепеляя тьму незнания и недопонимания. Астрид в миг будто бы прозрела, ощутила легкость в теле, теперь она могуча, как змей гремучий. Нет равных ей на сей земле, падут пред мощью степи и леса, она одна такая непобедимая, да-да.
[indent]Вот только тучи окраса граната, будто полнились шептаниями безызвестного, но всем чувствам внушали – дальнейшее не на добро. Нахмурившись, взглянув глазами алыми, она бурю дождливую предчувствовала, вот только не совсем угадала. Огненно-рыжие корни тянулись с багровых высот. Кровь моей крови, насколько ты далеко?
Запах, чарующий, дикий – ветра приносит гонец. Образ какой-то безликий, но чувствуется кровный венец. Он оплетает так плотно, и не даёт ей вдохнуть, заламывает больно руки, не разорвать этих пут. Кровь от крови моей — ты первый враг?
Лицом словно степь лунной ночью, а голос звенит от утрат. Шаг лишь невзгоды пророчит. Кровь – средоточие мощи.
Алые пряди скрывали, брата родного лицо. Лучше бы Астрид бежала, прочь, далеко-далеко. И не бросала всем вызов, в тщетной надежде сломить. Как бывает, что тьма звезду поглотила, и в ярком сиянии ей осталось так мало гореть. Вспыхнула последней искрой, но не сдалась. Только у тьмы свои суждения, она до неё уже добралась.
[indent]Поймали, пленили как мышку, после столь тяжкой борьбы. Она желала погубить его, а он передал ей свои мечты. Брат оказался мудрее и не возжелал исполнить приказ, он пришёл убивать зверя, а нашёл в куче пепла алмаз. Неогранённый, без блеска, в усердной шлифовке нуждается он. Ничего, Саргерас позаботиться, чтоб родилась кровавая принцесса – и будет доволен на том.
[indent]Зреют плоды алых яблонь, время рекою течёт, брат наставляет, объясняет, чтоб самолично не класть Астрид в гроб. Щупальца сердце ласкают, клыки догмы суждений дробят. «Ты сильная, ты волевая, он примет тебя» — уста брата хранили песнь скорби о многих утратах. Подарков Астрид приготовил, дабы отправить на кровавый пир. Броню темнее черной гнили ей на возможное прощание вручил. Увенчал алым шёлком, ниспадающим с хрупких плечей. И возложил в руки меч, чтоб от печалей отвлечь.


[indent]Кровь от моей крови – струится как вода, уходит под землю и отравляет навсегда. Семья – ловушка, цепь незримая**, не сбросить её больше никогда. Астрид делает шаг, она ступает медленной походкой в назначенном направлении. Минуя улицы, что как поляны ужаса пестрят своими красками уныния. Невидимая цепь на горле хищницы поёт песнь скорби звеньями, любовно оборачивая горло, в удушающем захвате семейного бремени. Астрид шагает дальше, на порог пристанища Тёмных богов. И чует запах смерти, она вокруг витает, морозным хладом веет царство мёртвых. Поёжиться, войти внутрь сразу не осмелится. Чего же ты боишься красна девица? А в мыслях отголоски звеньев отяжелевших от груза неизбежностей привязанного. Тяжело дышать, поистине опасно.
[indent]Астрид делает шаг за мужчиной в балахоне, и замирает, содрогаясь в ужасе. Так слышен плеск воды озерной, когда бросают в неё цепь с грузом, что распускается как кружево. Рождается так страх самозабвенный. В пустых глазницах***, что следят за новоприбывшей принцессой, в них столько жалости, в них столько смеха. Иди дитя, порадуйся своей благой компании, а что здесь не понравится – так к нам скорей причаливай. Они глумятся, пустотой смотрящие, и скалят зубы, будто бы воды просящие. Холодный, липкий ужас щекочет загривок ласково, пади принцесса алая, пади в мои объятия. Зовёт к себе играющей, манит речами сладкими. Но нет! Короткий вдох для успокоения. Она выстоит против любых нападок. Хоть тело зябкой дрожью содрогается, нога совсем не слушается и даже не поднимается, застыла будто камнем защемленная, идти по воле Астрид отказывается. Там черепа, там звери в балахонах смерти полные, что ею упиваются. Вдыхают запахи колдующие, культисты мерзкие, любуются трофеями, губами что-то шепчущие в молитве будоражащей, а в жилах стынет кровь. Потупит Астрид взгляд в пол и на секунду лишь зажмурится, путь дальше – не приговор, а вот средь груды черепов оказаться – решение не лучшее. Сжимает пальцы непослушные в кулак для отвлечения, она внешне добродушная, но нет в душе страшнее зверя. Секунда. Шаг громкий, более уверенный, она здесь львица возмужалая, прочь от себя иголки колких мыслей глупых.
[indent]Вот только ближе подступиться дочь кровавых рек и племенем целована, как слышит громче плеск воды. И бременем пленённая – падет в тиски стихии колкой, что ледяной водой пронзает кожу. Послушай, шепот последних счастливых секунд, просто послушай, как затихает он в беззвучной тишине. И Астрид, в этой беспросветной жизни тьме, склонится, встав на одно колено в немом благоговении. При графе нужно преклониться, почтением и краткостью своей уважь его, ведь ты должна послушной быть всегда иначе... коллекция будет не полна. Взгляд в пол, смотреть ты права имеешь. А голос, молчи пока обратного не разрешат, ты тень, а тени быстро исчезают, такая их, отныне и твоя судьба.
[indent]Кровь моей кровь, что он обо мне знает? Острым частоколом станет вся семья. Кровь в бокале, нет это горе, пей его дитя? Захлебнись в печали, съешь уныния цветок. Тебя в этом храме ждали, чтобы преподать урок.
*Остролист – это такое растение с острыми листиками. Оно олицетворяет бессмертие и терновый венец Иисуса (Астрид защищает своё тело таким венцом, как бы обволакивая себя мучениями изначально). Красные ягоды символизируют кровь, пролитую Иисусом за людей (в начала созревают белые ягоды – здесь они как символ чистоты; а потом красные – вот только здесь символ в том, что её кровь проливают не за грехи, а во имя этого всего зла и прочего. Ну где-то там страдания всего, всех и т.д.).
**Цепь незримая – здесь суть в том, что её убивают живьём: обматывают цепь на шее (она как слабое звено, вот и отголоски звеньев слышит), а к концу цепи привязывают груз (всякие суждения о ней, мысли, обязанности, сама семья и т.д.). Соответственно груз бросают в ледяную воду (тут всё понятно кто является символом льда) и вот так Астрид становится невольницей обстоятельств и как бы гибнет морально, подчиняясь теперь новым правилам.
***Пустые глазницы черепов – это символ смерти, вроде как мёртвые всё видят и всё знают, потому смеются над Астрид. Ведь прекрасно видят будущий исход.

Отредактировано Астрид (Сегодня 12:51:54)