Стяжать забвение в тенетах пустоты...
Шептать отчаянно: Забудь. Замри. Остынь.

Было больно. Это чувство заполнило собой всё, весь мир вокруг, возведя себя в беспрекословный Абсолют и, злобно скалясь, требуя подчинить. И Тонантос, хватаясь единственно уцелевшей кистью за собственное горло, послушно следовала за этим ощущением, заполнившим ее от и до. Серебряные нити боли опутали карбункловые кости, изломанные во многих местах, впивались до звенящего в мозгах блеска в избитые внутренности и с каждым вдохом пробитых легких лишь больше сдавливали тело деоса своими хладными объятиями. Это был очень странный контраст, разивший гнилой фальшью - по всем правилам мироздания, Тонантос, наверное, должна была уже погибнуть... если бы была на то способна как простой смертный. Напротив, тело и дух лишь стали сильнее - и от того деос и страдал, ведь трансформация - это всегда больно. Она была слепа; картинка перед глазами вытянулась в одну сплошную белую полосу бесконечного горизонта, и божество делало отчаянные попытки идти вперед и дальше, как если бы могла найти у вечности конец. Она знала, что однажды это обязательно кончится, но однажды - слишком тусклая разменная монета для бессмертия...

Ослепленный разум толкал мысли в вязкий поток прошлого, в самый мутный и алый фрагмент, когда Тонантос убила впервые. Тогда еще её цвет энергии был совсем другим, и глаза - не алые, но насыщенно синие, как океан вокруг звезд, в которые деос так пристально всматривалась с самого рождения. Иссохшая опустошенная оболочка разлеталась златым прахом, сверкающей пыльцой оседая на устах, из которых должен был сорваться крик, но... Тонантос молчала, хрипела, пыталась отдышаться и не могла, продолжая царапать кровавыми ногтями до алых борозд свою шею. Тошнота, как и в самый первый раз, пришла следом за болью - это поток силы, который было тяжело удержать, он пытался разорвать тело деоса, а та каждый раз упорно и жадно сглатывала с кровавой усмешкой. Аметистовые нити теберосума опадали, оставляя лишь звонкий гул искрившейся энергии вокруг. Этот деос был пустышкой, младшим звеном без сферы влияния, но как и многие - охочий стать чем-то большим, и потому ввязавшимся в слегка неравный бой. Победитель же продолжала извиваться в снегу как змея, которой наступили на хвост, сотрясая пространство легкими всполохами сиреневой энергии. Израненное тело требовало отдыха, а легендарное оружие шипело на своего создателя, пытаясь скрыть Тонантос в регенерирующий саркофаг. А деос противилась, и на то была причина...

Тонантос криво выгнулась, как-то неестественно выгнув грудную клетку, пытаясь перенести тяжесть тела на локти, где одна из рук была сломана настолько, что ее часть совершенно никак не откликалась на движения. Деос пыталась встать, и ей это удалось не без усилия, хотя силы в ней сейчас было хоть отбавляй, она светилась ею, и энергия другого божества, еще не впитавшаяся до конца, сочилась из тела вместе с кровью.

- Еще один решивший что МОЖЕТ МЕНЯ УБИТЬ? АХАХ..., - голос со скрежетом, со скрипом, слова из рта вытекали как патока, вместе с кровавыми сгустками, которые деос пыталась утереть непослушной безвольно болтающейся кистью сломанной руки.
- А, младший..., - собственная энергия забивала все пространство настолько, что в этом бездонном омуте крайне тяжело было различить присутствие конкретной фигуры. Однако то, что это был собрат - сомнений не было, - я полагала хитростью наделён другой наш брат, ну впрочем ты можешь попытаться довершить начатое третьесортным. - «и сдохнуть...»,- но я никогда не представляла тебя вкусным, Ферониас, - очередная кровавая улыбка, и Тонантос, не смотря на все свои раны и нестерпимую боль, встает прямо и гордо, даже сейчас невозмутимая и вне сомнений в собственном превосходстве.

