Микаса была сильной. Самой сильной в ее кадетском корпусе. Самая сильная в своей маленькой семье, которая у нее осталась. Только она не справлялась. Осознание собственной слабости опускалось тяжелым грузом на ее плечи, заставляя Микасу опустить голову и потерять армейскую осанку. Аккерман было отвратительно видеть собственное слабое отражение в танцующих языках пламени, которые пожирали тела тех, кто оказался слабым для их мира. Был ли Марко слаб? Она не хотела об этом думать. В отличие от Эрена и Армина она всегда была реалистом. Титанам плевать на доброту, на чистоту сердца, на жизнь такого прекрасного юноши. Он для них даже не пища. Он просто кусок плоти, который они раздерут своими крепкими зубами, переварят в своем желудке и выплюнут. Микаса не питала надежд спасти каждую жизнь в Тросте, но не могла просто закрыть глаза на чужие жертвы. Она была реалистом, была сильнейшим солдатом своего выпуска, но оставалась человеком. Если бы она не потеряла голову в тот момент, когда Эрен "погиб", то жертв было бы меньше. Аккерман поступала жестоко и эгоистично, летя вперед и надеясь принять смерть в сражении. Какой же дурой она была. Микаса натягивает алый шарф выше носа, закрывая свой рот и лицо от пепла. Прости, Марко. Простите, Ян Дитрих. Простите, мои погибшие товарищи.

Сражаться. Она не должна останавливаться, не должна падать духом и складывать оружие. Больше никогда. Она приняла в какой-то момент смерть Эрена, но теперь он был жив. Был ли он врагом человечества? Нисколько. Он был и будет самым дорогим ей на всем этом жестоком свете. Мир девушки все же изменился, но она продолжала цепляться за свою любовь к Эрену и жить этим чувством. Микаса сколько бы не хотела привязываться к другим людям, но не получалось. Аккерман всегда твердила самой себе, что в ее сердце слишком мало места, но девушка все же находила в себе слабость и тепло для других. Она остановилась, когда ее окликнул Жан. Когда они были еще простыми детьми, то он часто вот так пытался завладеть ее вниманием. Обычно Жан Кирштейн очень шумный, уверенный и даже чуть-чуть нахальный с точки зрения Микасы. Только при разговоре с ней он начинал краснеть, запинаться в словах и говорить намного тише. Это было странно, но Аккерман прекрасно понимала его состояние. Разделяла с ним это чувство, когда все внутри сжималось, щеки горели от смущения, а на лице расцветала глупая улыбка. Только...Микаса была спокойна в присутствии Кирштейна. Она бы нагло солгала самой себе, если бы сказала, что ничего не испытывает к Жану. Она хотела защитить его, как и любого другого из их выпуска. Правда? Правда же?...

- Жан, - Микаса не узнает свой тихий голос. Во рту было сухо, а язык предательски прилип к нёбу. Как он догадался о том, что она хочет сделать? Они никогда не были близки. Никогда не были какими-то лучшими друзьями, никогда не были семьей. Микаса всегда считала, что ее мысли всегда надежно скрыты от других. Врать смысла она не видела, если она неожиданно стала для него открытой книгой. Это чувство странно раздражало, заставляя Микасу на мгновение сжать кулаки. Она была на взводе последние сутки, сходя с ума каждое мгновение. - Гарнизон уже хотел застрелить его и Армина из пушки. Они считают его монстром.

Эрен не был таким. Разве монстр мог так нежно повязать этот шарф на ее шее? Девушка коснулась ладонью нежной ткани, успокаивая себя. Микаса все же не была дурой, а потому прекрасно слышала здравый смысл в словах Кирштейна. Был ли он всегда таким? Сегодня она увидела в нем лидера, который способен взять на себя такую ответственность. Она же не справилась. Она повела их на верную смерть. А Жан был прирожденным лидером. Он не был безумным самоубийцей, он должен был найти свою счастливую жизнь глубоко в стенах, подняться по карьерной лестнице полиции, найти симпатичную жену и умереть в глубокой старости в окружении внуков. А Микаса должна бороться и сражаться до последнего вздоха.

- Собираешься в полицию? - она запомнила куда он хотел пойти. Неосознанно, но в памяти это отложилось. То ли потому что слушала его, то ли из-за гневных криков Эрена о "тупой лошадиной морде". Она спросила это без какой-то издевки, упрека в трусости или еще в чем-то.

Микасе казалось, что она была практически одна. Против всего гарнизона, разведки и полиции. И она не думала сдаваться. Она бы сразилась со всеми ними, но Аккерман впервые...устала. Да, именно устала. Этот день был ночным кошмаром после стольких прекрасных лет обучения в 104 корпусе. Микаса устала терять дорогих людей, устала оставаться одной и чувствовать себя одинокой. Она не могла потерять Эрена. Никак не могла. Понимал ли Жан и это в ней? Аккерман села на ступени, сдаваясь. У них отобрали снаряжение, а без оружия даже она бы не смогла сразиться с вооруженными военными. И...если честно, то ей никогда не хотелось убивать. Она хотела убивать титанов, а не людей. Это ведь...совсем другое.

