Больно.
Невозможность пошевелиться сводит с ума, снова собственное тело зафиксировано, снова кровь, снова умелые и ненавистные руки копаются где-то внутри и снова хочется кричать во весь голос и от боли и от безысходности. Сколько еще он будет играться? Сколько сил понадобится, чтоб и в этот раз остаться в рассудке, истаивающем сахаром в горячей воде? Или это сон?
Габриэль приоткрыл сухие блестящие лихорадкой глаза. Снова закрыл.
Больно.
Страшно просыпаться от боли, страшно видеть нависающее над тобой ненавистное и такое прекрасное лицо, видеть безумие в его глазах, и улыбаться, забывая все, отодвигая самое свое «я»,  сквозь страх, сквозь безумную ненависть, вопреки собственной природе и желанию сдаться, закончить этот беспощадный балаган!
А может, все закончилось? И нависающее лицо – видение, что-то вроде фантомных болей в ампутированных конечностях? Может, он добился своего и ампутировал душу, как и хотел? Только зачем ему пустая приблудная душа? В ней ничего не осталось,  синие  пески пустоты и несчастная любовь, совершенно не нужная ни бывшему владельцу ни его возлюбленному – вот и все ценности.. Любовь.. Уродливое дитя на ветру. Пусть умирает в одиночестве.
Вдох-выдох.
Больно.
Габриэль снова поднимает веки, над ним – Деладор, князь понимает: он на столе, ранен и возлюбленный его «штопает», значит, ничего критического.
Любимый..
НЕ МОЖЕТ БЫТЬ,
Глаза снова закрыты, мысли бегут по двойному кругу,  и сознание замирает, не в силах определиться с нужной мыслью.
- Я снова сплю? Или ты все никак не наиграешься?
Слова в пустоту? тут же никого нет! тут только боль, проклятый Агварес и никакой смерти в самом конце? Да. Может стоит еще раз попробовать его довести, чтобы все закончилось, наконец?

Отредактировано Габриэль (30.12.18 10:54:22)

Очень тяжело, словно брюхатые таким любимым Габриэлем снегом, облака, просыпались и выплывали откуда-то воспоминания.
Хаос, пробившийся сквозь сон и разговор с ним, второй, о котором забыл.
«Зачем я тебе?»
«Ты – жертва психопата, но мир полон психопатов»
Отвратительное слово «жертва». Граф Эльвантас – и жертва? А жертва ли? И разве он еще граф?
Это откуда? Ах да.. Поляна,  звездное небо,  болезненная сладость от ощущения свободы.
Боль ворочается в груди, привычная.
Закрыть глаза. Не видеть Деладора, в пронзительном взгляде которого угадывается тревога  – первый раз в этих сверкающих медовых глазах  за непробиваемым спокойствием угадывался страх. Руки Темного не дрожат, но они иные, не такие как всегда.. Память услужливо подбросила сцену их первой близости, другую сторону этих же властных рук. «Ты только мой».
Как больно вспоминать.. Стоит сосредоточиться – и из тьмы и тишины выступают прошедшие события, руки, слова, и снова боль, если не телесная, то душевная. Любовь не убивает? да полноте! Любовь – страшна, она сходна с наемником, терпеливо ожидающим в подворотне, чтоб расчетливо снести голову.
Не открывать глаз, терпеть, не сметь думать о боли, заменить ее гораздо более болезненным: картиной собственного падения.
Эмоции Деладора несколько хаотичны, зато неимоверно сильны. Любовь. Страх потерять. жестокая необходимость хирургического вмешательства, немедленного, не взирая ни на что.
«Ты – жертва» «Я люблю тебя. Я никого никогда так не любил»
Голоса.
Мир разбился на фрагменты, осколки, в которых в каждом отражается какой-то момент. Вот Деладор отрезает голову леди.. как там ее звали-то? Девушка из его Дома.. да, точно, он тогда уже был князем. Хотя  и я уже не был графом, а стал бесправным пленником, игрушкой Темного.. Как же ее звали?
Память пасует перед именем, зато подбрасывает момент, когда Габриэль было подумал, что может добиться свободы, там, в страшной комнате, уставленной трупами в кристаллах. Это все правда, правда, все это было, а самое страшное: узник должен был бы  убить палача, выдался такой удачный момент.. и не смог, посчитал более актуальным сбежать. От кого?! От Деладора?
Глупец.
« Запомни, ты принадлежишь мне и только мне, Габриэль».
Князь застонал, но не от того, что граф сломал ему ребра, пытаясь добраться до сердца. Просто князь не хотел жить. Сейчас, в момент, когда память вернулась в полном объеме, он стал похож на слишком тесный бурдюк, в который деловитая хозяйка пытается налить лишний литр масла. Вроде и поддается, но еще немного – и разойдется от переизбытка жидкости.
Умереть от чувств? Это не метафора, как оказалось.
«Ты сам выбрал свою судьбу и тебе будет очень больно. Приходи, если станет невмоготу».
Синие пески. Тоска.
«Я убью любого». Голос, напоенный страстью, жар чувств, руки, губы.. Мучительно прекрасно и ужасно в своей безысходности.
!Я люблю тебя, Дел. Я так давно люблю тебя.. За что ты так со мной?»
в голову лезет какая-то чушь. Обрывки, обломки, осколки.. Отражение в луже – яростная любовь темного и светлого, с последующим убийством..
«Хватит! Если не прекратишь – сдохнешь!»
Эа.
Заткнись, Эа. Убирайся. Ты мне не нужна. И Хаос твой тоже не нужен.
Я хочу побыть один.
*  *  *
Эльвантас не открывает глаза, не подает голос, только вздрагивает под руками Агвареса и кусает губы. Пытается дышать.
- Больно. – Шепотом сквозь марево черноты, обволакивающей сознание. Добровольной ласковой черноты, в которой вспыхивают и гаснут звезды-слова, которых не разобрать. терпи, бывший граф, ничтожный заложник собственной любви. Если выживешь – будешь жить.
- Коллапс сердечной мышцы? – Горячечный шепот? Взять себя в руки! Голоса все равно нет, даже дышать больно. – Да, Бьены. Все равно.
Время идет, капает тяжкими каплями через неплотно сомкнутые пальцы, удерживающие сокращающийся кусок бесполезной плоти.
В мутном сознании всплыли слова древнего провокатора:
«. Если бы у тебя была сила освободиться и отомстить, если бы появилась мощь... могущество, способное избавить от этих оков в секундное мановение и наказать как угодно того, виновного... кто отнял у тебя жизнь... наказать как угодно. Вплоть до полного уничтожения... расскажи мне... чтобы ты сделал?»
Габриэль смеется над наивностью древнего существа.
- Какой глупый вопрос.. Любил бы.

Отредактировано Габриэль (03.01.19 10:07:16)

