очень уж зашла мне сюда, новенькая ж
Marilyn Manson – SAY10

Приторно. Так сладко, что этот липкий медовый вкус Астериум чувствовал на своих губах. А бывает и такой мед, сахар которого странно скрипит на губах - он все еще сладок, но язык непреодолимо чувствует подвох во вкусе, ибо знает, что истинная природа этой сладости на самом деле ложная, и не имеет ничего общего с искренностью.

Душно. Так душно, как бывает на берегу моря в пик его небесного светила. Мысли и чувства окутаны тихим шелестом прибоя, ласкающий уши и душу. Он успокаивает, и бриз приятно переплетается в волосах вместе с каплями влаги. Но тебе душно, все равно душно - эта влага вскоре осядет не только на коже в липком соляном налете, но и на самих легких внутри.
Ты задыхаешься, и от этого чувства хочется только бежать.

Мутно. Глаза, словно от наркотика пьяные, никак не могут сфокусироваться на одной картинке: они мельтешат, подобно калейдоскопу, а нарядные платья куртизанок пышными тряпичными волнами плескаются вокруг. От этого рябит, пестрит, опять же - хочется закрыть глаза и погрузиться в благодатную, вольготную тьму.

А еще было громко. Здесь слишком громко выражали чувства - во вздохах, стонах, во влажных шлепках от соприкосновений чужих тел. Иногда по мозгам бил этот холодный звон монет - цена всего этого лживого вальса, спетого в продажных душах. О, Астериум никогда не был сведущ в тонкостях подобного бизнеса, просто отождествлял его с чем-то примитивно-низменным. И если бы он чуть лучше понимал природу чувств - лучше чем то позволил его отец - наверное, деос вовсе разочаровался бы в жизни еще на миллиард охочих до похоти душ. Не власть двигала миром, не деньги, не сокрушительные идеи - в основе мире была она: хохочущая и надменная похоть, и за уздечку ее держала его дражайшая сестрица. И Астериум это знал, признавал, и не чувствовал связи с этим ни капельки смущения, зависти, стыда или еще каких крупиц чужих грехов. Он просто признавал, что такое в мире есть, и это - сила, которая к счастью обходила его стороной все время. Ибо в силе этой на обратной стороне была распята дивная, невинная любовь - и эта милая девка была для разума Астериума, а именно для понимания, еще хуже первой, и уж с ней то алоокий отказывался водиться наотрез, словно с несовершеннолетней школьницей.

Бледные пальцы касались тяжелых тканей, едва прикрывающие чужой стыд от глаз. Божество скользило по длинным коридорам, лишь изредка бросая мрачный взгляд алых глаз в приоткрытые двери. Иногда его тела касались похотливые ручки последователей сестрицы, влажные ладони скользили по его плечам, рельефным рукам, опускались к торсу, и даже ниже, но были равнодушно проигнорированы. Астериум их не замечал, как люди, как правило, не обращают внимания на надоедливых мошек. И дело было вовсе не в том, что деос считал себя "выше смертных душ", а просто действительно был нравственно несокрушимым до подобного греха, овладевшего чужим чревом. Так, во всяком случае, он думал сам, и так желал чтоб видел мир - Астериум асексуален, ему нет дело до плоти, а что касается любви...
Для оной он не был создан.
Ошибался ли?
Об этом ему расскажет сама Диона, а пока...

А пока что он шел вперед туда, где чувствовал присутствие сестрицы. Вернее, чувствовал он ее везде - в каждом прикосновении жадных рук к себе или шествующих позади близнецов-трансгерумов, но шел вперед. Бессмертная любезно пригласила собрата в свой чудесный храм, и деос, преисполненный миролюбивых намерений и настроенный на беседу (именно на беседу, о да) теперь с легкой усмешкой следил за тем, как изнывают его собственные фэдэлесы позади - их плоть давно была напряжена, на коже крылатых выступил пот, и вообще юноши нерешительно тормозились подле каждой раздетой девки, но вера неумолимо тащила их дальше, и вынуждала следовать за Астериумом. Бледная рука оттянула вбок последний тяжелый полог ткани, скрывающий за собой массивную дверь. Но прежде, чем деос вошел в комнату, он, с усмешкой, позволил себе маленькую шалость...