- Ты считаешь Эрена врагом человечества?
[nick]Микаса Аккерман[/nick][status]крылья опаляет[/status][icon]https://i.imgur.com/a2XXIDE.png[/icon][sign][sign]Наш мир жесток, но в то же время так прекрасен[/sign]

Отредактировано Натхёльн Кеус (17.03.21 22:55:00)

[nick]Микаса Аккерман[/nick][status]крылья опаляет[/status][icon]https://i.imgur.com/a2XXIDE.png[/icon][sign][sign]Наш мир жесток, но в то же время так прекрасен[/sign]
Аккерман взглянула на него с легким удивлением на лице. Не пойдет? Ей всегда казалось, что Кирштайн был тем человеком, который раньше всех них распланировал свою судьбу и знал свое будущее. Микаса никогда не осуждала людей за их выбор, ее это никогда не интересовало ровно до того момента, когда чужие выборы касались Эрена и Армина. Микаса уже знала свою жизнь. Она просто будет следовать за своей семьей, оберегать ее до последнего своего вздоха или жить по максимому для того, чтобы кто-то помнил об Эрене. Ее жизнь была проста и в этом было свое счастье для Микасы. Аккерман узнавала взгляд Кирштайна. Это взгляд тех, кто уже никогда не станет прежним. Какая-то часть самой Микасы исчезла в тот момент, когда она схватилась за нож и решила сражаться. Теперь ее рука никогда не дрожала, а тело действовало само. Борись. Борись. Борись. И Жан изменился. Сегодняшний ад изменил всех. Кто-то бросит жизнь солдата, кто-то будет до конца своих дней бояться очередного пробития стен, а они будут бороться.

Она заметила то, как он перестал запинаться, и даже какой-то юношеский румянец исчез с щек. Он не вырос. Это неправильное выражение по отношению к ним. Он изменился. Они с Эреном не выросли, когда убили похитителей и убийц ее родителей. Жан просто изменился, а Микаса из-под опущенных ресниц смотрела на него с уважением. Не каждый способен продолжить свое сражение после сегодняшнего ада. Ведь когда-то Жан был избалованным маменькиным мальчиком, который любил есть омлетик и мечтал о беззаботной жизни. Оставил ли он эту мечту? Он протягивает к ней руку для касания, но под тяжелым взглядом отдергивает. Она не была против чужих касаний. Сколько раз ее пыталась защекотать Хистория? Попытаться коснуться длинных темных волос? А сколько раз Саша висела на ее шее или пыталась как-то по-доброму подшутить? Микасе все равно было плевать. Так она хотела думать.

- Он такой, - согласилась Микаса. Не думает о себе, c горячей головой бросается в самый маленький бой будь то защита Армина от хулиганов, защита собственных идеалов от Жана во время обучения или защита всего человечества. Он никогда не думал о себе, а потому Микаса всегда так его опекает и старается защитить. Кто же еще будет думать об этом самоубийце? Аккерман даже улыбается от слов Жана. Потому что верил в то, что Эрен остается их товарищем. - Сегодня я пыталась не опекать его. Он ведь был в другом отряде. И чуть не погиб. Больше никогда.

Девушка прикрывает глаза и словно слышит вновь стук его сердца, когда она достала его из тела титана. Это успокаивало ее, действуя подобно колыбельной. Микаса вспоминала свою давно потерянную жизнь, когда она клала свою голову на грудь и живот матери, пытаясь услышать стук сердца ее еще нерожденного брата. Аккерман открывает глаза, наблюдая за непонятными узорами на песке. Она была слишком разговорчива сегодня, да и никогда особо не разговаривала с Жаном. Все их разговоры были короткими, а сама Микаса могла обходиться лишь парой слов. Аккерман коснулась кожи около шрама, который оставил ей Эрен будучи в форме титана. Случайность и не более. Микаса продолжала молчать вместе с ним, не находя причин завести разговор заново или каких-то слов. Ей было просто комфортно молчать с ним.

- Ты хороший лидер. Это заметили сегодня все, - произнесла она после долго молчания, смотря на узоры. - Марко бы гордился.

Микаса сжала ладонь в кулак. Тело хотело действий, хотело борьбы до неприятного покалывания и напряжения в мышцах. Эрен даже не знал о смерти Марко. Не знал о том, что такая добрая душа погибла никому не известной одинокой смертью. Никто не видел. Не слышал. Никто не помог.

- Я иду в разведку, - даже если бы Эрен и умер. Она бы пошла. Накинула бы на плечи плащ с крыльями свободы, гнала бы вперед свою лошадь под крик "пожертвуйте своими сердцами". Не потому что преследует цель убить себя благородной смертью как Хистория, не из желания увидеть море подобно Армину, не отомстить за падших товарищей и не изучить мир вне стен. Она бы продолжила жить чужой мечтой. Мечтой Эрена. Сможет ли эта девушка хоть когда-то взглянуть на Жана и понять что-то больше о своем сердце? Дать ему показать счастье в этих крошечных стенах? - Мы должны бороться.

