Пару мгновений девочка смотрела на Инфирмукса, чуть склонив голову набок, не совсем понимая, что тот хотел сказать. Пусть она и доверяла стоявшему напротив, как доверяла себе, порой их розовые или вернее будет сказать – пурпурно-алые – очки разнились столь сильно, что климбаты вели один разговор, говоря совершенно о разном. Вот и на этот раз Темный Эфир, со свойственной ему торопливостью, перепутал причину со следствием, поставив на первое место непостоянную чувственную сферу. Айне же говорила о материях более важных и, мягко говоря, была удивлена тем фактом, что ее друг не замечает дамоклового меча, нависшего над ними во всем своем смертельном великолепии.
– Нет, Иешуа, я не нуждаюсь в твоих извинениях, а мои тебе вряд ли помогут. Есть проблемы посерьезнее мелочных обид и, если ты не научишься контролировать себя, они рано или поздно заявят о себе. Клятва, которую и ты и я скрепили, записав в саму суть реальности, у кристалла Драйхэльм, вот что меня волнует. В особенности пункт, согласно которому ты погибнешь пару дней спустя, если прихлопнешь того, кто этого не заслужил. Уже начинаю задумываться, не подписали ли мы себе смертный договор, согласившись на такие условия… Именно поэтому ты должен поскорее излечиться. Не важно, с моей помощью, с помощью цитадели, Эреба или, не приведи Климбах, низших болотных духов, вообразивших себя деосами добра, справедливости и перехода дороги на зеленый свет.
Синхронно взмахивая крыльями, Демон рассмеялась громче прежнего. К ее собственной игривости, давно перешедшей рамки безобидного ребячества, примешалась Инфирмуксова веселость – бессмысленная, беспощадная, но до чего же привлекательная для того, кто пару ночей назад точно не знал, сможет ли он сделать еще один вздох или нить его судьбы оборвется. Определенный толк в словах климбата о том, что она видит его в тонах чрезвычайно светлых признавала даже сама Айне, но это не помешало ей добавить пару пунктов уважения к Иешуа в и без того увесистую копилку. Он не стал читать нотации, обвинять и пытаться спасти ее от крепко спаянных принципов и четких жизненных целей. Девочка была благодарна и, более того, разделяла. Заставить Инфирмукса запереться в собственной башне с причитающимися ему правительскими регалиями? Нет уж, милосерднее было бы сейчас же столкнуть его с вершины крепости Иштаран.
Когда парнишка запнулся, почувствовавшая неладное Айне собиралась броситься к нему. Но, на ее счастье, Темный Эфир закончил предложение. «Пока ты болен, мне нельзя быть столь легкомысленной», – одернула себя климбатка, чье выражение лица стало куда более вдумчивым.
– Значит передадим Эмме посылку, поможем Немезеде и вызнаем очередную тайну из твоего прошлого, от которой не сможем заснуть пару-тройку ближайших ночей? Звучит как план. Прошу ступить на эту прекрасную отвесную стену, Темный Эфир! Тебе ведь известно, что лестницы для новообращенных, у которых даже рога не до конца отросли? – театрально раскланявшись, Айне «втянула» части скорбилуса в тело и ринулась вниз, пролетев пару метров. Звук глухого удара оповестил Инфирмукса, что его провожатая сумела вцепиться когтями в борозды неровной каменной кладки.
Они пробежали по стене несколько этажей, спугнув пару птицеящеров, устроивших гнездо над самым карнизом. Наконец, Демон решила покончить с альпинизмом, недолго думая, прошмыгнув в открытое окно. Приложив палец к губам, она отправила Иешуа телепатическое послание «Не привлекай внимание. Если один из моих дорогих советников обнаружит нас до того, как пересечем границы Шантитус, я отсюда не выберусь минимум пять десятилетий. Причем, на совершенно законных основаниях». Упоминать о том, что большую часть дел в Иштаране она уже завершила, как и о том, что может отказать верноподданным в любой момент, Айне не посчитала нужным. Что может быть веселее, чем тайно пересечь собственную крепость в компании, возможно, одного из самых опасных и нестабильных климбатов на планете?
Увы, нередко тот, кто ищет приключения, в конечном итоге их все же находит. Едва переступив порог широкого коридора, Демон услышала голоса Везевира и Кетроса. Оба климбата стояли на граничащей с коридором балюстраде и что-то увлеченно обсуждали.
– … у маленького Нараны появился кумир! Желает ли твоя душа рубашку с изображением его божественного лика? Или – вылизать пятки при встрече, усерднее, чем вылизываешь их Девятой после того неудачного предательства? – как и всегда, голос шефа тайной полиции пестрит уничижающими эмоциями, так непохожими на саркастичные слова маршала. Иногда Айне казалось, что эти двое все еще не поубивали друг друга только потому, что не хотели оказывать сопернику столь высокой чести.
