Отец всегда говорил, что деньги портят людей, воздействуют почти незаметно, застилая глаза жаждущей пеленой. Говорил, что это невероятно мощная ложная ценность, за которой следуют люди, падая в бездну грехов, говорил, что нельзя позволять жалким бумажкам ослеплять себя. Жалкие бумажки? В нынешнее время только от них все и зависит, разве это не очевидно? Верно, отец не поймет, а если Алан попытается возразить на любое слово родителя, тот вновь посадит его под арест, заставит читать молитвы, тогда как мать говорила о том, что их читать необходимо от души. Как же ему хотелось поскорее закончить эту школу и поступить в университет, уехать подальше отсюда, только, чтобы не ощущать давления хотя бы с одной из сторон. Но, наверное, это были обычные мечты, спрятанные так глубоко, что в их существование верилось с трудом. Уехать? Самому выбрать университет? Отец не позволит, он уже давно решил за Алана, чем тот займется, и даже самый недогадливый смог бы понять, что рыжий и нелюдимый паренек должен занять место священнослужителя, хотел ли он того или нет. И почему эти мысли крутятся именно сейчас? Верно… Он всегда так делал. Всегда пытался уйти в свой собственный мир, полный глупых мечтаний, пытаясь абстрагироваться от окружающего общества. Тогда почему он вспомнил о деньгах? Ах да, Ричард, кажется, из богатой семьи. Хотя, вокруг него и без того ходило много слухов, как вокруг каждой яркой личности. Кто-то говорил, что этот новичок даже в тюрьме сидел, кто-то говорил, что Кроуфорд вначале вообще жил за границей, другие утверждали, что он носит с собой оружие. Они говорили и говорили, и порой Алан удивлялся тому, насколько же эти недостоверные слухи сильно влияют на людей.
Всего лишь звук рвущейся страницы, а от сердца будто отрезали кусок. Рука невольно дернулась вперед, выдавая настоящую значимость этой книги для Дэвиса. Пальцы дрожат от страха, а по вискам бьет все одно «отдай», «отдай», «отдай». Выхватить, да, выхватить, а затем бережно вклеить назад страницу, и более никогда не приносить эту Библию в школу, пусть та и была неким талисманом. Что? Что он делает? Скручивает листок… Высыпает табак… Да, Алан был не настолько заторможен из-за страха, чтобы не понять того, что задумал этот… этот негодяй! Рыжий и сам того не заметил, как мысленно начал обращаться к Богу. Как же в груди щемило. Как же давила смесь из беспомощности, сильного желания вернуть и оцепенения. Даже сейчас он просто не может смотреть в эти глаза, прожигающие на теле настоящую дырку, какой же он… слабый, не в состоянии вернуть то, чем дорожил больше всего. Это угнетало еще больше. Лишь громкий стук сердца, шум в ушах, молитва, что слышна только в мыслях и что становилась все громче, не принося хотя бы малого облегчения и успокоения. А что, если бы перед ним было бы два открытых пути: один был к отступлению, а другой – к возврату, что бы он выбрал? Он бы сбежал… Так он делал всегда, просто потому, что не мог даже возразить, не мог ничего нормально сказать, лишь боялся и выполнял все от него требующееся. Наверное, у Ричарда такого точно не было… Его душа наверняка была настолько темной, что даже схожих мыслей сроду никогда не возникало.
Что делать? Бежать? Без книги? Нет или да? Куда? Нет, только не плакать, только не при людях. Выкурить? Из любимой странички? Нет-нет-нет. Выхватить? Да, может, сейчас? Он держит её под подмышкой? Так же проще? А потом? Догонит? Что делать? Господи, помоги.
Звонок. Наверное, как небесное послание в ответ на мольбы. А дальше… А дальше Алан и сам не понимал, что сделал. Для него этот громкий звонок стал каким-то куполом, некое психологическое сравнение себя с этим громким звуком, который явно привлекает все внимание, а значит, на него сейчас никто не смотрит. Глупый защитный механизм, ведь из-за этого звонка он не стал бы невидимкой, но, должно быть (и это Алан осознает потом), ему действительно просто повезло. Повезло, что в какой-то момент Ричард прикрыл глаза, а Дэвис, почувствовав слишком мощный прилив адреналина, схватил с пола рюкзак и шустро, даже для себя, вытолкнул книжку одними лишь пальцами, отчего та с громким звуком упала на пол. Схватил, побежал. Сшиб кого-то в двери. Услышал что-то похожее на «извинитесь, молодой человек», но в тот момент было все равно. Просто бежал, быстро, боясь обернуться и увидеть бегущего Ричарда. А бежал ли тот? Вот уж это проверять рыжий точно не хотел, лишь истерично прижимал к груди Библию, понимая, что тот листок с любимой молитвой так и остался в руках, покрытых ссадинами. Вбежал в класс, отчего привлек внимание. Густо покраснел. Захотелось провалиться здесь и сейчас. Как же сильно бьется сердце, уши, кажется, даже заложило. Быстро прошел на свое место, почувствовав на парте, предназначенной только для одного, некую защиту, как будто та могла оградить его от всех этих людей. Учитель промолчал, смерил взглядом, но промолчал, и, как шептались остальные, шутя, это был эффект любимчика.
Урок начался, все внимание вернулось к доске. Какое же он почувствовал облегчение в этот момент. Но.. Постойте. Ричард же тоже должен сейчас прийти сюда, да? Господи, пусть его не пустят в класс и отправят на отработку. О чем он таком думает? Нельзя ведь никому желать зла, это же грех! Ох, ну и мысли же. Но что-то еще не дает покоя… Кого он тогда сбил в дверях? Да так мощно, что слышал приглушенный удар о стену? Хоть бы не учителя, хоть бы не учителя, иначе не избежать потом наказания… Точно, если это учитель, то он явно увидит у Ричарда табак, и тогда… Ну вот, почему он снова думает об этом?
Глубокий вдох, тяжелый выдох. Чувствует на себе взгляд Кэтрин. Почему? А, рубашка порвана, и брюки грязные. Алан чувствует, как щеки снова покрывает румянец, а поэтому отворачивается в другую сторону, где находилась… парта Ричарда. Пусть он не придет.
[AVA]http://s019.radikal.ru/i644/1709/59/3df11e5a712c.jpg[/AVA]