Живительный мрак касался мраморной кожи, холодной рукой снимая напряжение и усталость, что давили на девушку, словно тяжёлая гранитная плита. Его гладкие пальцы цеплялись за шрамы, когда-то давно оставленные жестокими соперниками, однако боли не приносили совсем, наоборот, снимали жжение где-то глубоко внутри, там, где равномерно билось сердце. Мрак убаюкивал, заворачивая девушку в тёплый и уютный кокон, покачивая на чернильных руках, словно маленькое дитя, а тишина служила ей колыбельной, погружая в блаженное умиротворение.

Здесь было с п о к о й н о.

     Спокойно настолько, что Марселин не думала ни о чём: казалось, в её голове вместо мыслей плескалась одна лишь темнота. Пальцы отщепнули клочок от чёрного полотна перед глазами — плотная материя легла в руку, образуя небольшую щель на сотканной из теней стене. На лицо упал маленький луч света, что просочился сквозь едва заметное пространство. Нежданный гость нарушил порядок, потревожив спокойствие теней: те заметались вокруг Марселин, утягивая её назад, вглубь, где не было места яркому блеску... острым запахам... живым звукам, которые принёс вместе с собой луч. Полукровка, вырывая руку из крепкой хватки мрака, потянулась за вторым клочком, отрывая его более решительно, а потом и за третьим, за четвёртым... Кёрз рушила стены, старательно возводимые заботливой тенью, пока её с головой не затопил свет, закружив в водовороте разнообразных звуков.

     Знакомое гудение лабораторных аппаратов где-то вдали заставило Марселин встрепенуться и спустя секунду упрекнуть себя же за безответственность: когда она позволяла себе спать рабочем месте? Необходимо проснуться, подняться, привести себя в порядок и вновь заняться исследованием — она и так упустила много ценного времени! Вот только для этого следовало открыть глаза, что оказалось отнюдь не простым действием. Темнота сдавала позиции, позволяя свету завладеть ситуацией, однако отступала нехотя, не желая выпускать полукровку из своих объятий. В попытке рассмотреть обстановку Кёрз щурилась, стараясь привыкнуть к яркости окружающего мира... неизвестного мира, где она ещё не была. Стоило бросить осмысленный взгляд на потолок, как полукровка поняла, что находилась она не в своём кабинете и даже не в собственном доме. Глаза шарили по комнате, отмечая детали, которые никак не были связаны ни с её нынешним местом работы у Синистера, ни с собственной лабораторией. Здесь было другое всё. Абсолютно всё было незнакомо.

     Попытки подняться не увенчались успехом: максимум, что Марселин сумела сделать, — это опереться на локоть, чтобы спустя пару секунд снова вернуться в горизонтальное положение. Слабость растекалась по телу, не позволяя девушке сдвинуться с места: руки её не слушались, ноги казались ватными, а горло сушила невыносимая жажда. Вздутые вены неровными линиями расчерчивали светлую кожу и синими дорожками расходились в разные стороны...
     Кёрз находилась непонятно где, в отвратительном состоянии, с совершенно незнакомыми людьми... Ситуацию можно было назвать весьма скверной.

     Взгляд пробежался по пустым лицам, не находя среди них никого, кто мог бы когда-то давно отпечататься в памяти... кроме одного. Алого цвета глаза всколыхнули в сознании Марселин новую волну воспоминаний: сухая листва под ногами, запустение, яркий терновник, острые шипы, Роза...  и смерть. Роза пала от руки полукровки и собиралась утянуть её за собой, даровав избавление от всепоглощающей боли. Что ж, надо отдать цветку должное, ей это почти удалось; Кёрз могла остаться в заброшенном саду и навсегда укрыться одеялом из опавших листьев, но оказалась здесь. Живая, однако по ощущениям, не самая здоровая.

     — Где... — осипший голос тих, однако девушка была уверена, что Тонантос — яркое пятно в её памяти — всё услышит, — ... где я?

Отредактировано Марселин Кёрз (28.05.21 16:15:57)

[indent] Сделать желанный глоток воздуха было так тяжело, будто на грудь Марселин положили тяжёлую плиту. Хотелось жадно ухватить самый большой кусок живительного эфира, выпить его без остатка — весь кислород в комнате... и не насытиться. Всё, что оставалось Кёрз, это лишь беспомощно хрипеть, стараясь протянуть сквозь паутину ветвей чуть больше жизни, чем ей позволяла Роза.