И у каждого были разные причины для этой борьбы. Жан был другим. Только...она ценила его как товарища и до этого дня. Она не зауважала его больше после его решения вступить в разведку. Потому что уже видела в нем хорошие качества до этого дня. Микаса за три года успела привязаться ко многим из корпуса. Она хорошо умела разбираться в людях, видела то, что в соперничестве Жана и Эрена зарождалась дружба и связь.

- Тебе необязательно сидеть со мной. Я не собираюсь идти и прорываться сквозь кучу солдат к Эрену, - произнесла Микаса, поднимаясь на ноги и расправляя плечи. Им всем было тяжело сегодня и возможно то, что им нужны были эти минуты молчания в компании друг друга. - Нам надо...

Микаса замолчала. Тело и какая-то часть разума говорила о том, что надо сражаться, но глубоко внутри Микаса хотела жить спокойной счастливой жизнью. Той, которой жили ее родители. Только сейчас она собирается пойти в разведку и пожертвовать своим сердцем ради чужой мечты.

- Спасибо, - произнесла Микаса после паузы.

[nick]Микаса Аккерман[/nick][status]крылья опаляет[/status][icon]https://i.imgur.com/a2XXIDE.png[/icon][sign]Наш мир жесток, но в то же время так прекрасен[/sign]
Микаса не дрогнула. Не двинулась с места. Не почувствовала и малейшего движения развернуться и пойти другой дорогой. С того самого дня она решила быть всегда на его стороне, оберегать его и любить. Любить самой чистой и преданной любовью. Ее обоих родителей гнал весь мир на самый край стен, убивал и пытался продать кому-то за хорошую сумму. Она должна была закончить какой-то экзотической диковинкой у извращенца с толстым кошельком, остаться той наивной пташкой в чужой клетке. Она сражалась не ради высоких целей, не ради моря и человечества, но сражалась за дорогих ей людей. Микаса просто была таким человеком. Дышала чужими мечтами, выдыхая светлую грусть. Если она не сражалась ради за свободу человечества, то она сражалась за жизни других кадетов и своей семьи. У Микасы до сих пор не было таких амбиций, как у других.  Она хотела лишь видеть счастливыми своих близких. Но...если заглянуть глубже в ее душу, то можно было найти надежду на одну маленькую мечту. Она и ее любимый живут тихой и счастливой жизнью. Эта теплая мечта определенно грела душу девушки, но она знала то, что уже такого никогда не будет. Их мир никогда не станет прежним. Найдется ли в нем места для маленькой мечты Микасы?

Люди разворачивались и уходили прочь плотным потоком, а Микаса стояла и смотрела сквозь командира. Если она убьет всех гигантов, то тогда у человечества будет свобода. Тогда они все смогут зажить счастливой жизнью. Иногда Микаса думала об ужасном. Сбежать на самый край стен. Забыть о человечестве, которое пыталась продать ее как зверька. Которое попыталось застрелить ее семью из пушки. Которое сжигало солдат из-за нехватки земель. Что осталось от них? Пепел? Память? Только эти мечты слишком дикие и скорее походили на какой-то сон. Ей никогда не нравились сны. В них она могла представить своего нерожденного брата, увидеть вновь Гришу Йегера и Карлу, пройтись по улочкам Шиганшины, поиграть с отцом или заняться вышивкой с матерью. Все они были мертвы. А люди вокруг продолжали уходить, выбирая жизнь легче. Они не смогут забыть сегодняшний день и он будет видиться им в кошмарах, охотиться за их покоем до последнего вздоха. Их мир жесток, а они проиграли, но было ли у кого-то право судить их? Ведь никто не хочет умирать. Все хотят жить, любить и быть счастливыми. Микаса скользит взглядом по оставшимся лицам. Некоторых она совсем не ожидала увидеть. Когда и сколько из них умрет? Кого сожрут следующим?

Аккерман оборачивается и встречается взглядом с Жаном. О чем ты думаешь? О чем мечтаешь? Будешь ли ты следующим в этой смертоносной рулетке? На его лбу выступили капли пота, а лицо выдает его страх, но Микаса ему завидует. Если Кирштайн завидовал непоколебимости ее выбора и холодному спокойствию, то Аккерман завидовала обратному. У Жана была своя мечта, было что терять или же он разрывался между выбором. У Микасы же не было выбора, да и чтобы она делала? Иногда ей казалось, что она жила только ради Эрена, а без него она будет просто сражаться. Приносить пользу человечеству, но только из-за того, чтобы помнить его. Или так она говорила себе каждую ночь перед сном? Любовь жестока. Заставляла сомневаться в собственных желаниях. Принадлежали ли они ей или она просто переманила все от него? Аккерман не хотелось смущать Жана, а потому она отвернулась и взглянула на коммандира Эрвина.

Она отдает честь, сгибая руки и кладя сжатый кулак на сердце. Отдавала ли она свое сердце человечеству? Или же только близким людям? Микаса не хотела думать о таких философских вопросах. Все же лучше всего у нее получалось резать плоть.
Готовы ли вы умереть, если прикажут?
Нет.