В комнате и правда тянуло пионами. Вот только вместо Астериума, действию в первую очередь помешали близнецы. Они молчали, не говорили ни слова, не выдали себя и звуком, хотя их и без того выдавало тяжелое дыхание, да холмы на штанах, и из последних, если бы не деос, юнцы давно бы уже выпрыгнули навстречу какой нибудь красотке. А их в комнате было как раз две, хотя, безусловно, мужские взгляды были завороженно прикованы только к Дионасу, ибо ее Демиург создал красотой и любовью во плоти. И к этой же плоти ребята теперь, не в силах более сопротивляться (да и чувствуя мысленно, как Астериум лично "отпустил" их самоконтроль), тянулись как мотыли к свету, что должен был бы их в итоге сжечь.
Но они стояли. Упорно, страдая, каждым вздохом сожалея о том, что не имеют права раствориться в настоящем, и в том, что их окружает. Сладко, да... но ложно.

- Это очень странно. Странно наблюдать за их мучениями. Они едва не проклинают меня за то, чего я им не позволяю. И в этом, прекраснейшая, твой козырь, - указательный палец скользит по ровной белой спине. Диона выглядывала из-за дивана, оставшись такой беззащитной со спины. И Астериум, сбросив с себя покров невидимости, теперь спокойно стоял позади сестры, думая, что любой другой деос за такую дерзость уже достал бы свое орудие. А Диона - нет. Она ведь совсем другая, правда? - Твоя особенность. Ты, обладая такой силой, не подчиняешь ее... подчиняешься ей сама. А твоей любви и похоти сопротивляться тяжело. Наверное.
Можно было поклясться, что Астериум словно нарочно повел плечами, мол, ах я не знаю, каково же это. Он действительно с легкой насмешкой демонстрировал то, как легко отвергает чувственность. Специально заставил парнишек страдать на глазах у Дионы, возможно услаждая ее взгляд знакомой картиной великого искушения, и тут же разрушая его мрамором собственной непоколебимой до таких настроений души.
Кажется, в мире было то, до чего шелковые ниточки бесконтрольного чувств под властью Дионаса явно не дотянутся, huh?
[AVA]https://pp.userapi.com/c837234/v837234665/4b640/PFrSx-jqPEQ.jpg[/AVA]

Напрасно кудрявая девица его смущалась. Астериум даже бровью не повел в сторону ее нагих грудей, или даже гладко-сладко выбритого лобка, где, словно узоры заклинаний сплетая, Диона плела пальчиками одну ей известную любовную паутину. Астериуму не было все равно, о как же, напротив, в его глазах читался живой интерес, но он был иным. Совсем  не таким, какой, оголяясь, Дионас привык читать в чужих расширившихся зрачках, нет. Бессмертный находил крайне занимательным сам факт происходящего, и в деталях, как, например, другой дэос общается со своими фэдэлесами, что требует от них, или, напротив, чего смертные ждут от своего божества, развращая раз за разом друг друга. И в этом был весь Астериум - всегда стремился понять того, кто рядом, хотя это не всегда получалось даже у мудрейшего. Бесил ее? Хаха, и пусть. «Знаешь, что действительно тебя бесит, Ди?
...
А   я   з н а ю.»

Он же не скажет ей того, о чем подумал. Была бы на то воля их двоих - они бы давно спихнули смертных фэдэлесов куда нибудь в сторонку, ну или же сами с сестрой удалились бы подальше, лучше на какой нибудь мертвый спутник одной из планет, и там бы придавались любимой забаве Дионаса. Ну или же поубивали друг друга нахрен. И вот честно - такой поворот событий для Астериума лично был даже более ожидаемым, чем то что сестра в конечном итоге его все таки трахнет. Взгляд из под опущенных ресниц бродил по темным локонам, в причудливых волнах стелившихся по совершенной и белой спине богини. Как вороново перо на белом снегу... - подумал было Астериум, и сам же себя мысленно уколол. Почему он об этом подумал...