Бросить кубики

Отредактировано Тонантос (01.10.20 17:44:39)

Да плевать, если честно, на всю эту вежливость. Был ли во всем этом смысл, думала про себя Тонантос, чувствуя как слегка покачивается, сохраняя равновесие с завидным упорством. Ее безумный взгляд блуждает по завихрениям на снегу в виде воронки, сужающихся к центру, коим была она сама - так энергия, еще мгновение назад бушевавшая вокруг, плавно стянулась в нее до последней крохи, и деос жадно ей внимала. Ей кажется, будто она идет величаво и гордо по чужому праху, но это лишь видимость - деос хромает, сокращая дистанцию между ней и еще одним братцем медленно, но вполне уверенно. Дыхание дается тяжело, словно легкие слиплись, облепив изломанные ребра кровавой паутинкой, и Тонантос слышит как влажно откликается внутри каждый вздох. Тусклый аметистовый свет стреляет в голову - так Ризанис предупреждает хозяина, что родственник концентрирует свою энергию ради некой пентаграммы. Тонантос ухмыляется с некой печалью, продолжая смотреть себе под ноги словно ей это все неинтересно - это так, потому что от этого мира ей ничего иного уже не было ждать. Демиург оказался слишком жесток, родив Тонантос в столь несправедливый мир.

Израненная, но упорно тянущаяся к тому, кто смеет тревожить ее покой. Тонантос поджимает кровавые губы, единственно послушной рукой прикрывая лицо, словно прячась от яркого света чужой энергии. Разумный артефакт начал было из последних резервных сил перестраиваться, фокусируясь на защитных способностях, и алоокая щурится вместе с ним, готовясь испытать очередную боль. И замирает в некой неуверенности, понимая, что боль, напротив, притупляется и угасает. Она смотрит на свои руки и чувствует, как затягиваются раны, как медленно встают на место карбункловые кости. Это было столь же странно, как окружить лаской и любовью одичавшего, замершего и оголодавшего волка. А еще этот запах роз, который шлейфом тянется с кружевной сетки пентаграммы, с хладной тоской находя отклик в неровно бьющемся сердце - когда то наполненная любовью к миру и другому существу Тонантос сотворила нечто прекрасное, за что была невероятно горда. Это было очень давно...

Еще два шага, которые должны бы даться исцеленному организму с легкостью, но отчего то гордая Тонантос падает на колени в снег, прямо перед младшим. Пальцы пытаются поймать крохотные созвездия, но проходят сквозь с легкой детской досадой. Глаза жжет что-то, мешая ясному взору, но деос знает что причина вовсе не в чужой магии, что мягким заботливым плащом упала ей на сгорбленную спину. Слезы не прозрачные, но синие и горящие - всё еще от заполнившей организм огромной энергии, стекают тонкими струями по щекам, и Тонантос совершенно не знает и не понимает как это прекратить. Наверное она просто впервые столкнулась с чужой теплотой, а не с отталкивающим холодным равнодушием или безмерной для этой вселенной жестокостью. Горячая рука ищет чужую шершавую ладонь, касаясь слабо и легко. Ферониас спрашивает за что?
Она ему покажет.

Это были обрывки снов, спутанные и скомканные, хотя произошло все совсем недавно. Демиург сам толкнул своих детей в эту пропасть, но как из нее выбраться - дело было сугубо каждого. И многие деосы, да возможно и абсолютное большинство за редкими исключениями, карабкались обратно к вершине горы по трупам павших собратьев. Иногда они создавали нечто на подобии союза, по двое по трое нападая на одного, пытаясь разделить между собой остатки былого величия древних божеств. Так было и на сей раз, ну а справедливая Тонантос решила строить мир по своему, нагоняя и вырезая таких ублюдков один за другим.

- Я честна перед тобой, и открыта. Так создали меня. - уже спокойным голосом говорит Тонантос, обрывая картинку, возникшую в голове Ферониаса на том моменте, как один из убийц оказывается настигнут сиреневым всполохом, - А тебя Всеотец создал для того, чтобы ты нес этому миру жизнь. Но для неё ты выбрал Смерть.

Алые глаза непривычно устремляются снизу вверх, изучая чужое лицо с невозмутимым спокойствием, неестественным для существа, еще недавно искажающим пространство вокруг в потоке эмоций.
...
- Ведь ты расскажешь мне, за что умерла Моргот?