[indent] Цветок не оставлял свою жертву ни на миг: проклятье растеклось по всему телу, медленно, но верно уничтожая полукровку. Пусть и казалось иногда, что находилась Марселин под толщей воды, она была в сознании: видела, чувствовала, слышала всё, что говорил Тонантос, как суетились вокруг люди в белых халатах — целители, ответственные за её спасение. Холодный голос утверждал, что бояться ей здесь нечего. Сомнения, как это всегда бывало, начали своё движение где-то глубоко внутри [а может быть, это Роза не желала сдавать позиции и стремилась крепче ухватиться за какую-нибудь артерию?], однако даже если и ставить под вопрос его честность и благородство, что могла сделать Марселин? Попытавшись встать на ноги, она тотчас же рухнет на холодную землю... подпишет себе смертный приговор. Слабая, беспомощная, ни на что не годная тряпичная кукла — вот что она сейчас из себя представляла.

[indent] Забавно: бывало, она принимала пациентов, пусть и не даровала исцеление безвозмездно, а сейчас сама лежала на кушетке под проекциями ярких пентаграм врачей. Интересно, каково это: собирать её по кусочкам, восстанавливать повреждённые ткани и органы? Сколько урона нанесла Роза её телу? Какова вероятность того, что Марселин потеряет свою свободу движения и останется калекой? Она бы спросила, да только остаток сил ушёл на три несчастных слова и попытку подняться минуту назад. Полукровка вновь попыталась оградиться от яркого света в темноте, на некоторое время опустив веки, — так думалось свободнее. Она не могла вспомнить, как оказалась здесь, на этой кушетке, натыкалась на стену мрака и безмолвия. Истинная правда была доступна одному лишь Тонантосу.

[indent] Открыть глаза во второй раз оказалось ещё сложнее: местами картинка размывалась, а чтобы сконцентрировать внимание на предмете требовалось больше времени. «...Кроме этого, яд в скором времени с большой вероятностью вызовет ряд галлюцинаций...» Голос был знаком и близок, однако воспоминание о холодном мужском лице и алой радужке предательски крошилось, стоило Марселин перевести взгляд на высокую тёмную фигуру неподалёку. Изъеденная гниением плоть смотрела на неё жадно, а яркие глаза сверкали без труда читаемой радостью от скорого обеда свежим и наверняка вкуснейшим мясом саэтэруса. Язык прошёлся по губам, точнее, по их остаткам в предвкушении кровавого напитка и упоительного аромата смерти. Ещё немного - и не менее ненасытные... целители... нет, чудовища набросятся на девушку, разрывая остатки искалеченного тела и преподнося их в качестве подношения своему господину.

[indent] Обещанная безопасность была лишь уловкой. Слова о галлюцинациях затерялись где-то глубоко в сознании, подавляемые отвращением и страхом за свою жизнь - иллюзия добрых докторов рассыпалась на мельчайшие песчинки, демонстрируя настоящую реальность с безумными взглядами голодных монстров и разлагающейся плотью. Дышать становилось всё тяжелее, потолок и стены надвигались на неё пугающе медленно... Ещё пять минут — и она будет зажата в этой комнате, она ничего сделать не сможет, она погибнет в лапах кровожадных существ.

[indent] Собрав остатки сил, Марселин поднимает руку, чтобы замахнуться и нанести удар чудовищу, что уже тянет к ней свои острые когти, но бесполезно: тонкое запястье одним быстрым движением оказывается припечатано к кушетке и стянуто тугими ремнями. Левая ладонь сжимается в слабый кулак, но не успевает подняться в воздух, повторяет судьбу скованной правой. Кожаная лента предусмотрительно обвивается вокруг ног, отбирая последнюю возможность сделать хоть что-нибудь. Она так и будет лежать, наблюдая, как её разбирают на части, вырывают органы из ослабевшего тела и пожирают как самый изысканный деликатес?..

[indent] Почерневшая плоть склонившегося над девушкой безумно улыбающегося мертвеца вот-вот готова сорваться с костей черепа.
[indent] Воистину мерзкая смерть.