- Последний раз когда я испытывал тень твоей добродетели на моей душе.. - лишь тень, он это подчеркивает, с легким нажимом в голосе, с таким же мягким, как его палец недавно скользил меж изящных девичьих лопаток, - я предпочел от этого сразу же избавиться. Уверен, ты слышала эту историю.

Астериум, как и абсолютно все оставшиеся в живых деосы первого и второго поколений, раньше был совсем другим. И, если говорить откровенно, то алоокий до сих пор не понимал, что именно тогда влекло его - любовь ли? Если и она, то была ли она сплетена вокруг фигуры небезызвестного Араксиса, или же Астериум с самого начала был ведом лишь вожделенной мудростью, с которой стал един лишь благодаря братоубийству. Ведь потом, еще не раз и не два сплетая вокруг родственной души нити теберосума, Астериум более никогда не испытывал подобного - лишь тень жажды, которую утолял вовсе не глотком свежей воды... Любовь - это слабость. Точка давления другого на тебя.
А Астериум... Да разве он способен признать себя слабым?
Зануда... Зануууда. Бессмертный с незримой полуусмешкой смакует это слово, примеряя на себя, подходящее ли? Может быть.
Не гордый, не увенчанный тщеславием, алчностью, его белые локоны не путаются в терновой короне, а на плечи не давит алый полог власти.
Астериум - живучий. Как микроб, или как... Как насекомые, которых создавал. Их много, они вездесущие, они приспосабливаются. Отруби таракану голову, и он будет продолжать жить еще долгое время.
Астериум совсем не прекрасен, красота - это удел Дионы, ее стезя внушать очарование одним бархатным взглядом или тонким, влажным стоном на пухлых губках. Астериум, наверное, больше отталкивает, а еще он бледен, словно чем-то болен или давно мертв - он просто... Никакой. Равнодушный. Отстраненный, погруженный глубоко в себя и свои мысли.
Он не внушает страх, подобно своему брату и врагу Синистеру. Не вызывает ропот у всех властьимущих, подобно роскошной Марерум, не обладает добротой и милосердием Рирариум. Его действия - логичны и последовательны, и не имеют ничего общего с хаотичностью Энтропиуса. И он не всегда справедлив, как Тонантос, у Астериума всегда есть какое-то свое движение, свой путь, он не бывает инертным. Если алоокий затих, значит прямо сейчас в его голове зреет план.
И, конечно же, Астериум совершенно не умеет любить. И быть любимым тоже. Однажды он расскажет своей сестре, отчего считает себя недостойным любви и любого шага в сторону ее сфер правления. И, наверное, в этом же самом расказе спрятан ключик колкой симпатии в адрес бессмертной, что смотрит на него так спокойно... и права, ведь Астериум никогда сам не возжелает всадить Шепчущего в это прелестное сердце. Правда же?

Белые пальцы мягко касается тонкой лодыжки, что плавно скользит вдоль его бедра. Астериум легко сжимает ногу в подобии нежного прикосновения - он не знает, КАК быть нежным, лишь интуитивно делает это плавно и только - слегка впиваясь коготками в пятку. Криш'Да же тихо заворковала в подсознании бога от соприкосновения с энергией другого деоса - для нее, как и для ее хозяина, в подобных мелочах крылась своя прелесть, состоящая из новизны чувств, ощущений и, прежде всего, бесценной информации. Хитин облачил крепкое белое тело в расшитые серебряными нитями шелка, и от чужих прикосновений броня исходила легкой и практически незаметной рябью.