Сухо в жилах, не кровь – мазутная жижа лужами разлита, а вообще внутри пусто: ни противостоянья, ни истерик, ни гром кастаньет в висках, только чёрное жженое послевкусие. Горчит, хочется сплюнуть, а язык нарочно терпит, смакует; ведь это лучше, чем сорваться и выпалить все, одно за другим твердое слово, как стрелу в лоб.  У него он исцарапан морщинами, где каждая как отпечаток какой-то истории — Ферониас держался за тонкое запястье совсем недолго, быстро одернувшись от сестрицы как от знакомой ему проказы. Может он слышит, как в унисон, несуществующие часы на тонком изгибе отбивают златое тысячелетие, то, что похоже на давний пряный сон. Темные ресницы дрогнули совсем по настоящему, как если бы деосы и впрямь могли испытывать бесславный натюрморт самых настоящих смертных чувств: даже слезы застыли, словно вот-вот замерзнут как и все внутри. Тонантос негде брать тепла, она у самой себя отобрала единственный источник, оставив лишь подернутые серебром тлеющие угольки из чужой сферы влияния, и та жгла больше, чем грела остатками воспоминаний.
В этом они с Ферониасом были похожи, не так ли?

Деосы стоят друг к другу так близко, что хочется ёрзать, кривясь и сгибаясь в десять погибель, лишь бы увильнуть, улизнуть, восстановить хрупкую дистанцию; Тонантос не мерзко, ей просто непривычно это общество с некоторых пор (хах), однако ее не жалели убить - и этого было достаточно чтобы остаться. Божество уже не помнит, когда последний раз просто разговаривала с собратом, да еще и о чем-то личном...
Это не первая их встреча с Ферониасом, и вряд ли должна стать последней. Ведь так?

У глаз радужка насыщенного алого оттенка, словно за долгие годы и сотню поединков насмерть вся кровь в них впиталась. Под карбункловыми сапожками хрустит магический иней осыпавшейся пентаграммы; Тонантос переминается с ноги на ногу, словно вот-вот упадет, если ее оттолкнут от себя еще пуще, а треснувшие кровавые губы, бледные, с ярко выделяющейся алой проталинкой, заметно выдыхают согретый легкими пар в воздух с каждым уверенным словом.

- Достаточно близка, - «и что с того?» всё так же кусает саднящие губы, да закатывая глаза - Тонантос пыталась вернуться в прошлое вновь и вновь, отмотать ленту мыслей, да посмотреть на Моргот хоть еще разочек: сильная, всегда знающая чего хочет от жизни от Смерти сестрица, - А кто сказал тебе что твои олени прекраснее её крохотных созданий?

Давай, замри, погоди, оступись лишь слегка - и тебя тотчас накроет этой прохладной волной лучшей подружки Тонантос - сучка Справедливость дева гордая и упрямая, очень наглая, и с ней было действительно тяжело спорить. Чем дальше распалялся братец, тем легче дышалось Тонантос - еще немного и черные локоны поползут вниз по спине, а смех искрами и лопнувшими пузырьками взорвется в прохладном воздухе. Как незаметно легко они поменялись ролями, и божественная очень легко приняла этот выпад, с объятиями встречая в чужих речах то, в чем разбиралась пожалуй лучше всего, - И какое право ты имеешь судить её?

Тонантос безуспешно прятала взор, не зная, куда бы удачно засунуть два пальца, да где бы надавить на мягкую гортань, чтобы выблевать все эти ощущения, превратившиеся в плесневелый, истыканный как игольница чувствами шар - жалкие оправдания чужой слабости оказались неимоверно занудной вещью, а деос так рассчитывала на честное признание. Жаль, очень жаль.

- Прекрасной Моргот, как мне и тебе, досталась своя роль в этом мире; ты зовешь ее разрушителем, я назову ее балансом, - руки тонкие скрещиваются на груди с холодным перестуком карбункловых наручей, отливающих жизнью в невнятном блеске звездного неба, - Твоя роль была зеркальной, но аналогичной - поддержания хрупкого равновесия жизни. И знаешь что? Ты не справился. Сорвался и убил. И теперь свою слабость пытаешься выдать за нечто благородное. Герой Ферониас, деос-спаситель, хранитель жизни - это ты хочешь услышать, да?
…
- Какими похожими бы мы не были - между нами есть одна существенная пропасть. Я приняла свое бремя, а ты, дорогой Ферониас, не справился и ты и будешь вечно нести его внутри себя.
                                   Его. Её.
                                             СМЕРТЬ.

