- Ты слишком печальна для мертвеца, Хэлл.
[indent] Он дозволяет ей многое, а точнее - никак не препятствует тому, чтобы женщина подарила ему робкое объятие, доверчиво вжавшись в равнодушный холод силовой брони. Кайлан всем своим прочным существом ощущает, как в сильном теле воительницы трепещет упрямое сердечко. Кажется еще чуть-чуть и ритмичные удары раскрошат кости в труху. И он бы не придал этому особого значение, если бы движущей силой для этого послужил ужас. Бледный лев недовольно морщит лоб, выказывая тень недовольства. Ей следует боятся сильнее. Почти невесомым касанием когтистые пальцы упираются острыми зазубренными лезвиями в крестец, немного надрывая грубую ткань рубахи, начиная свой неторопливый путь по выразительному рельефу позвоночника. Выше... выше... еще. Как будто впервые в жизни Хорус изучает плавный изгиб поясницы, задерживается на краткое мгновение между лопаток, ранит когтем выпирающий шейный позвонок... Граф прекрасно знает что будет, если он решит вонзить смертоносные когти в хрупкий хребет, да и сама Райс не хуже него понимает с какой филигранной непринужденностью трансдент может навсегда сделать из нее калеку. Но она не смеет даже помышлять о сопротивлении, не так ли? Царапины от грубых прикосновений мужчины замирают на шее, становясь до болезненного нежными, когда минуют линую тоста волос. Пальцы теряются в черноте спутанных локонов дифинета, после чего Хорус уверенным, подавляющим всякое сопротивление жестом оттягивает голову слуги, заставляя запрокинуть голову. Тяжелый взгляд тут же впивается в жертву тысячей иголочек суеверной жути. Искалеченное лицо - особый повод для гордости. Еще одно напоминание для всех и каждого о том, с какой легкостью Король черепов может отнять все, что ему заблагорассудится. В том числе - красоту. Все эти страшные раны были за его авторством, он запомнил и бережно хранил в запутанных лабиринтах разума каждую деталь проделанных зверств.
Смотри на меня.
смотри прямо в глаза.
[indent] Бесцветная сталь взора прожигает пронзительным холодом, забирается на самое дно души, жестоко выдирая ее прямо из плена слабой плоти. Взгляд Хоруса может ранить куда больнее, чем загнутые кинжалы когтей. Он читает печаль женщины, копается в ней, как во внутренностях, виднеющийся во вспоротом брюхе. Он мог бы без труда определить причину нестерпимой тоски брюнетки, но предпочел заменить истинное на желаемое. Тысяча шепчущих голосов твердят об одном: ложь, ложь, ложь... все это просто обман! Очередная жалкая попытка разбавить ядом сомнений четкую картину мира Бледного льва. Из тьмы нет выхода, потому что она - единственное, из чего соткан этот мир. Ты или становишься частью мрака или будешь сожран хищными тенями.
- Но слишком глупа для живого существа, - волосы жалобно трещат, как и хрупкие кости шеи, ведь мужчина продолжает тянуть их назад, заламывая голову слуги почти под нереальным углом, - какое мне дело ради чего ты предавала, если в итоге ты нарушила обещание?! Ты клялась в верности, верности МНЕ! А в итоге лижешь сапоги самому богохульному из всех ложных идолов?!
[indent] Наверное ожидаемо было бы получить от Хоруса удар. Это было бы логично, он испытывал невероятное наслаждение от физических наказаний, но сегодня все было совсем по-другому. Намного ужаснее, как и для него так и для нее. Ибо грехи гончей были страшны настолько, что агония плоти была непозволительно мягкой мерой... как и смерть. Хорус как-то нечеловечески замирает, не делая абсолютно ничего, лишь кривится от презрения и равнодушного пренебрежения. В это время его искаженный Скверной мозг производил усиленную работу, анализируя и перебирая все возможные варианты наказаний. Мерская сучка должна раз и навсегда вбить в свою пустую голову несколько простых истин:
Она не может принадлежать кому-то помимо него.
Он не нуждается в помощи, это всем остальным надлежит искать спасение.
Благие инициативы противоречащие двум предыдущим пунктам - ересь. И наказываются жестоко...
- Раздевайся, - приказывает мужчина, разжимая затекшие от напряжения пальцы, - к стене.
[indent] Бледный лев, наконец, принял свое решение. Разумеется, Хэлл понимала значение приказа, воевода привычными отточенными до автоматизма движениями избавляется от верхней части одежды. Изодранная когтями рубаха падает на каменный пол и брюнетка послушно направляется в указанное графом место, прижимается лбом к черному граниту, смыкает тонкие пальцы в замок на затылке. На обнаженной спине виднеются почти полностью зажитые рубцы, которые кажутся полупрозрачными на фоне свежих порезов от когтей. Это будет не просто наказание - пытка. Ей подвергаются очень немногие, можно даже смело заявить, что особые шрамы на спине украшают лишь избранных. Тех, кто больше не принадлежит сам себе. Тех, кто не умрет пока Хорусу этого не захочется. Печальные призраки клана Леонэйм: рабы без прошлого, настоящего и будущего. Порабощённые голодным безумием Короля черепов и позже принесенные им в жертву Богу крови.
Кнут материализуется в руке графа, с невесомой плавностью стелется по полу, с шуршанием вьется кольцами, точно готовая к броску кобра.
- После десятого раза можешь начинать умолять.
[indent] Снисходительное дозволение утонуло в тонком свисте взметнувшейся плети. Удар пришелся аккурат между лопаток, лизнув кожу слуги невыносимым мучением. Хорус очень точен... в его руках подобное оружие может рассечь тело дифинета пополам, но удары выверены до крайности и оставляют после себя лишь огненно-алые четкие полосы. Прекрасный рисунок. В тишине слышались звонкие удары и мелодичное пение влажного от крови кнута. Хорус прекрасно знал насколько это больно. Понимал лучше, чем кто либо. Поэтому для него процесс доставлял особую больную радость. Вскоре четкие полосы превратились в размытые пятна, а новые ложились уже поверх предыдущих, буквально заживо сдирая с женщины кожу. Бледный лев растянул широкую, торжествующую улыбку, разглядывая кричащую от боли плоть, покрытую кровью и потом. Драгоценные алые капли переливаются в тусклом свете, точно рубины, но это - только начало.
- Уясни раз и навсегда, я не намерен с кем-то делиться, - кнут безвольно замер у ног Графа, оставляя после себя смазанные кровавые разводы на темном камне, - что мое - то мое. И ничье больше. Мне не достаточно владеть всего лишь частью, я заберу тебя целиком, до последней капли, до последнего вдоха... и без дозволения ты не смеешь кричать, говорить, чувствовать, умирать или делать что-либо еще. Мне не нужны проблемные слуги, ясно? И если ты не способна уяснить это... то я продолжу.
продолжу в любом случае
давно пора выбить скверну своевольного милосердия из твоей упрямой души