- Да, подарок. Да, тебе. - кажется, Астериум даже улыбнулся. И, кажется, вовсе не переживал от зрелища, как по телу его фэдэлесов, подобно нескольких ядовитых змей, сейчас ползут чужие руки, сдавливая чужим грехом. Старший из близнецов, менее решительный, растерянно искал помощи в чужих алых, с черным вкраплением, глазах, но столкнулся с потрясающим и леденящим душу... живым интересом деоса. Не ужасом, не возмущением, не жалостью, а именно с любопытством. Астериум слышал, как братья общались мысленно, и один пытался дозваться до второго, просто подчеркнуть, что нет ничего страшного и ужасного в акте совокупления, тем более если их деос величайшие благословил такой досуг на ближайшую ночь. И тогда младший, не выдержав, притянул к себе старшего в ласковом и нежном поцелуе, настойчиво удерживая близнеца за подбородок. А Астериум улыбался... ибо всегда знал, и всегда повторял одно.
Страсть правит разумом.

Алоокий плавно отстранился, усаживаясь на противоположный, забитый подушками диван. В нос опять ударил аромат благовоний, в который, кажется, последователи Дионы подсовывали легкого сорта дурманы. Бледный, опирая голову на одну руку, словно лениво следил за тем, как действия братьев становятся решительнее. Ни один из них не рискнул тронуть тронуть сестру деоса, покуда та сама того не возжелает, но Нимею... ее стоны заглушил поцелуй. Темные длинные волосы саэтеруса падали на ее лицо, крылья братья скрыли, оставив после себя лишь несколько утонувших в телах черных перьев. Младший, переплетая свою руку с изящными пальчиками бессмертной, безропотно принял от нее эстафету, собирая на пальцах влагу златовласой, а затем, не смея слишком мешать действиям Ди, последовательно и медленно введя указательный палец в анальное отверстие девицы. Пухлые губы юноши при этом впивались в затвердевшее навершие груди девицы, иногда фэдэлес покусывал плоть зубами, поддаваясь легкому нетерпению и вызывая сдавленное женское мычание. Вторая грудь довольствовалась вниманием сразу двух соперничающих рук близнецов, они поочередно сдавливали ее, иногда впивались ногтями в нежную плоть чересчур грубо, но... их никто не останавливал, по крайней мере пока, да и остановили бы? Даже Астериум, опустив ногу на ногу и слегка щурясь, сомневался что это возможно - мальчики давно себе не принадлежали. Один из близнецов вынудил тонкую ручку Нимеи водить вдоль напряженной мужской плоти, сдавливая пальчиками головку члена, чем. самом собой, вызывала очередной нетерпеливый вздох юнца. Астериум же, слегка выгнув светлую бровь, легко тянул ладонь вперед, приглашая сестрицу, наконец, отвлечься от приятного ей процесса, хоть не на долго, безмолвно уверяя бессмертную в том, что ее девица в надежных руках, так сказать.

- Скажи мне, Ди, - Астериум мягко привлек девушку к себе. Она так ловко юркнула к нему на коленки, как послушная кошечка, хотя они оба знали, что это лишь маска. Легкая, хотя под мнимой нежностью кожи, само собой, скрывалась крепкая карабункловая решетка, которую проломить - надо изрядно потрудиться. Но, надо признать, весь образ Дионаса сам по себе похож на сладкий, дурманящий коктейль, от которого не болит голова, в сон тянет вяло, зато хочется еще и еще... наверное. - Каково это, знать что тебя вожделеет весь мир кроме одной единственной души?
...
- Ты бы хотела трахнуть весь мир? Нет, погоди, не так, - Астериум прикрыл на миг глаза. Тонкие губы изогнулись в полуусмешке, а белые руки скользили по изящному стану, но в этих движениях явно недоставало чего-то ну очень важного. Руки деоса горячие, но прикосновение было поразительно холодным по тональности,  и секрет был весьма прост - в Астериуме просто нет страсти. - Уверен, тебе сладка фантазия об утонувшим в любви и похоти мире. Ни войн, ни убийств, никаких козней, надломов в мироздании - все мысли смертных заняты сексом. Они им упиваются, ласкают друг друга, - в этот момент руки алоокого сдавили талию сестры сильнее, а с соседнего дивана по воздуху прокатился очередной пылкий стон, - их тела сплетаются в единую, хорошо известную тебе песню. Тебе, наверное, покажется что это идеальный мир? М?