Наверное самый страшный момент, в который упорно не хочется верить – конечность. Конечность – предвестница смерти, краткий миг, когда все былое еще не ушло, замерев на секунду, теплое, живое, радостное – и вот, оно тает в руках, рассыпается песком, распадается, оставляя после себя привкус порочной тошнотворной сладости на губах и рвущийся наружу вой протеста.
Габриэль снова закрыл глаза. В голове все перепуталось, ненависть, раздражение, непонимание – мелочи по сравнению с жизнью и любовью? А как же быть с честью? С подлостью и предательством?  Что значат слова, когда дела говорят сами за себя?! Да! И еще как говорят.
Эльвантас ощутил себя множеством модулей-кубиков, из которых когда-то давно был собран Габриэль Эльвантас, гордый независимый умный и хитрый глава клана Дансенфэй, а теперь вместо него на хирургическом столе лежала груда разрозненных кластеров. Возможно, каждый из них что-то из себя и представлял, но в целом это все больше всего походило на груду мусора.
- Жжет слово «любил», обозначенное в прошедшем времени. – Голос звучит спокойно, но больно и телу и душе,  из-под ресниц катятся слезы,  душа разрывается в клочья, гордость забилась в какой-то забытый угол, но разум остается  холоден и рассудителен. То ли это было данью его природы, то ли мутировавшая часть под влиянием измененной паутины Деладора сработала анестезией, не позволяя разуму заблудиться в крошащейся реальности. Инсект мыслит четко, где-то даже беспристрастно. – Но я могу тебя понять, Деладор Агварес. Ты заблуждаешься, утверждая, что не могу. Я тоже тебя любил. Безответно. Смешно, правда? Ты не поверишь, мне все время мерещились твои руки. У тебя очень красивы руки, я всегда знал, когда ты уставал или работал над печатями – тебя выдавали руки. Не ожидал, да?
Шум в голве нарастает, окружающая действительность приобретает голубые и желтые оттенки, уплотняется.
Светловолосый расслабляется. Опий действует, принеся успокоение и легкую эйфорию.
«Действительно, за что ненавидеть, если я до сих пор жив.. Дом потерял, все потерял, а сам жив.. Осколок стекла и тот счастливей, но я почему-то не испытываю ненависти.. Вот разве что.. разочарование.. Или мне приснился подлый ход с бумажкой? Вряд ли..
- Отвяжи меня, Дел. Я не хочу снова лежать на твоем столе кровавой тряпкой и улыбаться безумной улыбкой. Правда. Я не знаю, кто я и что со мной. Видимо, теперь я слишком сильно ты, чтобы испытывать к тебе что-то ярче любви.
Грусть пришла и навалилась огромным сонным одеялом. А может ну его? Завтра можно поговорить, тем более, когда мимо пролетает что-то синее, зовет, манит, пересыпает из руки в руку синий песок, шуршит призывом «приходи, дитя». Где-то Габриэль уже слышал этот голос, и недавно. Сегодня? Вчера? Точно слышал, и очень близко! И Дел тоже слышал! Он открывает глаза, хитро прищуривается и, косясь на Агвареса, спрашивает:
- Ты тоже  слышишь это синий шум? Он меня зовет и зовет, шуршит, не могу связно думать. Опий..
Ему кажется или руки свободны? Белая узкая ладонь нащупывает рядом большую теплую руку Деладора и сжимает ее, словно цепляясь за разум.
- Меня уже нет? Или я все еще жив? Знаешь, после некоторых воспоминаний мне кажется, что я и сам теперь только воспоминание, отголосок.. Я один. Совсем.
Мысли рвутся на ветру. Что делать? Как теперь жить? Зачем жить?
Жизнь. Любовь. Дело всей жизни. Собачий бред!
Ничего нет! Совсем.
Мучительно-прекрасное лицо прямо напротив.
«Кто я?»
- Кто ты?

Отредактировано Габриэль (09.01.19 09:03:53)

Князь распахнул глаза.
Темно.
В голове еще немного шумело, в теле - такая слабость, что, кажется, трудно двинуться. нет. Иллюзия, откат от препаратов. Ничего не болит, ощущение наполнения энергией, тепла и довольства. тело довольно, зато все остальное..
Веки сами собой снова сомкнулись и тут же распахнулись снова. Князь слышал собственное дыхание, ровное, спокойное, разделенное, словно тиканьем метронома, ударами чужого сердца. Он слышал его так же, как и дыхание того, другого, сидящего где-то неподалеку.
Он вспомнил, все вспомнил, и теперь понимал, что облек себя невыносимыми мучениями, потому что нельзя любить предателя, нельзя малодушно прятать голову в песок, заслоняясь давностью лет, свершившимся фактом, невозможностью что-то изменить. А что тут изменишь? Гордость горько заявляла, что он, БЫВШИЙ граф, а теперь – ручная зверушка психа, сотворившего..
Ох..
«Не смей покушаться на то, что тебе не принадлежит, Га-бри-эль…» «- Твоя жизнь принадлежит мне и только мне, этого никто не изменит… запомни, Габриэль, запомни хорошенько, чтобы я лишний раз не утруждал себя напоминаниями»
«Бездна.. Да я бы такое не смог забыть даже после смерти!»
Сколько раз он слушал подобное? Сколько скованный пленник, изо всех сил старающийся сохранить рассудок, язвил, колол и пытался высмеять своего мучителя? И разве у него получалось? Иногда.. «Ты словно нашкодивший кот, который тянет своему хозяину всякую живность» - да, и такое было. Но в основном была кровь, боль и снова беспамятный сон, в котором молодой трансдент летел над водами моря Вардер, надеясь если не поймать добычу, так хотя бы погреться рядом с кристаллом. Стоило снова закрыть глаза – и воспоминание, яркое, алое обрушилось на трансдента бьющим в лицо ветром, и пара крыльев, поймавших этот ядовитый для большей части живого ветер, еще не светились переливами рун и печатей, зато была усажена по кромкам шипами, впоследствии сменившимися практически бритвенно-острыми краями.
«Я не хочу спать!» Как же больно, и в то же время.. спокойно? Бред! о да, спокойно, словно так и надо.

Габриэль вздохнул полной грудью, погладил ладонями шелк ложа, на котором лежал. Конечно же, он его узнал. Запахи сказали ему даже больше, чем цвет, тона и мысли того, кто сидел рядом, тем более некоторое время беловолосый инсект  отсекал посторонние раздражители, укрывшись за щитами. Нужно было понять хотя бы себя, чтобы начинать какие-то разговоры, но и себя понимать никак не выходило. Что-то новое жило в нем, в Эльвантасе, и он прекрасно помнил, как это что-то выглядит. Безумный гений Дела создал из них одно целое, как ни странно, не стершее их личности и не сварившее сознание в единую безумную личность, а оставив каждого собой, только немножечко еще и тем, другим. Прислушавшись к себе, Габриэль понял интересную вещь: изумрудная энергия Деладора залегает в нем словно глубинное течение в берегах из серебра, словно зеленая река, маскирующаяся под исходный цвет энергии, успела просочиться в каждую клетку его организма и даже оставить след в энергетическом фоне. Ее присутствие не было неприятно, оно не отторгалось, скорее наоборот: приносило спокойную силу, позволяющую не просто жить, но видеть жизнь немного под другим углом, позволяющая если не оправдать Агвареса, то хотя бы его понять. Даже через боль предательства. Даже через боль потерь, через ложь.
Странное ощущение причастности, страх потерять, любовь, волнение и.. ни грамма лжи, скорее уж облегчение – вот что  излучала темная в серых предутренних сумерках фигура, сгорбившаяся в кресле у кровати. Облегчение. Больше не нужно лгать и претворяться. Все изменилось.

Эльвантас прислушался к себе.
Внутри царила тишина, отстраненность и немножко – самодовольство. Откуда оно взялось, инсект не желал смотреть, достаточно было одного его наличия. Как ни странно, причинять боль трансденту, искалечившему ему жизнь, у него тоже никакого желания не было. «Я слишком ты, чтобы ненавидеть». Верно. Какой смысл в ненависти к себе? Разве ради саморазрушения стоило проходить адские круги, нырять в пучину древности, переворачивать миры, прикрывая собой спину Деладора, чтобы так глупо все потерять? Жизнь, мир, себя.. Любовь..
Нет, про любовь говорить еще рано, как ни крути, а душа никак не может смириться с мыслью, что некто, самый драгоценный в мире, обошелся с ним ТАК. И пусть он был молод и ничего не знал, да и сам Габриэль не был эталоном школьного учителя, тут уж не поспоришь, но если разбираться беспристрастно, то Глава Дома и Глава Клана   вообще-то общаются несколько иначе, разве нет? И потом. Дел не шел на контакт, он, словно слепой щенок, полз своим путем, и, судя по результату, в правильном направлении.
«Что ж. «Любопытство сгубило кошку», не так ли? Меня сгубила снисходительность и влюбленность. Я сам виноват. Нет смысла винить того, кто воспользовался глупостью предводителя, и мне остается только смирить гордыню.. А боль.. что боль? Стоит навестить Око и не будет боли. Ничего не будет.
Князь Эльвантас, бывший граф клана Дансенфэй, открыл глаза, невидяще уставившись в балдахин. Черные тени на черном шелке? Кто вам сказал такую глупость? Тени синие, а когда лежит снег – желтые.
Габриэль понял, что он соскучился по снегу, тишине, свету.
По реву бури, ломающей подножье башни, бури такой силы, что мелкая водяная взвесь долетала до площадки на самом верху, и со стороны моря камни все время одеты зеленым кружевом водорослей, прекрасно живущих в такой беспокойной среде.
Соскучился по безумству полета над беснующимися волнами.
Он повернул голову к самому дорогому, что у него осталось, к существу, которого безумно любил и так же безумно ненавидел, и снял щиты с ментальной связи, перекидывая на Деладора всю свою горечь, ненависть, любовь, мстительный холод и усталость. Слишком много было в скомканном эмоционально-ментальном ворохе чувств и мыслей, чтобы даже сам хозяин смог бы четко в них  разобраться. В целом все можно было уложить в одно слово, которое Эльвантас и произнес, окрашивая лишь в вопрос, ответ на который был для него жизненно важен:
- Зачем?