Червонно-изумрудный всполох энергии возник совершенно внезапно и предназначался одной блестящей лысине, но Тонантос решила иначе, довольно резко схватившись за младшего брата, да дернув его в сторону. Сотней обжигающих игл неслучайный удар, пришедший из тьмы - и алоокая хорошо знала, кто решил напасть со спины - пришелся аккурат в массивный наплечник ее артефакта. Аметистовые чешуйки медленно ползли по тонкой белой, испачканной запекшейся кровью, шее, а хозяйка Ризанис бросила долгий, прощальный взгляд на Ферониаса.
«Можешь меня ненавидеть. Мне все равно, я привыкла.»
Хочет сказать, но молчит, наверное потому что Тонантос не имеет привычки лгать?
- Беги. Это не твоя битва, Ферониас. Они пришли за мной, и хочешь ты того или нет, но сегодня кто-то умрет вновь, ты не остановишь это и не прекратишь.
Сегодня мы вновь славим великую Моргот.

Бросить кубики

Отредактировано Тонантос (13.10.20 11:14:08)

Однажды мир принял Тонантос, хотя и выбирал недолго случиться тому или нет, а деос просто крепко вцепилась в перила существования карбункловыми кулаками, скалясь как безумная, и у жизни просто не осталось иного выбора. Внутри алоокой никогда не возникало желания сгрести воедино свою жизнь, как груду костей, и составить ровный позвоночник, и ребра, и череп, и все берцовые и лучевые, ничего не упустив, и узреть наконец, что же она за зверь; это она знала всегда. Но один раз увлеклась препарированием сердца, вскрывала тугие мембраны. Вынимала комки ощущений и иглы эмоций — прежних швов не найти, но Тонантос видела и свежие раны, всякие ножевые и рваные, всё думала — Всеотец, как оно бьётся?..

Потому что деосы - это не про эмоции и чувства, и создатель был мудр, заставив этот хрупкий орган души атрофироваться еще до того как невнятные сгустки энергии приняли форму самых могущественных существ, способный из ничего сделать то многое, на что теперь опирается вселенная. Тонантос почти жаль, ведь она... понимает Ферониаса, но предпочитает молчать о том, что спрятано в надежную позолоченную шкатулку из карбункловых ребер. Ей тоже довелось оступиться, не так сильно, не так тлетворно и отчаянно как то завещал Демиург своему сыну, но все же; чужеродные эмоции всего однажды заполнили нежилые комнаты души, в сердце полости и темноты, за годы из наваждения распадаясь на элементы более чистые, реальные и настоящие, какие только можно вообразить. Как сотня алых иголок, внезапно взорвавшихся в пустоте огромным шаром, только это не больно, это правда пронзает, но совершенно иным; иная мелодия, Тонантос знала, что однажды это убьет кого-то. Любовь это слабость, это дисфункция существования; любовь - пронырливый гадкий червь, которого не вытравить ни пентаграммой, ни чудесной припаркой из богатого арсенала Ферониаса, и это даже не болезнь - враг с которым он же так привык бороться. Иная материя, способная склонить даже самую несгибаемую волю к стылой земле. Ибо страсть правит разумом - и Тонантос это знала хорошо, как и то, что его уста не лгут говоря о Моргот.

Божеству нечего сказать своему, такому чужому и родному; улыбка легкая, с намеком на безумную следит за тем, как чужое орудие изгибается в изящного жнеца - вот он, гонец самой смерти, принявший свою суть через боль и пустоту. Злые, неполные ненавистью удары, сыплются на чуть сгорбленную спину Тонантос, а той все равно, это лишь больше распаляет неукротимую ничем жажду жизни. Разомкнуться, впитать, запомнить. Кажется, что чем ближе чужая энергия подбирается сквозь Ризанис к нутру деоса, тем сильнее та гнется, ближе к расквашенной земле, к плотной реальности, ее горючему, денному, осязаемому, тем вероятнее заклокочет, раздухарится внутри, и эту жадность справедливого возмездия, этот жар не перепутаешь ни с чем. Пусть тешатся... им всем осталось совсем не долго.

