Мягкие пёрышки с золотистой каймой коснулись волос, от чего Ферониас чуть вжал голову в плечи, словно побоявшись, что за место ласковой поддержки, может прилететь беспощадный подзатыльник. Почему именно так, а не иначе? Было ли дело только в страхе или же всему виной лишь являлись внутренние терзания и муки совести за прошлое? Вероятно, что всё вместе и сразу.
Совушка же, явно чувствуя переживания и страдания брата, тихо и успокаивающе говорила. Её речь, полная глубокого понимания и сострадания, проникала до самых далёких и потаённых уголков разума Ферониаса, внушая и отрезвляя мысли.
- Милая Совушка, я же сам был поглощён и затянут на самое дно греха, словно в гиблом зыбком болоте, от которого нет спасения! Мне ведомо отчаяние, поглотившее её, ведомо и также уныние, вызванное печалью от боли потери. Быть может ты права, спокойствия во грехе и после него сестра бы не испытала, но жить продолжила, как продолжил и я. Хотя и можно ли назвать жизнью безостановочные скитания по мирам? - Ферониас поднял на неё глаза, словно безмолвно взглядом нечто выспрашивая.
Покрасневшие и чуть припухшие от слёз веки, мокрые следы от солёной влаги на щеках и пошмыгивающий нос - это не слишком красивая картина, но разве подобное важно? Душевные страдания могут по разному преобразить лица и тела существ разумных, кто-то так и вовсе сводит счёты с жизнью.
Вдруг прямо перед глазами возникло ровное, без единого изъяна стекло, отражающее собственную картину, не похожую на ту, что перед ним... И от этого в груди деоса свело, дыхание спёрло. Он как зачарованный, широко раскрыв глаза смотрел на прекрасный лик Беланииды.
Тонкие черты, милого лица, на котором чувственные пухлые губки растянуты в лёгкую задорную улыбку, а зелёные глаза, чуть щурясь, с некоторым лукавством смотрели из зеркала на него. "Бела!" Тихо молвили его губы, невольно тоже растянувшись в улыбке. Казалось, что деос успел позабыть за столько лет столь знакомый до боли облик, особенно эту улыбку.
Из глаз скатились слезинки, капнув на ворот одеяния. Ферониас где-то глубоко в душе безумно возжелал снова увидеть сестру, поговорить с ней, услышать чарующий голос. Возможно, что Ора, в своём порыве сделать хорошее, неведомо для себя сделала нечто обратное. Мёртвых нельзя воскресить, их не вернуть при всём величайшем желании. И даже божественных сил не хватит для этого. Осознание реальности ещё не успело закрасться в разум ушастого, когда в нём промелькнуло желание сделать невозможное, воссоздать сестру...
Однако, словно порыв могучего ветра, сносящего всё на своём пути, вырывая дома и корни деревьев, стоило зеркалу развеяться, как оглушающая тишина повисла в голове Ферониаса. Это было ошибкой. Может кому-то это действительно бы помогло отпустить прошлое, но только не тому, кто слишком долго живёт и столь долго держатся за нить, которой не существовало и в помине. Ошибкой, которую Ора не могла предугадать, Ферониас любил сестру совсем не так, его отношение к ней носило более сильный оттенок близости, доверия. Сделанного не воротишь, но ведь можно всё исправить? Можно ведь? Вот только как?
Неожиданно, дикая боль сменилась глухой тоской, той самой, что некогда окутала и затянула за собой деоса исцеления, едва не погубив его самого и тех, кто оказывался поблизости. Медленно, безмолвно, он поднялся и невидящим взглядом оглядел зал, больше не вызывающем в нём того тепла и покоя. Да и сам он был излишне спокоен.
Мерный и проникновенный голос раздался в помрачневшей тишине:
- Ты права, Ясноглазая Царица этого мира. Прошлое необходимо отпустить и не пытаться тянуть назад. - Его потемневшие до жёлто-коричневого цвета глаза воззрились на сову тяжёлым, опустевшим взглядом, в котором смешалась тоска с закипающим гневом. - Тогда зачем ты мне явила её лик? Не догадывалась верно, что это будет сравнимо с мечом, воткнувшемся в старую, зарубцевавшуюся уже от времени рану? Я любил её так, как не любил никто. А когда мог защитить и спасти от падения, оказался столь слеп и глух, что пропустил момент. И после всего, что было, ты говоришь о семье?
Медленно, но голос деоса креп, набирал силу и звучал уже пусть не угрожающе, но переполненным негодованием.
- Что мне сделала эта семья? Даже являясь родными по крови, имея единого нашего Отца Демиурга, мы умудрились расколоться на множество осколков, что стали ранить друг друга безо всякой на то причины, лишь бы силу вернуть. Где были все братья и сёстры, когда слабые страдали от тиснения сильнейших? Где наше божественное понимание? Нет его! И видно никогда не было. Все эти годы, с момента лишения сил, после смерти самых близких моему сердцу я только и делал, что скрывался, прятался, лишь бы не стать следующим. Я не хотел погружаться в кровную войну и убивать больше. Даже пытался создать себе последователей, чтобы хоть немного восстановить силы, но и тут встретился с предательством. Собственноручно разгромив собственный храм и похоронив под ним предавшего меня, пустился в скитания. Где они, эти родственные узы? Нет их и не было! Да даже будь ты моей сестрой, как и другому кому из деосов, я ни за что бы не рассказал об этом ибо если бы не мы, не наше существование, то не было бы и этого кошмара, в котором живут теперь мира! - Тяжело дыша и дрожа от бушующего гнева внутри себя, быстро приходя в себя и осознавая что наговорил, ужаснулся. Слишком долго чувства находились под замком воли и, ощутив слабину, прорвались сразу, выплёскивая резкие и грубые слова, на ни в чём неповинную Ору, ставшей той самой тончайшей каплей, что разрушила выстроенную плотину.
- Отец милостивый, что я наделал... - С ужасом прошептал Ферониас, прижав ладонь ко рту. Слово не птица, его не вернуть и не исправить. Медленно пальцы вцеплялись в рыжие волнистые волосы и сжимали пряди до ощутимой боли. - Ора...
С паникой и откровенным страхом в лучащихся золотым глазах, деос пал на колени перед птицей, осторожно обхватив ту в объятия и уткнув лицо в отдающие теплом перья шеи.
- Ора, Совушка Ясноглазая, прости мне слова жестокие. Я не хотел! Не хотел тебя ранить, я запутался в себе. Прости меня... - Горячо шепча, деос, зажмурившись, замер, расслабив руки и позволяя, в случае если та пожелает, отпустить птицу. - А коли нет... Я слишком долго был один и не способен здраво мыслить. Прогони меня коль пожелаешь, противиться не стану.
По щекам вновь стекают слёзы, но он был сам виноват. В голове в этот самый миг проносились образы того, как во сне он убегал, наткнувшись на храм и первое впечатление от встречи с Ясноглазой обитательницей храма и того, как сорвался забывшись.
"Кончено, между нами всё кончено. Истина, пусть жестока, но искренна. Продолжение вероятно бессмысленно, я чувствую это. Я для неё чужой, как мне этот мир большой, как всё вокруг. И боль во мне, родная мне. Прежнее, отпускаю я неспешно. Не святое, не грешное, не властно соединить следы. Кончено, слишком поздно всё кончено, и надежда непрочная. Напрасно, наши сердца пусты...Я для неё чужой, как мне этот мир большой, как чей-то друг, как все вокруг. Я для неё чужой, как и мне этот мир большой. И боль во мне, родная мне."