Отредактировано Габриэль (17.01.19 22:28:26)

«Ты сам выбрал свою Судьбу»
Конечно, Агварес  был прав. Строго говоря, сам Эльвантас, целенаправленно идя к власти, поступил бы точно так же, и не оглянулся бы потом, уничтожив преграду, поставив клан на колени или пойдя на подлог и воспользовавшись плодами чужого расположения. Глупость наказуема, и разве нужно с этим спорить? Враг – всегда враг, а притворяющийся другом враг гораздо опаснее, и обычно Правящий Дом не покупался на провокации, жестоко фильтруя и дозируя как эмоции, так и приближенных, но.. Да. «Но» тут присутствует. Агварес проломил собой и стены и запреты, виртуозно подчинившись и усыпив бдительность, теперь, глядя на прошедшие события со стороны и несколько отстраненно Габриэль мог признать красоту замысла. А вот присвоить себе тело для опытов  у него бы воображения не хватило, и в этом был весь Деладор. Тем более, даже если представить себе на минуту, что Габриэль забрал бы тело живого, хоть пока и бессознательного врага, у него хватило бы воображения на то, для чего или, скорее, во имя чего действовал Агварес. И вот интересный вопрос: что же было подоплекой действий Темного, а тогда импульсивного и талантливого главы Дома Агварес? Что повлияло на искаженный безумством рассудок так, чтобы в итоге вышло то, что вышло? Ведь, если сравнивать того дела, что был триста лет назад, и этого, уже зрелого, обремененного властью – они совершенно разные личности. И вот этот Дел гораздо более вменяем, чем тот, что был. И, кстати, да. Ошибка. Импульсивным Дел никогда не был. Казался – да, а некоторые так хотели видеть свое, что проглядели в мальчишке все остальное.
Прискорбно. Крушение всей жизни, и не только своей. Иногда, там, в закрытой комнате, Габриэль завидовал мертвым. А теперь, теперь, когда он больше не он в той же степени, что и Деладор? Хотя вряд ли Темный, верстая свое чудовищное творение, мог даже представить, каков будет результат.
Странное спокойствие окутывало Эльвантаса, ему было уютно в импровизированном шалаше из волос Темного, и не отталкивало его лицо, нависающее над ним, скорее, как ни странно, успокаивало. Стоило инсектам замереть, находясь так близко друга, как объединяющая их печать снова принялась ткать энергетический кокон, упорядочивая и настраивая их энергии друг на друга, рассеивая негативные эмоции, напитывая ими изумрудные и серебряные нити, переплетающиеся в воздухе. Это выглядело странно. Себя Габриэль не видел, но тонкая серебряная сеть в волосах Деладора смотрелась завораживающе, представляясь произведением искусства, чем-то сродни паучьей сети, и для полноты картины на взгляд блондина, в них не хватало капелек росы, или, еще лучше, бриллиантов. Поймав себя на эстетстве,  князь улыбнулся, вздохнул, потянулся рукой к брюнету. Ладонь легла на голову Деладора, согрела затылок, помассировала его и тихонько потянула на себя. Блондину не хотелось нежности  или говорить, ему сейчас в пронзительной тишине собственного падения хотелось  чувствовать ритм сердца Темного, и хотелось,  чтобы оно билось в унисон с его собственным, удваиваясь, наполняя уверенностью и определенностью, к тому же  коктейль из потаенной радости, облегчения и доверия, излучаемые Деладором, пьянили, отодвигая на задний план вопли о возмездии, горечь и боль.
Все потом. Когда придет холодное спокойствие, тишина, свет, когда Деладор будет далеко и не сможет влиять одним своим присутствием на принятие решений, а пока..
Князь еле заметно улыбнулся, слушая графа, коснулся его щеки пальцами левой руки, очертил контур губ, не обращая внимания на то, что Дел еще говорил.
- Наверное, потому что это был мой способ выжить. – Ответ шелестел, повторяя сказанные графом слова, слегка окрашивая фразу насмешкой, не над Темным, над собой. – Ты же не ждал от меня оправданий, верно? Может быть, до момента, когда Хаос вошел в мою жизнь, я и хотел свернуть тебе шею за все, через что ты протащил меня, но теперь нет. – Рука перевернулась и принялась гладить щеку мужчины наружной стороной, еле задевая холеными ногтями кожу. – Ты бы не принял то, что я мог тебе дать, я ведь видел, и дал то, что смог – вектор. Судя по результату, все для тебя вышло в лучшем виде. – Он не спрашивал, констатировал. Делать больно тоже не собирался, скорее, мыслей было настолько много, что концентрироваться на чем-то не мог. И внезапно понял, что и лежать больше не может, хочет встать, пройти в сад, поплавать, разбить что-нибудь или кого-нибудь убить – все равно, только разорвать близость.
Почему вдруг? Померещилась отрезанная голова Раэль. «Глупо. Я же помню все те ночи, что мы провели вместе с Делом, все, как одну. Каждое слово, каждый взгляд, каждый стон. Я же не обиженная девица, тогда почему?»
Как волной окатило.
Он опустил руки вдоль тела, не отрывая взгляда от светящихся теплым глаз Агвареса.
- Хочу кофе. Сладкого. Или со сладким. – Сказал уже спокойно, с улыбкой, в своей эгоистичной манере, не заботясь о чужих чувствах. – Пошли?
Информации оказалось слишком много, чтобы разом обдумать все в свете своих чувств и ощущений. Их было гораздо больше, чем могла вместить в себя сущность Эльвантаса одновременно, и только потому он посчитал нужным не реагировать на откровения Деладора, переведя разговор на другую тему. Ему требовалось время.
Серебро в темных волосах Агвареса срослось с изумрудными нитями, вросшими в него самого. «Как это странно быть вдвоем одним и в то же время самим собой. "Люблю его. Ненавижу его. Люблю, чтобы жить. Живу, чтобы отомстить".

Отредактировано Габриэль (29.01.19 08:44:51)