Едкие зеленоватые вспышки рябят на лице через решето сплетенных пальцев; Тонантос держит их высоко, впитывая каждый всполох, чувствуя, как резервуар терпения, на пару с энергетическим резервом истинного оружия, наполняется слишком быстро. Что-то душит плесневелым, затхлым с левой стороны, в голове рябит от уже знакомой за сегодня багровой ауры, и алоокая с непониманием внутри встречает решение деоса погибели встретить алый рассвет вместе.
Бросает вызов ей? Моргот? Самому себе?...

Не видишь солнце, жар тепла...
Мы вместе сегодня — самое черное холодное пятно вселенной.

Ни сотня, ни две жарких звезд, смотрящих на всех свысока не исправят это. Движения у Тонантос грубые и резкие, хотя двигается она бесшумно и легко, невзирая на недавнюю усталость, кажущуюся уже забытым сном. Мир вокруг сотрясает беззвучный гром от лопнувшей пентаграммы, погружая изъеденный магией воздух в липкое нутро ред-турбо. В вихре теней сложно разобрать четкие силуэты, но одну такую Тонантос ловит длинными когтистыми пальцами, впечатывая в снег. Легко... Глаза уже не алые - чистый аметист, распадающийся в белые осколки, и рука  смыкается на шее, приподнимая скованное тело деоса над землей, да сдавливая посильнее трахею.

Успешные кубики

No one ever starts that way
But this is how villains are made
ost

Раз. Что-то едкое с шипением касается брони, разъедая ее, ослабшую подобно чернильной черноте; Тонантос испытывает сильный зуд - множество мелких блох, пиявок, трупных мух, которых вовсе и не было, но деос чувствовала их так отчетливо, словно сама давно сдохла и наконец наслаждалась приятной могильной прохладой. Но они-то с Ферониасом прекрасно знают что здесь к чему, не так ли? Деосы ведь твари бессмертные, живут параллельно с течением жизни вокруг, а все прочие когда-нибудь в нем растворятся и даже, быть может, переродятся вновь. Такие разные, те иные, отличные от них - удивительно свободные, и принадлежат только самим себе. А Тонантос, и Ферониас, и даже прекрасная Моргот - лишь отдельные звенья огромной цепи, на которых Демиург держит гребанный мир. Да, господи, они же даже не способны просто сдохнуть спокойно, деосам попросту не дозволено такой роскоши. Только если собрат решит взвалить на свои плечи чужое бремя - даже тогда они станут лишь единым целым, и никогда не будут свободны от тех колодок, что нацепила вселенная при рождении. Тонантос выдыхает с судорогой, сделавшей тело таким непослушным и деревянным. Не должна? Но почему же? Иди, заблудшее дитя, я прощу тебя прежде, чем бездна примет твою бренную душу в свои мягкие вечные колыбели. Благородство - отца подарок - чуждо чувству зависти, и алоокая смиренно принимала этот ласковый укол самого острого коготка костлявой, раскрыв свои объятья перед осыпающимся от проклятий собрата. Да, милый, мы все сука проклятые самой жизнью. Горло и грудь жжет чернотой, вместо дыхания - суховатый хрип, сменяющийся давящими на трахею спазмами. Как жаль что все старания были напрасными; тело покрывается язвами сразу после того, как истлевший труп осыпается черным прахом, растворяясь в вечности. А была ли у той цена? Если да, Тонантос бы купила таких две.
...

Два. Расскажи что ты чувствуешь - уже неправильный вопрос, ошибка в системе, девятый сбой в безупречном механизме, продуманном почти до мелочей. У них всегда была лишь одна задача: создавать или разрушать, как и любой деос, с одним единственным ключевым отличием в виде ведущего греха и добродетели. Уныние и скорбь Тонантос не принадлежали, она могла лишь интуитивно, базово ощущать их, как бутон цветка, что никогда не распустится. Почему же теперь ей так больно, и дело тут было вовсе не в том, что зараженная кожа сползала с черного карбункла костей. Время, что было божеству не молчаливым медленно изнуряющим врагом, но нейтральным соседом, возвращало ее в тот самый день, когда она впервые соскользнула в этот не имеющий и по ныне дна колодец. Божество рыдало, всхлипывало, удерживая на руках безвольное тело той, что напала на Тонантос со спины. Она была виновна, она была наказана - все легко и просто, но что-то жгло внутри тлеющим угольком. Нити теберосума жрали суть поверженного божества, руки Тонантос были целиком и полностью пропитаны насыщенно алой кровью и энергией сестрицы, которой она прямо сейчас давилась. Деоса правосудия действительно, так сказать, тошнило - от себя, от того, как законы мира вталкивают насильно в нее чужую, но все таки понятную ей сферу влияния. Как ломаются ее кости, душа и само нутро, как расщепляется разум и вбирает в себя воспоминания и мысли другого. Как дрожало тело от напряжения, и как страдала сама Тонантос, рыдая кровью от ужаса и осознания собственного поступка, который изначально казался не столь разрушительным и... больным. Палачом всегда быть тяжело поначалу, потом привыкаешь, начинаешь делить мир на разные оттенки, разбираться в разных сортах душ, даже предугадывать их мотивы наперед. Одного не могла понять Тонантос - где же здесь воспетая любовь, за которую как за материнскую юбку держался Ферониас, оправдывая и собственное зло?
...