Деос бросает заинтересованный взгляд. Кажется, Астериума это немного забавляло даже - но, позвольте, именно это он умел лучше всего: вливать в чужие умы странные идеи, желания, иногда разрушительные концепты, иногда совершенно невинные и бесполезные. Его грех - одержимость - оборотень - мог принять любую личину. Могло ли это быть все той же похотью?...
- И в этом мире, прекрасном как ты сама, будет одна неприятность, которая будет портить всю картину.
И что же ты с эти будешь делать?
[AVA]https://pp.userapi.com/c840229/v840229026/3caa8/LlyDUKM6jgA.jpg[/AVA]

Fever Ray – If I Had A Heart

Если бы у него было сердце, возможно, он мог бы любить их хотя бы понимать любовь так, как ее задумала и создала Диона. Но Демиург, как отец, распорядился иначе. Астериум не зря был назван бессердечным, хотя абсолютно не все понимают, в чем же на самом деле, считая подобное лишь прихотью одеревеневшей из-за отсутствия эмоций души деоса. Астериум много раз спрашивал себя, вселенную и других, мол, как же это, чувствовать любовь правильно. Когда он пытался лизнуть ее терпкий вкус, как это проделывал сейчас один из его фэдэлесов, лаская груди златовласки, тогда Астериум впервые смог убить, и не абы кого, а действительно дорогую ему душу. Он не чувствовал счастья, испытав навязанное правилами баланса вселенной единства, впитав в себя чужую сферу правления, ибо знал и понимал, что это не любовь, и что она опять, чертовка, ускользнула из его рук. Они не были дырявыми, дыра была там, где у всех живых организмов трепетал второй, после мозга, ключевой орган. Бледная кисть взяла теплую ладошку Дионаса в свою, мягко направляя ее под шелк рубашки, в котором спряталась  слегка вибрирующая Кришда, и та была в недоумении, как легко и безропотно, беззаботно деос мудрости позволил собрату прикоснуться к карабунклу своей кожи. Молчаливому. Там. где под левой рельефной грудью должно было бы биться оно самое, была лишь тишина, такая же холодная, как сам Астериум в целом.
И это не давало ему покоя, в самом деле. Если такова была задумка создателя, то отчего хмурый взор проклятия полной бесчуственности пал именно на алоокого?

- Скучно... представляя мир, утонувший в твоей сфере влияния, ты говоришь о скуке. Знаешь, почему? Я не зря сказал "кроме одной вещи". В тебе есть чувство собственной недовлетворенности как легкого несовершенства, которое ты стремишься устранить, а это уже.. моя добродетель. Мир, полностью подчиненный тебе, будет безынтересен по причине отсутствия возможных ступеней к развитию, и не желая идти путем насилия и подчинения последней возвышающейся над тобой, ты предпочтешь скуку. - Астериум прикрыл глаза, перемещая ладонь сестры под правую грудь. О, и именно там, размеренно, спокойно, билось сердце деоса. Демиург создал его иным, биологический карабункл божества был зеркален любому из известных существ. Точно так, как в черных зрачках мудреца отражалась прекрасная Диана, точно так-же сам Астериум был настроен зеркально по отношению к миру. Отражение не впитывает, отражение возвращает, по такому же принципу работало его легендарное оружие - отвергало все, возвращая чужеродные атаки нападающему. Астериум много раз думал о том, не в этом ли причина его бесконечной холодности восприятия всего? Отсутствие любви и привязанности - это не только удобно и комфортно, но еще и крайне безопасно. Однажды влезая в свой непробиваемый панцирь, он, видно, не догадывался, что окажется непрошибаемым ко всему, и что касается эмоций тоже. Но вот рука Дионаса легко скользит по его груди. Потому что Астериум так хотел, потому что он это позволил. И главная загвоздка была именно в том, что ВОТ, бинго, он был слеп и не понимал того, что просто сам не может, так сказать, перенастроить свое восприятие под чувства. Как иммунитет, отвергающий не только вирусы, но и витамины, так и Астериум был чужд абсолютно до всего. И не знал, как вырубить в себе это, хоть на мгновение. Чтобы знать больше...
Но разве он признается, что не знает?
Ха.
Никогда.