Темный отошел, позволяя Светлому подняться с постели. Князь же почувствовал себя двояко, ему и легче стало, и в то же время в  горле застрял какой-то неряшливый сухой ком, словно кто-то запихнул туда  кусок пыльного ворсистого ковра, жестоко подчеркивающего общую наготу мужчины. Повел руками по торсу – Дел работал виртуозно, на теле не осталось ни шрама. Горькая улыбка притаилась в уголках губ. «Как и всегда. Разве мало было шрамов, ломаных костей, разворочанных внутренностей? Сколько боли, агонии и яростного желания остаться собой – разве такое можно забыть? Простить?»
Почему-то, стоило подняться и сесть на постели, как голова закружилась, заставляя опереться руками позади себя, роняя голову на грудь, и тут же, как прилив лихорадки,  с тошнотворной яркостью и даже запахами вспомнился бред, в котором Деладор держит в руках его собственное, Габриэля, сердце, целует его, яркий живой ком сокращающихся мышц,  и это так.. больно, невероятно, бесконечно больно!
«Надо встать, спокойно, с достоинством, и пока не думать ни о чем, все мысли – потом! Теперь же нужно вспомнить, как жил и вел себя последние два месяца, не отступать от схемы, чтобы жить, чтобы выбраться отсюда живым! Живым, Габриэль, сволочь ты живучая, живым и не потресканным, выбраться и отомстить. В любом случае, никаких проявлений слабости, соплей или амурных трепетаний. Ты со своими сердечными метаниями  выглядишь как дешевка со Второго уровня, так что – больше достоинства»
Обнаженный мужчина, высокий, хорошо сложенный, худощаво-поджарый, призрак среди теней черных чертогов Темного, ленивым  движением запахнул свой, взятый с кровати темно-синий с серебряной вышивкой халат,  и направился за графом в кухню. Его отчетливо мутило, только от чего – он не мог определить точно. Все переплелось и перемешалось, оставалась его сторона и сторона Деладора, и в то же время никаких сторон не существовало. «Я сдох много лет назад, и все, что я вижу – остаточный бред не ушедшего сознания. Никто не знает, что происходит в гранях, так что, вероятно, я существую и вижу один и тот же сон на протяжении эонов лет. Кто поручится, что нет? Богов и героев не существует, вряд ли выжили деосы, и Демиург плюнул на нас и ушел создавать иные миры, а мы остались, призраки, живущие в собственной памяти, закольцованные страхом и желаниями марионетки, жадно цепляющиеся за любое проявление видимости существования». 
Тем не менее, он с достоинством, даже несколько отстраненно сел за стол, с удовольствием вдохнул ароматный пар, поднимающийся над чашкой:
- Благодарю, Дел. – Косая улыбка пробежалась по губам. – Очень точное определение, знаешь ли. «Ад принес» и «не вовремя» - Князь позволил себе веселиться. Вообще он казался спокойным и расслабленным, даже доброжелательным, но Деладор мог почувствовать дрожание связывающей их паутины, отчетливый блок на ментал. Правда, эмоциональное поле скорее грело, чем морозило, но разве Эльвантасы не умели играть на публику? Да их этому обучали веками, и кому, как не Агваресу, в полной мере в свое время прочувствовавшему всю тяжесть внутренней политики, проводимой правящим Домом, не узнать знакомые симптомы? Правда, князь действительно пока что ни о чем значимом не думал, он пытался развидеть сердце в руках Темного, а оно стояло перед глазами, вызывая отчетливое презрение к собственной слабости и тошноту, граничащую с самоуничтожением. а со стороны – да, князь казался самим собой, таким, как показал себя в последние месяцы, разве что бледен был чуть больше и как-то внутренне холоден.
- Возможно, повторяюсь. Я еще не до конца могу вспомнить.. прошлое. Слишком много.. остаточных.. воспоминаний.. – Взгляд, спокойный, несколько властный – такой, как когда-то давно, такой, который видел Деладор, приходя по вечерам в кабинет графа, немного усталый, но с искоркой приветливости, если бы не отстраненность.
- от Бальтармэ, с твоего позволения, откажусь. – Словно выплывая из плена обволакивающего разум тумана,  заметил инсект, занимаясь тем, что добавлял в напиток сахар и смотрел, что бы из предложенных вкусностей съесть прямо немедленно. Мозг требовал сахар, так что князь потянуся к пирожному, уже гораздо тише прибавив:
- Я склонен оставаться в твердом рассудке не взирая на медицинские  показания. С некоторых пор.
Помолчал, отпил кофе, прикрыл глаза от удовольствия. Ни о чем не думал, успокаивая дрожь паутины. Он не видел себя со стороны и не видел, как отреагировала на его всплеск памяти новая энергетика, мутировавшая в результате вживления инородных и очень агрессивных нитей. Глаза князя вспыхнули внутренним свечением, и так и остались мерцать, не ярко, каким-то глубинным отсветом. – Так что там за вопросы, Дел? Я готов к работе, давай, выкладывай. Или мне нужно одеться в нечто менее фривольное? – Князь явно намекал на свой халат, а волосы он так и не собрал и они струились за спиной ровным гладким шелком, доставая практически до пола.
Инсект склонил голову к плечу, чуть прищурился, придавая лицу хищное выражение караулящей добычу кошки.
«Держи себя в руках».

Отредактировано Габриэль (06.02.19 09:06:18)

Имя.
Порой весь мир способен уместиться в единственное имя, средоточие света и тьмы, истинную точку отсчета, без которого не светит солнце, не течет вода, без которого невозможно дышать и даже существовать. Имя, означающее собою все сущее, имя, отобравшее твою жизнь.
Габриэль прикрыл глаза, вычленяя из сказанного графом  главное для себя, и это были совсем не слова об отсутствии сожалений. Как раз их он вполне вписывал в картину мира, скорее не понял бы, если бы Агварес оказался заражен какими-нибудь смешными угрызениями совести о проделанной им самим работе. Мысль довольно циничная, особенно в приложении к  Габриэлю, помнившему, как сходил с ума на хирургическом столе, раздавленному предательством, видевшему гибель самых дорогих существ и да, винить в их смерти он мог только себя, позволившего себе беспечность, а никак не Агвареса, умно воспользовавшегося ситуацией. Воспоминание о прижавшемся в самый первый раз теле Агвареса к себе, подвешенном в созданной им энергетической ловушке, и последующем кошмаре, череде из убийств на глазах скованного узника и минутами между жизнью и смертью под скальпелем исследователя. вызывала мурашки в лежащих на столе ладонях. От стоп по телу полз липкий жар, наверное, если бы Габриэль владел стихией огня, он бы горел в видимом спектре, но, к счастью для собственной гордости, огня видно не было, мощнейшие блоки контролировали ментальный фон, отсекая клубящееся безумие от холодной рассудочности, призванной найти выход из непростой ситуации.
Память возвращалась. Стоило подумать о каком-нибудь воспоминании, возвращались детали, все, вплоть до запахов и звуков. Габриэль хотел бы обойтись без подробностей, но мечтать не вредно, а договориться с собственной памятью не дано даже магу высокой ступени. Смириться – пожалуй. Перераспределить свои силы, заново расписать свою жизнь, попробовать стать кем-то другим? Но как? Если ты – основа и причина гибели целого Дома? Все мечты, надежды, цели – все кануло в Бездну, и, давайте смотреть правде в глаза, кто ты теперь, бывший граф Эльвантас, бывшая гордость клана Дансенфэй? Девка Агвареса, снова обманувшего тебя? А стоит ли любовь гордости? И есть ли гордость, как таковая? И что такое гордость в приложении к моменту, когда жизнь взяла и вывернула тебя наизнанку, откровенно наплевав и на твои принципы, и на честь и на долг? Жизнь, стерва, принесла в сомкнутых ладонях росток любви, а то, что посадила его в сырое мясо, истекающее кровью, ей дела нет. И какое дело любви до таких мелочей? Она растет, как зерно, посаженное в плоть жертвы,  кто победит – не важно, итог вполне очевиден и предсказуем.  Ведь если сравнить, то два месяца, проведенных рядом с Деладором, гораздо ярче всей предыдущей жизни, разве нет? Что он так исступленно искал в том, прежнем Габриэле? Нашел? Вряд ли.  И почему неосознанно продолжает убивать даже нехотя?
Деладор Агварес, мрачная тень, поглотившая сначала Рошера, Дом Агваресов, а после и весь клан, перестроив его на милитаристические рельсы одной лишь силой своей одержимой целеустремленности, стоит восхищения. Князь с какой-то жадностью проследил за прядкой эбонитовых волос, полосой мрака отрезавших часть лба и щеки графа. Сердца будто коснулись холодные пальцы, останавливая его и запуская заново в ином ритме. Будто время замедлилось, отсчитывая секунды жизни, позволяя наложить их на те, другие. Давно.
Нет, Агварес оставался собой даже сейчас, несомненно переступив через себя, эмпат отчетливо ощущал правду сказанную графом так же, как не чувствовал и крупицы сожалений. Верно. Сожалеют слабые, Агварес – сильное хитрое животное, привыкшее получать свое любой ценой. Похвально для политика его уровня, где безжалостность –  необходимость, признанная и потому идущая рука об руку с целеустремленным желанием добиться своего.
Но что делать с сердцем в руках Темного? Со своими чувствами, способными разорвать на месте, и с самим местом, которое теперь чье?
- Моя игрушка. – Почему голос так спокоен и учтив, а внутри ревет ураган? – Как интересно..
Сказанные слова конечны. Не сказанное вслух еще как-то туманно, искажено намеками и восприятием, а вот сказанные схожи с гвоздями, безжалостно забитыми в глотку гордости. Молчание – та самая грань, после которой определённость, а нет грани, значит впереди вечность.
Только слова сказаны, границы обозначены и все максимально честно.
Габриэль встал, повел по себе ладонью, переводя халат в своеобычный костюм, состоящий из узких брюк, средней высоты сапог, синей сорочки, заправленной в брюки, жилета, сегодня черного и не застегнутого. Размял плечи, проверяя тело на работоспособность, запрокинул лицо вверх, закрыл глаза, подышал. Нужно было привести мысли и чувства в порядок, только в присутствии Дела это казалось невозможным. Опустил взгляд на графа, сидящего со свой чашечкой:
- Не скажу, что расположен говорить на эту тему прямо сейчас, Ваша Светлость. Скорее, мне некоторое время следует провести один на один с собой, чтобы хм.. предположим, оценить случившееся со всех приемлемых точек зрения. – Эмоции рвались с привязи, игнорируя железное намерение князя удержать их в узде. Мужчина тряхнул головой, отбрасывая за спину свою платиновую гриву, и она коснулась спины уже боевой косой, правда без смертоносных украшений, что означать могло только одно: он изо всех сил сдерживает желание крошить все подряд.
- А потому, с Вашего позволения, - Эльвантас, смертельно побледневший, сделал рукой полукруглый жест, открывая переход в свое поместье, - мы договорим позже.
После чего просто ушел не оборачиваясь.