Три. Тонантос - это черное месиво, темный жнец - она тянет свои костлявые руки вперед не чувствуя больше шального тремора. В глухой ночи, где выли песни мертвые голоса, мазутного цвета кости блестели багровой энергией: это просто чужая сила все еще никак не осела в своем новом пристанище, смешиваясь с родной аметистовой. У деоса нет живой ткани, она добровольно влезла в эту родную стихию Моргот, на которую на краткий миг - которого достаточно? - отчего-то стала так сильно похожа. Куски плоти, изъеденные проказой, отваливались от скелета в тех местах, где ее коснулась зараза Ферониаса. Тот скукожился под гнетом собственной вины, и Тонантос накрывает его сверху, как если бы пыталась отогреть от леденящего душу кошмара. Моргот не вернуть - она внутри тебя, она между нами. Попробуй, на секунду, закрыть глаза, да протяни свои ладони темноте, в которой лишь ты - самое страшное, разрушительное, и такое одинокое чудище.

Разрушится всё, во что ты верить привык
Превратится в мелодию каждый беззвучный крик,
В уютную тьму нам не удастся сбежать,
Ведь мы же вакцина и заостренный кончик ножа

кубы

[icon]https://i.imgur.com/XeXf4KW.jpg[/icon][status]dead and gone[/status]

Больно. Едкое противное чувство, оно не было пульсирующим, оно причиняло постоянный дискомфорт, звенящий, горящий зеленоватым угольком на разлагающихся костях едким пламенем, и ни на секунду не стихал в мозгах. Этот треск, визг постоянно скребущего по стеклу лезвия наполнял разум, и Тонантос глохла, но сколько уши не зажимай - оно тише не станет, лишь громче и протяжнее, ведь боль она не где то извне, она была внутри, ерзала и орала ей в душу как капризная девчонка, требующая внимания. Как ей отказать?..

Мир такое дерьмо, и с каждой секундой становился все мрачнее и хуже в гаснущих алых глазах. Тонантос так яро тянулась к свету, что не заметила как эта свеча внезапно догорела, став слишком тусклой, а новой ей на смену под рукой не было. Так деос и хрипела и корчилась в этих чужих, таких неестественных объятиях: всем всегда было плевать на нее, а она, глупая, отчего-то решила что кому-то есть дело до ее души... Гордость слепила в самый неподходящий момент, и истина открывала свое ужасное лицо всегда очень поздно, когда уже ничего не изменить и не поделать, лишь принять и смириться, мрачно кивнув открывшейся зияющей пустоте вместо ребер. «Я... умираю?»

Безумная ухмылка, на какую только было способно лицо, с половины которого уже слезла кожа и мягкие ткани осыпались гнилым прахом. Это было отчасти забавно: чем больше проказа Ферониаса пожирала ее тело, тем меньше становилось больно. Это очень соблазнительное чувство, манившее в свои сладкие и такие спокойные объятия. Материнские, быть может, хотя деосам такое слово совсем неведомо... Тонантос почти не дышала, и яркий свет, что всегда горел алым маревом яркой радужки, нынче был бледен. Тонантос гасла, и в этом даже не было вины Ферониаса - вторая забавная вещь, которую деос слабо отметила в собственных мыслях, сбившихся с привычного порядка, но все еще не поддающегося хаосу и панике. Боялась ли она смерти? Пожалуй что нет. Ведь именно она однажды научила не бояться этого...