Когда нибудь потом он ей обязательно поведает о том, что в каждом деосе есть отражение собрата. И каждому из богов на самом деле знаком вкус греха и добродетели другого. Но отчего тогда Астериуму было так с л о ж н о поверить в то, что он способен видеть в своем отражении тень Дионаса?

Алые глаза щурились от едкого, дурманящего дыма. Его разума это не касалось, но у смертных однозначно мало-помалу начинало сносить башню. Астериум это ощущал пассивно через собственных фэдэлесов. Забавно, что легкий дурман он замечал, а чужое, доведенное до предела возможного возбуждение - нет. Астериум инертный. Белые брови даже не хмурились, а ровный нос без горбинок не морщился, когда до ушей доносились звуки влажных причмокиваний милых губ, сомкнувшихся вокруг плоти. Ему не было мерзко, не было завистно, не был противно, грустно, отвратительно или как либо еще. Деос в очередной раз, ах в который! убеждался, что ему тупо, ну, никак. Даже не интересно, ибо все как всегда: вот они упиваются страстью. Плоть соединяется, души, притупленные дымом, тоже стремятся к подобию единства, дабы спеть гимн любви. И покуда старший из близнецов услаждался ласками оральными, младший, смазав слюной головку члена, стал медленно проникать в тело чужого фэдэлеса. Дурман делал свое дело: они раскрепостились, их даже не смущало присутствие сторонних наблюдателей процесса. Младший уверенно вцепился в тонкие ножки руками под изящным коленом, закидывая щиколотки себе на плечи, и продолжая энергично двигаться внутри девушки. Старший, кажется, даже не стеснялся нынче ласкать рукой предоставленного бокалу вина Алкима, прикрыв глаза и массируя половой орган мужчины.

- Ни то, ни другое. Жажда знаний - как цель, как путь, который ты преодолеваешь постоянно. Вот если бы ты захотела лишить меня невинности, это была бы эмоция или инстинкт в твоем случае? - Астериум усмехнулся, возвращая ладонь Дионы на округлое, теплое бедро. Она была права, бесконечно права, думая, что алые глаза должны были бы согревать... знала ли божественная, что при рождении мир плескался в насыщенной синей радужке Астериума? И поймет, когда и почему он стал таким... неживым, таким монстром, с позволения? Глаза цвета крови - они всегда лишь у тех, кто в ней нуждается.

- Не нужно гадать, можно лишь спросить. Мы можем поиграть в честную игру. Ты задаешь вопрос, я на него отвечаю, а потом очередь переходит ко мне, и вопрос задаю я. И так далее, и так до тех пор, пока... каждый из них не кончит. Или не кончишь ты. Тебя устроит такое? - деос на сей раз улыбнулся так, что продемонстрировал жемчужный ряд зубов. О, он даже не побрезгал отнять у очевидно занятого Алкима бокал вина, да пригубить его, подзабив на свои собственные табу. Иногда ведь можно, да и... он ведь ничего тут не теряет, правда? Жизнь так скучна, если иногда не сворачивать с намеченных троп.

[AVA]https://pp.userapi.com/c840229/v840229026/3caa8/LlyDUKM6jgA.jpg[/AVA]

Отредактировано Астериум (17.11.2017 18:25:39)