Парк оказался залит туманом. Хозяина не встречал никто, то ли было слишком рано, то ли родовое поместье ощущало реальную угрозу, и затаилось. Вместе со всем живым, что в нем обитало.
Габриэль пару минут постоял на ступенях дома, задыхаясь и уже не сдерживая нервной дрожи. Он глядел на красные листья посаженного им самим дерева, помня его хрупким деревцем, так любимым его фьоринами. Кулаки сжались, ногти оставили в ладонях глубокие кровоточащие лунки.
Все, что было драгоценного, все прахом!
Он взбежал по ступеням, оттолкнул дворецкого, метнулся в комнату, где один призрак так и убивал другого, и отчетливо вспомнил все, до мельчайших подробностей. Каждое слово, каждый жест, каждый вздох! Запах губ Агвареса, его обволакивающее безумие и тепло.
- Бездна..
Глаза заволокло алым, наружу хлынула ненависть, боль, постоянно ждущий за гранью страх и, конечно, безумие, от которого князю почему-то стало легче. Легко двигаясь, он принялся разносить свой дом.

Отредактировано Габриэль (17.02.19 23:17:15)

- Игрушка! – Злой свист бича, поворот головы вслед за выброшенной вперед рукой – и широкая полоса энергии вырывает из здания практически ровную длинную полосу кристалла, тот час же превращающейся в мелкую сверкающую пыль. Габриэль ничего не видит, не слышит и не ощущает, в его мозгу бьются слова Темного, сказанные почти равнодушно. Его игрушка – клан, это, оказывается, была игрушка! – Лучше бы ты убил меня! Лучше бы убил! – Князь смеется, глядя на обрушивающуюся стену, его не приводит в себя даже вид прислуги, ничего больше не трогает, потому что больно. – Даже не знаю, что во мне разрастается быстрее, ненависть или желание умереть! Или убить!! – Это не крик, крика все равно бы никто не услышал. Это не отчаяние, это.. шепот проклятой души, ненужной даже себе. Больно внутри, как и тогда, когда сердце ласкали сильные жестокие пальцы. Габриэль останавливается прямо посреди созданного им самим хаоса, посреди пыльной взвеси, обломков и энергетических всполохов, запрокидывает голову к небу и яростно дышит, стараясь не кричать во всю силу легких. Незачем.  Боль никуда не денется, ТАКОЕ не погасить и не забыть, после такого нет смысла существовать, и остается только собственная проклятая любовь, одинокая нищенка, об которую вытер ноги самый дорогой, а потому потерявшая ценность.
Небо голубое, чистое, равнодушное. Князь рвано дышит, сам осыпается обломками души вместе с тем местом, что было драгоценно, где он когда-то бегал наперегонки со своими фьоринами, прятался от Мельха, тайком играл в запрещенный Ларк с Матерью клана, где принимал решения, обдумывал стратегии. Этот дом – все, что у него осталось от прошлой жизни, уже ненужный и мертвый, как и безумствующий трансдент, по кусочку уничтожающий сам себя под ясным прекрасным небом. Он помнил это небо, свободное, полное ветра, только все когда-нибудь кончается..
Габриэль хрипло дышит открытым ртом, глядя вверх и не видя, не ощущая, как его щеки расчерчивают слезы, прокладывая себе дорожки сквозь густую пудру пыли, и вместе с ним дышит его  умирающий дом.
«Ты мой, запомни, чтобы мне не пришлось повторять»
- Я не вещь! – Снова удар, энергетический бич сносит трехсотлетнее дерево, то самое. Плевать!
Гул падающих осколков, новая волна кристаллической взвеси, еще немного – и легкие будут порезаны в клочья, регенерация не справляется, но Габриэль не чувствует физической боли.
Голова Мельха, тело Роана, дорогие люди, превращенные в трупы, на которые он смотрел и улыбался!
Вопль ярости – и еще замах, и снова осколки, и снова пыль заволакивает все вокруг.
Больно. Снова и снова и снова больно, бесклонечно, беспробудно! Раны на теле такие мелочи по сравнению с воспоминаниями!
Габриэль уже на грани, он готов сойти в темноту сумасшедших синих песков, только бы не помнить, как от руки любимого умирал его Дом.
«Тебе будет очень больно»
Верно, Отец не соврал, это действительно очень больно, чудовищно больно, гораздо больнее, чем препарирование  на живую.
Одна  за одной  от выживших чувств отваливаются корки и струпы прошлого, лекари знают, что иногда боль обладает целительным эффектом, правда, в таком случае пациент имеет все шансы хлопнуть крышкой от шока, элементарно не пережив количества доставшегося на его долю «лекарства».
В сумасшедшую голову князя забрела интересная мысль, на минуту отвлекшая его и от боли и от сладостного саморазрушения:  а что теперь в сухом остатке? Что осталось-то? И для чего столько лишних чувств? А если все-таки вернуть себя прежнего, подавить мутации Деладора, благодаря которым и выжил – будем с собой честны – что тогда? Кто остался? Какой он? Что умеет и на что способен?
Сжав зубы, князь снова улыбается безумной улыбкой, глаза снова залиты однотонным алым и яросным, новый взмах многократно усиленной энергетической полосы – и бич полетел в ударе, а князь заметил подпрыгивающие на дороге у его ног мелкие камешки.
Вскинул голову – прямо перед собой, на пока что не засыпанной крупными обломками дороге – яркие огненные всполохи и равномерный четко-ритмичный гул.
Бич хлестнул по фасаду, снова вырывая-выплескивая кристаллические конструкции, заменяя почти немому Габриэлю крик, обломки полетели вниз, в клубы оседающей пыли и осколков ворвался фьорин.
Он был огромный, живой, настоящий в окружающей нереальности, и за ним мчались его сородичи.
А камни падали, и потрясенный увиденным Габриэль сделал единственное, что пришло ему в голову: зажал рассыпающееся здание вместе с фонтаном выбитых камней в энергетическую сферу. Он смотрел на фыркающее и потихоньку собирающееся вокруг него стадо, а над ним, сверху, сияющая рунами и печатями сфера блокировала все, что могло причинить вред этим новым, молодым и полным сил животным. Хотя.. вожака Габриэль помнил, точно помнил! Того самого, который триста лет назад выбрал Деладора.
Задохнувшись от новой волны разнообразных чувств, Эльвантас потянулся к объятой пламенем морде, погладил храп, без сил привалился к угольному боку.
- Я знаю, что ты тут. – Голос звучал надтреснуто и устало, бессильно, почти равнодушно. – Скажи, - вопрос был обращен к Деладору, Габриэль, изодранный, обессиленный, очень злой но какой-то опустошенный погладил теплый сильный, вздрагивающий под его рукой бок животного, - я тоже.. игрушка?