Внезапные воспоминания дарят слабый импульс в почти замершее сердце. Темные брови хмурятся, а мутный взор цепляется за аметистовый нарост, начавший свое поползновение с ног: Ризанис, ласковая умница, послушный и верный паразит, что действительно боролся за жизнь своего симбионта. Разумный артефакт, возможно, впервые столкнулся с такой ситуацией, когда Тонантос позволила обстоятельствам довести себя до такой критической отметки. Все сама, всегда одна... Быть привязанным к кому то: это всегда слабость. Автоматический проигрыш, штрафной балл, индикатор неудачи - называйте как хотите, а Тонантос думала об этом вновь и вновь. У Ферониаса... нет, у Моргот был Ферониас, и вот к чему это привело. Деос проклятие, деос неудача - ведь стоило самой Тонантос протянуть ему свои обгоревшие ручонки, так те вспыхнули заново как сухой хворост. В этом не было милосердия, это слишком непонятное слово для них двоих. Одна боль, смешанная с прогорклым осадком мрачной грусти, которая наполняла братца от и до. Пожалуй, в этот миг он казался куда менее целостным, чем разбитая на кусочки Тонантос.

Вместе с гордыней ей в золотую коробочку даров, на самое донышко, положили и волю к жизни. Главное было не забывать рыться до конца в этой шкатулке сокровищ, да вспоминать почаще о том что никто и никогда не должен, и не может, говорить ей что делать. Она умирает? Хах. Ахахаха... Она не умирает. Это совсем не Ферониасу решать, будь он хоть трижды проклят своим грехом. Отчаянная попытка собрать бушующую силу воедино не увенчались успехом - переполненная ваза могущества разбилась на слишком много осколков, а у деоса не было на то ни клея, ни сил. Она хватает одну искорку, тянется за следующей, а первая уже ускользаяет из магической паутинки - вновь и вновь. Для столь сложной пентаграммы её явно не хватало сейчас. Что ж... Тогда она начнет с самого начала - собирать себя по частям. Ноги все еще были деревянными от действия пульсирующего эффекта Ризанис, продолжающей настаивать на немедленное погружение в магический саркофаг, но Тонантос была упряма и горда, предпочитала, как и всегда, больше полагаться на себя даже в такой ситуации.  Ткани регенерируют нехотя, не везде, и вот кажется уже и в груди дышится чуть свободнее, и мысли обретают привычный порядок движения. Эфирные потоки магии становятся структурнее, а тусклый защитный барьер - сильнее и ярче. Наконец взгляд ловит очертания новой тени, выросшей из пустоты совершенно внезапно. Волчица рычит нее, ибо знает. И Тонантос тоже знает - всегда и абсолютно, что Ферониас лжет.
Грязно и отвратительно. Оскорблять ее память вот так... Приступ отвращения душил с новой силой, быть может будь у Тонантос внутренности как у обычных смертных, она бы выблевала их прямо сейчас, все и без остатка.

- Ma banal enasalin, - хрипит Тонантос, устремляя мрачный взгляд прямиком на порождение лжи и смерти, - Ma banal halani.
Бедный, бедный безумец. Он знал её лучше, кто либо. И был так слеп... больше, чем кто либо. Тонантос вздыхает, ведь кроме несправедливости, жизнь учила бороться лишь с еще одной вещью. С ложью.
Ударная волна срывается с пальцев сокрушительным мощным ударом, улетая куда-то прямо в рычащую пасть.
За ошибки придется платить.

куб 1 + куб 2

[icon]https://i.imgur.com/WbyXG17.jpg[/icon]

Отредактировано Тонантос (12.12.20 10:40:04)

Где-то в разом потускневшем мире взвыл скорбный волк, что звал свою волчицу по имени, но отклика не нашел. И не найдет, ведь в новорожденном порождении из теней и мути прошлого не было души и света, присущей каждой живой твари - и Тонантос это знала, и чувствовала, ведь может безошибочно отделить чистое белесое зерно истины от прочей шелухи чужих иллюзий и надежд. У волчицы нет имени, а то, что предлагает ей примерить заботливый братец - фальшивка, что никогда не будет впору. И та скалится, обвиняя в своем горе ту единственную, что рушит этот едва появившийся и такой хрупкий мир - Тонантос непреклонна, и лгать не станет даже в последний миг, даже перед лицом самой смерти. И, как бы не старался Ферониас и сколько бы слез, боли и души не вложил в этот грешный акт творения - этот самый лик никогда не будет принадлежать ей.