– Поразительное достижение. Твоя ирония сегодня немногим толще стен Иштарана. Нет. Инфирмукс достойный противник, а это ценнее сотни кумиров. И не ты ли обещал убить за него любого? Припоминаешь, конец поединка, Азмадан повержен, и кое-кто…
– Стой! Ты слышал? – даденгер моментально оборачивается, выхватывая меч из ножен. Вот только Темный Эфир, а вместе с ним и Демон-Чье-Имя-Лучше-Не-Называть, успели пересечь коридор секунд десять назад. Айне беззвучно хихикает, прижимая ладонь к губам.

Секция подземелий, в которой оказались климбаты, выглядела заброшенной и покинутой, но свежие следы на пыльных серых плитах и факел, сиротливо маячащий неподалеку, ясно говорили о том, что в последнее время это место пользовалось незаслуженной популярностью. По до вульгарности прагматичной иронии, новая тюрьма Азмадана не сильно отличалась от старой. С тем лишь отличием, что теперь неудачливый правитель Шантитус был заключен в саркофаг, один из подарков хранительницы кристаллической пещеры. Двое рогатых стражников, парень и девушка, охранявших его, покинули свой пост по первой просьбе Айне. Прежде, чем звук их шагов стих окончательно, до ушей правительницы донеслось восторженные: «… а я и не сомневался, что с ним было два десятка мегаструмов!» и «Да что там мегаструмы! Вот отразить три сагула, поймать колчан магических стрелл в полете, вырвать сердца десяти противников из груди и все это одновременно…».
– Еще немного, и ты в Шантитус станешь популярнее меня. Уже вижу статую на главной площади: высокий мускулистый красавец с квадратной челюстью косой пронзает азмаданову зверюшку. Верхом на мегаструме, разумеется. А теперь проверим, готов ли подарок, – отшутилась Айне, прикладывая руку к полупрозрачной крышке саркофага. Чернильный туман, окутавший фигуру, смутно напоминавшую мальчишескую, расступился, и находившимся в катакомбах открылась картина, одновременно прекрасная в своей отвратительности и отвратительная – в красоте.[float=right]
[/float]
Тело Азмадана состояло из кусков рассеченной плоти, наслаивающихся друг на друга. Ее усеивали видневшиеся тут и там костяные наросты, кинжаловидные зубы и когти, даже ослепленные белесые глаза, лишенные радужки и зрачков. Правая часть лица климбата была рассечена от почти стершейся линии губ до уха, и от того походила на усмешку, безнадежную и горестную. Вопреки опасениям Айне, поверженный ей противник не пробудился и подавал признаков высшей нервной деятельности. Не пытался ее убить, не пытался вымолить прощения…
Лицо девочки исказилось. Этот существо пыталось свернуть ей шею, сровнять с землей место, которое она поклялась защищать, но вместо знакомой ненависти она испытывает жалость? И вместе с тем страх, глубокий, подсознательный страх, что врага, вроде этого, недостаточно упрятать под землю, обречь на заслуженные вечные муки и не ждать на пороге. Демон со злостью провела когтями по поверхности саркофага. Тщетно, все ее попытки не оставили даже неглубоких царапин.
– Ты спрашивал, верю ли я в Бога. А как иначе? Его существование так же неоспоримо, как существование деосов, этих поглощенных своими гиперболизированными страстями божков. Поклоняюсь ли я ему, молю ли о защите в жизни и прощении в посмертии? Нет. Не знаю, зачем он создал мир и какими принципами руководствовался, но он и никто другой несет ответственность за каждое малое и большее зло, за каждую отобраннуб жизнь. Бросил нас здесь подыхать от монстров, что самолично сотворил, и при этом считает себя в праве что-то требовать? Мегаструмова чушь! Посмотри на себя, посмотри на меня, на Азмадана, в конце концов. Демиург никогда не заботился о своих творениях. Хотя бы потому что для этого нужно оторвать свою божественную задницу от кресла и сделать нечто большее, чем даровать или отнять силу, – хмыкнула Айне, поправляя прядь спавших на лоб волос. – С другой стороны, если твой Бог и правда всемогущ, он бы вряд ли стал жарить кого-то в котле… Не нравится мне то, что мы уподобляемся им, Азмадану и… ты знаешь, о ком я. Но выбирать не приходится. Мы дали клятву, а им я верю куда больше, чем сумасшедшему творцу на метафорических небесах. А ты веришь в него, Иеш? Вот уж не подумала бы, что кто-то вроде тебя может быть хоть сколько-нибудь религиозен.