Вопрос сработал, вызывая темного на разговор, отчего князь безумно улыбнулся и произнес даже несколько лениво, словно поясняя в сотый раз нерадивому ученику  очевидное:
- Мой нежный мальчик, разве я не говорил тебе, что вежливость не простая дань этикету, и не все нужно показывать посторонним? Я своего добился – ты здесь и нам никто не помешает разобраться между собой, не правда ли? – Мягкий, практически вкрадчивый бархатный голос, по общей паутине пробегают искры отчаянной ненависти вперемешку с такой же отчаянной любовью, и что победит? - И, к слову, Шартрез – мое поместье. – Несколько издевательский тон сопровождала слегка изогнутая бровь. Габриэль отчетливо фонил сумасшествием и не скрывал этого.  – Мой проклятый Дом, единственное, что ты оставил в память об Эльвантасах, разве нет? Что ж, я жив, цел и почти здоров, Шартрез мой,  и я по праву владельца имею право распорядиться им на свое усмотрение. Но давай будем объективны, мой нетерпеливый возлюбленный. - Улыбка получилась горькой, зато князь отлепился от бока коня, сделав скользящий  шаг вперед, к графу Агваресу, попутно очищая себя, облекая заново в белые одежды Дома Эльвантас. Как когда-то давно. – Между нами накопились вопросы, которые я намерен решить здесь и сейчас, вдали от любопытных глаз. В остальном – да, все верно.
Что-то мешало, что-то на руке и между ключиц, что-то, расщепляющее личность и становящееся самим собой. Габриэль вспомнил пернатого деоса, его вопросы и его веселье, поденс левую  руку к лицу, рассматривая змеиное фиолетовое кольцо. Сжал кулак. Разжал. Ногти трансформировались в когти, бритвенно острые, достаточно длинные. Мужчина улыбнулся – когти скрючились, принимая вид ножа керамбита, они странно смотрелись на изящной, хотя и сильной кисти.
Подняв искрящиеся безумием глаза на противника, Габриэль спокойно сообщил:
- Я знаю, ты хотел убить нас обоих, потому что твою печать разбирал на составляющие любопытный деос, вызвав тем коллапс системы и положивший конец моему заточению. Правда, мне он обещал не трогать ее, но,  видимо, не удержался. Или сила Ордена в момент становления фэдэлесом повредила основу. Склоняюсь к последнему. Ты так боялся потерять свою игрушку, что решился самоубиться вместе со мной. Знаешь, некое здравое зерно в этой мысли имелось. Сам момент обретения силы, давшей толчок к разрушению твоей золотой клетки, Деладор, весьма забавен, кстати, никогда раньше не думал, что сны могут быть настолько.. странными..
Мир вокруг принимал какой-то причудливый вид. Воспоминания теснились в Габриэле словно толпа гостей на пиру, он не блокировал свои ощущения и видения, они окутывали Агвареса словно  туман и окатывали его как волны высокого прилива в зимнюю пору тут, в поместье Шартрез, бывшем когда-то резиденцией самого блестящего и богатого Дома клана Дансенфэй. Мерцание Сокторы, обрывки речи Хаоса «Найти способ эволюционировать во что-то новое, и… либо разрушить столб, к которому тебя привязали цепями, либо смериться с его безумием и стать вровень» и «Ты был одинок, одиноким и остался, и в мире пожалуй есть всего-лишь одно существо, с кем даже я не смогу потягаться в одиночестве, даже пребывая в заточении после удара Отца.  Деладор Агварес. Но ему можно многое простить за безумие и это может стать твоей ошибкой, даже более ужасной, чем предыдущая… и, сейчас, смотря на тебя… я вижу, с высока собственного субъективного восприятия, что ты, дитя, вряд ли когда-либо решишь, за что ненавидишь Агвареса больше: за мучения в три сотни лет или просто за сам факт предательства… это ли не безумие?»
От последнего голова князя опрокинулась набок, словно его с размаху ударили по щеке. Глаза снова залило священной яростью, а что еще мог дать своему фэдэлесу Хаос, кроме ярости и отчаянной смелости?  Губы снова излгнулись в подобии   улыбки, Габриэль облизал их, разом высохшие, треснувшие от иссушающих чувств. Капля крови странно смотрелась на этих красивых тонких бледных губах. Как-то чуждо. В воздухе, полном кристаллической взвеси, пыли и размолотых в кашицу древесных остатков к запахам фьорин и прочего добавилась будоражащая пронзительная теплая и живая нота с металлическим оттенком.
- Я много говорю, знаю. Если не выскажусь – поединка не состоится, любовь моя, а без поединка никак. Так вот . – Словно не сказано только что было больше, чем предыдущее, словно граф не услышал мыслей божества, транслируемых ему прямо в сознание, словно не Габриэль тут рвался на части, распадаясь на осколки, как и его дом.
- Знаешь, вопрос, заданный мне Хаосом,  глумливый такой,  помню очень хорошо. – Еще один маленький шаг навстречу неизбежности, спокойствие перед броском. – и ответ свой вспомнил дословно. «Я, в меня, словно в чашу, налита боль.  Положить что-то сверху можно, но вряд ли оно останется, боли налито по самые края, Хаос». – Он смотрел на Темного, откровенно любовался им, понимая его и его безумие. Он врос и в безумие и в Темного настолько прочно, что уже не разделял их с собой, но оставить все как есть было выше его сил. – Плевать на чаши, боли, мы не дети и знаем, что все дается на обмен. Я ценю твой дар, Агварес, но я ведь еще ничего не дал тебе взамен, не отблагодарил тебя, находясь в трезвом уме и твердой памяти. Ты отдал мне все, что имел ценного: свой страх, одиночество, безумие и любовь. В разное время и по разным причинам, Дел, ты мой, ты врос в меня так давно, что и сам не помнишь, а я? Ты обманом получил мое тело, не спорь. Что ж, как тактик я могу оценить подобный ход. Как любовник – я даже рад, я получил то, к чему так давно вожделел. Но как быть с предательством? Получается, - князь снова радостно ухмыльнулся, опуская когтистую руку вниз, материализуя в правой руке бич а на конце косы серп, - ты предал меня еще раз, и снова из эгоистических соображений.
Они стояли друг напротив друга, снова как когда-то давно, исключение было лишь в том, что князя распирала какая-то невыносимая сила. Это не было страданием, возмущением или чем-то в этом роде. Складывалось ощущение, будто боль выжгла в нем какое-то новое пространство, непостижимым образом окончив преобразование души.
- Много слов. – Мягкий голос, почти шепот, мир затих в преддверии чего-то. – Но я почти высказался.
Миг – инсект в воздухе, распахнулись и полыхнули печатями крылья, Габриэль взмыл вверх, неуловимо развернулся в полете, и,  ускоряясь рванулся к Агваресу, готовый отразить встречное нападение и нападать самому столько раз, сколько сможет, а потом еще столько же. До полной потери себя.
«Убить?! Чтоб снова умирать бесконечное количество лет?!»