Правда неприятна и колюча. От правды часто бегут - и Тонантос криво усмехнулась вслед исчезающей во тьме волчице - там тебе и место. А брат лишь напрасно тратил силы и слезы в попытке воссоздать единую мозаику из кучи перемешанных паззлов-воспоминаний: сколько не пытайся, а всех кусков все равно не хватит, с этим ему разве что сам Демиург поможет, но увы, собственные дети такой милости не заслужили, не так ли? Тонантос тянет руку к его лицу, к глазам что полны искреннего раскаяния - милосердие вовсе не ее добродетель, но богиня высоко ценит принятие истины в сердце. Тянет руку и не понимает от чего так тяжко: кажется что в ней так много сил, она совсем недавно пожрала недостойного, навсегда избавив его от бремени ошибок, прижав оступившегося к раскаленному огню своей души. Его хватит на всех - и на Фероинаса, и на его обреченное на жизнь жалкой подобии детища. Тонантос не успевает коснуться чужой щеки - тело сковал мороз, дыхание больше не курилось в воздухе паром - деос начала замерзать изнутри в целительном стазисе, и это чувство было... неприятным.

Даже слишком. Взгляд быстро стекленел и терялся, бессмертная уходила глубже в себя и в свою собственную шкатулку кошмаров, в те не столь далекие воспоминания, что причинили ей самой столько же боли. У ее близнеца была белоснежная копна волос, в остальном же Тонантос всегда смотрелась в собственное отражение таких же алых глаз, что сферой влияния избрали контроль и подчинения. И Тонантос стала их первой и последней целью... Признаться ему, что она сама некогда сделала тот самый выбор, повлекший необратимые изменения в первозданной, такой какой ее соткал сам Создатель, душе? Рассказать ли о том, как больно ранит сердце предательство, больнее чем что либо в созданном ими же мире - Тонантос когда то была юна и доверчива, еще не знала лжи, хоть и была сотворена из ничего чтобы с ней бороться. Не смей - сказала она тогда, когда шелковый кнут иного истинного оружия опутал ее тело, ее Ризанис, не позволяя ни вдохнуть, ни пошевелиться. Прямо как сейчас...

- Не... надо... - сипит божество, дрожа всем телом. Тонантос попросту исключала от и до тот простой факт, что ей... пытаются помочь таким образом? Алые глаза, широко распахнутые, остались смотреть на несчастного братца, что сделал так много ошибок в эту ночь, пусть и не был одинок в этом. Ослабшая Ризанис тускло блестела в свете чужой энергии, обуявший тело хозяйки, не в силах предотвратить неизбежное. Да что там артефакт, даже собственная магия не слушалась Тонантос; энергии, образовавшейся на фоне едва поглощенного собрата, было столь много, что ослабшей телом богине было попросту не совладать с ней, не собрать непокорные нити в нужные пентаграммы. Сознание медленно угасало, но деос не позволяла себе погрузиться в целительный сон даже теперь, повторяя в мыслях вновь и вновь это настойчивое "не надо". На том все и закончилось, но прямо из груди в последнее мгновение лед разрезало белое пламя. Последнее желание - сохраненное на такой крайний случай отрицание сработало без осечек, разбив хладные оковы на множество колких осколков. Тело успело зарегенерироваться лишь на треть положенного, но Тонантос было плевать. Потому что она - лицо гордыни, что не обязана никого и никогда слушать. Кроме самой себя, разумеется.

-  Что же ты никак не поймешь. Твоя... Наша сестра даже не мертва, Ферониас, - Слова, что могли бы показаться ярким лучом надежды, и слова в которых был очень явный и ощутимый подвох. Смерть - слишком простое состояние души, и это награда абсолютно любых существ, кроме таких как мы с тобой. Богиня хрипло дышит, стоя на четвереньках в брызгах чужой магии и на дрожащих ладонях. Пальцы зарываются в сырую почву, словно деос пыталась "укорениться" в этой реальности до конца, разгоняя последние крупицы наваждения по углам сознания, - Моргот внутри тебя, она - теперь навеки часть тебя, ты никогда это не исправишь, тебе не расколоть собственную душу. Прими это... и смирись.

кубики