Отредактировано Габриэль (04.03.19 21:58:25)

Можно ли остановиться, когда тело уже брошено влет, стремительно сокращает расстояние,, и удар неминуем? Бывший граф точно знал – можно, но.. не хотел. Эта ночь стала ночью откровений, изломавших его не только по краям, а подточивших сам стержень его существования,  поставивший перед выбором и не оставившим возможности отречься ни от чего: ни от Агвареса вместе с его собственническими замашками и благодарностью за спасение жизни, ни от одиночества, бесконечного, как звезды над Оком Схаласдерона и понимания, что предавший раз предаст и еще раз. Боли было слишком много, отчаяния, бешеной ярости и желания сделать хоть что-то, чтобы реабилитировать себя в собственных глазах. Умом Аналитическая составляющая князя доподлинно знала: ненавидеть и разрушать самого себя  бессмысленное занятие, крошить в паштет Шартрез тоже не стоило, а вот самого Деладора стоило бы проучить, поставить в угол, отобрать любимую игрушку. Ха-ха. Да уж, мнение игрушки, похоже, тут учитывается только номинально, и вот это особенно бесило! Бесило, выводило из себя, ломало внутренние переборки, словно очищая место для нового. Новой силы, и так растущей в нем слишком быстро, скачками, иногда выдавливающей инсекта из самого себя как из куколки.
Голос Темного снова заворачивал разум в теплый бархат, затягивая туда, вниз, на дно, заставлял вспомнить его руки, губы, его дикие ласки, запах кожи, что могло свести результат атаки на «нет», заставляя Светлого все время акцентировать внимание не на своем тонком безжалостном поводке, а на боли, воспоминаниях, словах..
«Ты, как кот, тянешь в дом свою добычу, чтобы понравиться хозяину» - Вспомнил он вдруг, уже так близко от Дела, что край его катаны смог бы запросто снести ему голову. – «Ну иди, я тебя поглажу, что ли..»
Эа материализовалась внезапно, полупрозрачной дымкой обвив хозяина, и мощным движением отбросила его от Агвареса прочь. А князь, не слыша себя, смеялся, как заведенный. Змея стремительно развернула кольца, метнулась, снова отбрасывая хозяина от его цели, хлестнула хвостом по корпусу, пытаясь привести в чувство. Энергетический удар сработал как оплеуха, истерика Светлого закончилась так же резко, как и началась.
- Я велел тебе убираться прочь, Эа. – Габриэль не отводил глаз от Деладора, но обращался к Альтер-Эго.
- Прости, любимый, - ехидно и громко ответствовала та, - не хочу.  Сейчас мы замочим этого, - пренебрежительный взмах хвоста в сторону Агвареса, - и ты будешь только мой!
Габриэль откровенно зарычал, змея радостно изобразила недоумение по поводу столь «странных» эмоций.
Плюнув на присутствие Альтер-эго, князь поймал себя на том, что его душевный раздрай сошел на нет. Не глядя, он протянул руку, погладил огромную голову.
- Хм. – Очень в духе Эа, что-то вроде «ах, сопли оставьте себе».

- А у меня не было ответа на его вопрос. – Габриэль завис напротив Темного, уже забыв о своей змее, сверкающие руны и печати крыльев создавали  сияющую фигуру у него за спиной, в которой Деладор Агварес смог бы отчетливо уловить легкий налет изумруда. Легкий отблеск, нежный, зато отчетливо уловимый не только глазом, но и вибрацией на уровне энергетической паутины, отчего-то напоминающую осушающие заклинания энергетической школы. – Я слишком любил и ненавидел тебя, когда Хаос пришел ко мне, я разрывался от боли, это что-то сродни твоему состоянию после распечатывания. Ты убивал меня каждый раз, когда приходил! А я знал! И знал, что потом ты будешь поить меня кровью, трогать меня, и каждый раз понимание грядущего сводило меня с ума! Ты распечатался один раз, а я «распечатывался» столько раз, сколько просыпался на твоем столе! Потому мне нечего было сказать деосу. Такое не рассказать, не объяснить, после такого видишь сущности насквозь! Но у меня до встречи с Энтро была  цель. – Инсект остановился, отдышался. Оказывается, все это время он говорил, настраивая свое внутреннее состояние на Дела, словно слой за слоем материализуя в образах сказанное. - Знаешь, я слишком долго хотел жить,  любой ценой выжить, чтобы рассчитаться с тобой, мой нежный мальчик. За вероломство. А когда пришел Хаос, я по-настоящему захотел умереть, и знаешь почему? – Все это напоминало дешевую мелодраму, и когда князь поймал себя на этой смешной мысли, он снова расхохотался, от души во весь голос, запрокидывая голову к светлеющему небу, осознавая, что Агварес не убьет его здесь и сейчас, нет, так легко ему не отделаться! – А потому, - сумасшествие смотрело из гетерохромных глаз, он там обосновалось так давно, что сам Эльвантас и не заметил, когда это случилось,  - Что меня рвали на куски не твои пальцы, Дел. Потому что ты взял мою душу, вполз в мою жизнь и потом предал меня. Такого не пожелаешь никому.

Голос запутался в ветре, казался еле слышен за свистом воздуха, все слишком быстро, слишком. Снова  влёт пошло все тело, еще секунда, разворот – и серп полетит навстречу отстраненному красивому замерзшему от странной смеси эмоций  лицу Агвареса. «Можно разменять кого-то на что-то значимое, не спорю, но ведь это будет равносильно операции на нервах без анестезии, и кем ты останешься после подобной ампутации? И что делать потом? Ты хоть представляешь, что я сейчас чувствую?!» – Габриэль снова начал заводиться, не взирая на усиленный приказ остановить эмоции, не переходить в спектр разрушающих материй. – «Что я выиграю, если приобрету весь мир и потеряю свою душу, идиот! Ненавижу тебя!» - Рывок в сторону, переворот в воздухе, резкий поворот головы – все это отвлекающий маневр, Темный знает эту технику досконально, на себе изучил, а потому основной упор делается не на косу и даже не на отнимающий силы бич. Нет! Князю хочется драки, кровопролития, он хочет сам.. «Напоить тебя своей кровью стало идеей фикс» - За простотой сказанного таится целая вселенная, чувственная, безумная, страшная. Князю не хочется валять окровавленную тушку Темного, пиная его ногами, словно варвар драгоценную статую, о нет! Нет таких слов, чтобы четко передать желания.

«Общее заблуждение состояло в том, что я имел что хотел, любую курицу или кого там еще, можно подумать, я себя на свалке нашел, чтобы тащить в свою нору всякий сброд!  Ничего  я  не имел! Я был женат на работе, и кому, как не тебе  знать об этом? К тому же», - снова губы тронула горькая улыбка, - «всех, мало-мальски приближенных ко мне, ты разными способами истреблял».
Кто вам сказал,  будто  говоря правду,  вы почувствуете облегчение? Может быть, чистые души что-то подобное чувствуют, их научили верить, любить, не противиться насилию, покорно сносить оскорбления, принимать навязанную точку зрения, но не правящий класс, а Агваресу пришлось осваивать науку лицемерия с нуля, поправ старые установки и перепрограммировать себя заново, заточив как метательный нож свой разум. Ему пришлось вывернуть себя на изнанку, чтобы добиться своей цели, и кому какое дело, что цель, в общем-то,  не блистала новизной?  Габриэль смотрел в глаза Агвареса и видел падение старой империи и расцвет новой, он прекрасно понимал уроки истории и понимал, если бы Агварес не вырезал его Дом, клан мог самоликвидироваться, или, на самый удачный случай, очень долго восстанавливаться после гражданской войны. Он и сам бы убрал основу власти, а потом, пока не прошел первый шок, забрал бы ее, сжав в железный кулак голые шеи не успевших прийти в себя Домов, , назначив на ключевые посты своих людей. Которых тоже порезал бы потом на лапшу. Во избежание. Как человек, обладающий хорошим кругозором, вооруженный знаниями не одной только истории и политики,  инсект понимал, что не просто так сложилась ситуация, при которой Дом Эльвантас бесславно окончил свое существование. Видимо, предыдущий глава что-то проглядел, да и любой Дом истощит свои возможности за тысячу лет. Видимо, настала пора перемен, закономерная в любой исторической реальности, так что клан еще легко отделался.
Но это не меняло одного момента.
«Вероломство! Обоюдоострое оружие!»
Когти снова выпрямились, став длинными и прямыми, и, вместе с падающим на Агвареса серпом, Габриэль выбросил левую руку влево и вверх, а после яростно полоснул по дуге, стараясь достать противника.
[AVA]https://i.imgur.com/PjuJoju.png[/AVA]

Отредактировано Габриэль (18.03.19 09:02:46)

Серп князя почти достиг цели, заставив Агвареса ожидаемо уклониться, проявить гибкую подвижную грацию, его уход от атаки получился очень красивым, каким-то органичным, очень в духе Деладора. Скрежет Искарбея о когти прошелся по загривку светлого холодными стальными иглами, поднимая градус возбуждения еще выше, а когда граф ринулся в атаку, князь успел,  в последний момент качнувшись в бок,  пропустить клинок мимо, так близко, что щека ощутила холодок проносящегося почти вплотную   кристаллического оружия. Теперь уже Эльвантас, уходя из-под натиска Агвареса, в развороте резко отбил  меч кистью, облаченной в аналог магической перчатки с когтями, осыпав себя и Дела снопом фиолетовых искр. Сложив крылья, светлый ринулся вверх, разрывая расстояние между собой и темным, тем не менее, прекрасно расслышав все, что тот ему говорил. Бешенство не удалось унять, оно закипело в бывшем графе с новой силой, желание убить, сломать, разодрать на ошметки пересилило душевную привязанность и заставило понять еще парочку прописных истин: мертвых не лечат, а он  давно и безнадежно мертв,  он был жив, пока торгаш Хаос не выменял его жизнь на мнимую силу Ордена, а после того, как пленник малодушно согласился.. Далее. Проклятые чувства снова взяли верх и потому он снова проиграл! Так может, достаточно соплей?
Нет, обо всем этом он думать не будет, ни теперь,  ни потом, тем более, если предаваться самобичеванию и пропустить еще одно подобное нападение, то никаких «потом» больше не будет, и нужно выкинуть из головы все, сказанное Темным, для него важна цель, а средства для политика хороши любые, был бы результат.
- Как же  актуальны твои вопросы, сокровище мое, особенно теперь, когда ты этот самый двуличный и лживый дом сожрал с потрохами, подставил и по ветру пустил, найдя самое слабое звено! – Смех так не вязался со всем сказанным, но, тем не менее, Габриэль смеялся, ему действительно стало весело. – Ты сам себе веришь, а? На образец добродетели ты не тянешь, так что не тебе говорить о методах. Кстати, о них. Что там было сказано про двуличии? Не пытал, говоришь? Тебя, как и всякого исследователя, вел академический интерес! Что-то вроде "Если стрекозе оторвать крылья и громко крикнуть, то она не улетит, из чего делаем вывод:  стрекоза без крыльев не слышит". – Глупо было болтать, но кто сказал, что отвлекающий маневр плох сам по себе?
Князь зло прищурился. Теперь в его эмоциях не прочитывалось тепла, теперь Дел мог бы уловить движения холодной логики, но идентифицировать, к счастью, направление мыслей Габриэля,  не смог бы со стопрцентным результатом.  Ясно было одно: игры кончились, теперь никакая привязанность между инсектами для беловолосого  роли не играла, потому,  как в игру вступили иные интересы.
-  Я не собираюсь обсуждать прав ты или нет, Дел, это не имеет значения. Ты снова пришел ко мне, здесь и сейчас. Что еще требуется?
Ментальный блок на остановку дыхания поставить не получилось, так же, как и выбрать у Агвареса большую часть сил, сделав его слабее котенка. С сукина сына сваливались все заклинания, Габриэль мог допустить в этом случае что угодно: от нового сигилла до элементарного везения, в конце концов, повезло же Агваресу в прошлый раз? Если быть честным до конца, то повезло ему два раза, но в свете текущих событий это тоже было не важно. Выбросив вперед руку в перчатке открытой ладонью вперед, Габриэль, жестоко улыбнувшись, сгенерировал и отправил в любовника большой сгусток темной материи, выстраивая его вектор в направлении горла Темного.
кубики
кубики
кубики
кубики

Отредактировано Габриэль (10.04.19 14:31:48)

«Я похож на глупого капризного ребенка» Горькая мысль, горше всех остальных. Зачем бороться? Во имя чего? Где та цель, ради которой не страшно положить все силы? Убийство Деладора? Клан?
Габриэль никогда не лгал себе: чтобы он не предпринял, свой Дом он не вернет, не возродит из праха, а без Дома он в сущности никто. Ему остается несколько вариантов, и все они не будут связаны со Схаласдероном, а он не для этого выживал такой ценой. 
Сгусток темной энергии попал прямо в грудь Деладора, а по энергетической паутине Габриэля прокатился болевой спазм, собравшийся через пару секунд в пульсирующий ком у основания шеи. Тело словно явственно давало понять: боль чувствуют обе стороны, нанося вред Темному, он причиняет вред и себе тоже.
Темный говорил, творил магию и снова говорил, а Светлый, целеустремленно прокладывающий себе путь к горлу Темного через его веерную защиту, думал о том, что хочет целовать этот гордый жестокий рот вопреки всему сделанному и сказанному. Ситуация все больше походила на болезненный бред, и когда левую  руку обожгла Гартанур, разбрызгивая ошметки плоти вокруг, Габриэля ослепило брызгами крови и он пропустил удар Деладора, пришедшийся на его правое плечо, успев вонзить когтистую перчатку – все, что осталось целого на руке, в живот Агвареса. Когти вышли с другой стороны тела, а инсекта стало заваливать вниз. Он терял сознание от боли и потери крови, регенерация не справлялась, он усилием воли собрался и магически замедлил падение, свалившись на большой плоский, словно жертвенник, обломок кристаллической стены.
Габриэль закашлялся, выплюнул сгусток крови пополам с каменной пылью, снова бессильно откинулся на спину и бездумно смотрел в небо некоторое время, стараясь игнорировать боль нарастающих обратно мышц и нервные спазмы паутины.
- Надеюсь, в новой Сокторе больше нет необходимости. – Сказал он, ощутив рядом присутствие Темного. Попытался нашарить его руку наощупь, думая о странных повторах в их общей судьбе. Так уже было, почти так, триста лет назад. Тоже поединок без правил в надежде получить свое сполна, а потом..
Теперь перед князем явно стоял выбор: или то, что озвучил Темный, или то, о чем он не осмелился сказать вслух, лишь намекнув. Он предлагал жизнь. Месть предполагала смерть. Жизнь – значит оставить прошлое в прошлом, переступить через свою гордость и чудовищное преступление Дела, смотреть вперед, жить не только для себя или клана, любить,  в конце концов. Неделю назад, да что там неделю – еще вчера он был счастлив, забыв, благодаря амнезии, про пройденный путь, теперь же, лежа на обломках своего дома точно так же, как и триста лет назад,  и чувствуя тепло лежащего рядом Дела, инсект лениво думал о том, что месть, в сущности, полная ерунда и выглядит жалко, особенно, когда впереди полная жизнь, бессмертие и тот, ради кого стоит жить. Сволочь, кто же спорит, но и сам Эльвантас не похож на пушистого зайчика, и принципы у него те же, и методы весьма похожи, так зачем ломать себе жизнь, возводя принцип в Абсолют, как сделал один глупый гордый дриммейр, которого предали друзья и, как он думал, любимая женщина? Не станет же Габриэль уподобляться некоему графу, расквитавшемуся со всеми своими обидчиками и выжегшего свою душу местью? Бесконечность  – слишком долгий срок для сожалений, особенно если ничего больше нельзя изменить.
Князь сжал руку графа. Он молчал. Слова лгут, да и не нужны они теперь.
Высоко в  небе плыли облака, поднималось солнце, птицы пробовали голоса, где-то неподалеку фыркали фьорины. Князь с трудом поднял руку к лицу, полюбовался на нее, по большей части еще лишенную кожи.
- А меня все устраивает, знаешь? – Голос прозвучал как-то хрипло, преступно, словно князь обращался к сообщнику, давая согласие на, как минимум, грабеж почтового дилижанса в богатом краю. – Но у меня  условие. – Губы разбиты и все в запекшейся крови, потому улыбаться очень тяжело, голову светлый тоже не поворачивал, не нужно ему было перехватывать взгляд Темного, не девица, да и сказано больше чем достаточно.
Сквозь оседающую пыль миражом выступали обломки былого величия. От блестящего поместья осталась одна башня, старинная, высокая, красивая, сияющая розовым в  лучах восходящего светила. Хозяин не смог поднять на нее руку, она осталась единственным связующим звеном между ним и прошлым.
Габриэль снова сжал руку Деладора.

Отредактировано Габриэль (13.04.19 10:54:26)