Жаркое и прерывистое дыхание, вспотевшее тело, мечущееся по временному ложу их мхов и папоротников, рыжие волосы липли к лицу и шее. Пальцы судорожно сжимали ткань тонкого одеяла, когда по лицу пробегала мука и спящий сильно хмурился, крепко сжимая до зубного скрежета челюсти и кривя рот. Деос спал глубоким и беспробудным сном, хотя, казалось бы, зачем божественным вовсе он нужен этот момент слабости, что больше преобладает у смертных.
Временами, видно когда было совсем невмоготу, тонкие губы приоткрывались и шептали что-то тихо, с глухим стоном.
Тени, тёмные и непроглядные силуэты, алчущие власти ярко блестящие в окружающей мгле глаза. Всё сумбурно и непонятно, пугало и давило на подсознание спящего.
Вот стали вырисовываться черты лиц и фигур... Братья, сёстры и завораживающая красота космоса. Почему-то мирная картина весело шутящих и переговаривающихся родных лиц пугали больше, чем тёмный туман неизвестного. Вот, одна рыжеволосая и обворожительная девушка обратила внимание на спящего.
- Брат! Брат! Что ты стоишь в стороне? Пойдём со мной, мы уже тебя заждались. - Её лучистые зелёные глаза сверкали подобно двум самым чистейшим изумрудам или росе на утренней траве после разошедшегося тумана.
- Нет.... Нет-нет-нет! Нет, такого не может быть. - С ужасом в желтоглазом взгляде, Ферониас взирал на сестру. Он помотал головой и заозирался, словно ища выход. - Такое невозможно.
- Почему? Какой ты забавный. Ты всё никак не можешь простить меня, Феро? Я правда не хотела тогда так поступать с ним...
- Тебя не должно здесь быть, сестра. Так же как и всех остальных. - Голос осип, а пальцы мелко подрагивали, теребя ткань одеяла.
- Почему ты так решил? Зачем пытаешься обидеть меня? Хотя и справедливо, после содеянного.
- Беланиида, я любил тебя, любил его и всех вас. Быть может, будь хоть малейший шанс, я многое отдал чтобы этот сон оказался явью, но, сестра...
- Не надо бояться того, что было. Сейчас ты здесь, среди нас. - Её улыбка стала шире, чем ещё больше ужаса внушила спящему.
- Вас нет нигде, вы мертвы. Ты мертва. Ведь это я убил тебя. - Прошептав эти разрушающие яркий и мирный вид слова, едва ли не физически услышал, как с жутким хрустом стал трескаться и осыпаться осколками, разбиваясь где-то в пустоте вдребезги этот сон, неся на подоле тёмного ночного одеяния следующий, сметающий всё на своём пути.
Потемнело небо, что заволокли грозовые тучи, смолкли птицы и насекомые, цветы в миг повяли и чёрными ошмётками легли на покрытую пеплом землю. Фигуры в нарядных ярких одеяниях приобрели вид грязно-серых балахонов, из-под которых не видно ног. Их лица словно маски, вместо глаз которых зияли пустые провалы.
- За что ты так с нами, брат. Разве ты нас больше не любишь? - Раздался искажённый голос, доносящийся будто бы отовсюду сразу, имея тона как женские, так и мужские, переплетённые в кошмарную какофонию. - Раз так, то почувствуй всю нашу боль! Ненависть! Страдания! Будь ты проклят!
Взвыли голоса и фигуры, обратившись в плотный туман, двинулись на него.
Развернувшись, Ферониас побежал, спиной ощущая пронизывающий холод и смрадное дыхание, обдающее шею.
- Мы тебя не отпустим, брат!
Казалось, что ноги сами несли его, но тропа бесконечно уходила спиралью в серое небо. "Это никогда не закончится! Я знаю, что повинен, но я хочу жить! Искупить свою вину, даже если слаб силой!"
Слёзы текли из глаз, застилая взор, размывая картину перед собой.
- Отец! Неужели в этом был твой замысел? Чтобы мы поубивали друг друга из алчности?! - В сердцах крикнул Ферониас и, внезапно, имя само слетело с уст. - Рирарум, помоги мне! Прошу тебя, сестрица!
Зачем он это произнёс? Да и произносил ли? Стоило заветным словам прозвучать, как они тот час же оказались позабыты, а обстановка изменилась. Перед глазами деоса возникли руины и от них веяло чем-то непонятным, странным и почему-то спасительным.
Добежав до них и переступив невидимую грань,  обернулся, заметив, что за ним больше никто не гонится, хотя внутренний ужас и паника всё ещё крепко стискивали трепетавшее бешено сердце.
Жёлтые глаза осматривали белые колонны, тронутые безжалостным ко всему временем, их высота внушала невольное благоговение. Это место напоминало храм какого-то божества. Окружающий космос лишь подтверждал нереальность происходящего своей яркостью и обилием горящих где-то бесконечно далеко светил. Тихо, практически бесшумно, ступая по плитке, на которой не было никаких намёков на пыль или грязь. Мягко трепетал ничем не потревоженный огонь в изумительных золотых факелах, оттеняя белые колонны и окрашивая их в желтовато-оранжевые тона, теряющиеся в вышине.
Перед глазами, словно возникшая из ниоткуда, массивная дверь, что лишь на первый взгляд казалась тяжёлой. Рукой коснувшись и слегка приложив усилие деос открыл дверь, выделив взглядом и природный орнамент, дивно переплетённых растений и животных, гармонично составляющих целостность некой картины.
Он шёл медленно, внимательно рассматривая обстановку, даже не чувствуя привычного холода мрамора под голыми ступнями. Его всё завораживало настолько, что страх стал отступать, уступая месту восторга и любопытства, словно ребёнок оказавшийся впервые во дворце.
До слуха донеслись слова, непривычные, мелодичные и явно складывающийся в какую-то песнь.
Подняв голову и повернувшись в поиске источника голоса, увидел чашу с огнём, над которым располагалась жердь и сидела, как ни в чём ни бывало, крупная птица. Языки огня лизали её перья, но словно не касались вовсе, оставляя перьевой покров нетронутым. Это была магия или иллюзия? А, быть может, всё ещё сон?
Сперва замерев в нерешительности и оглядываясь, будто бы кто-то ещё мог здесь находиться, Ферониас внимательнее присмотрелся к птице, отметив необычный цвет глаз и перьев, что не свойственно ни одному из видов подобных птиц, виденных им ранее. Или он уже такое видел? А может слышал? Странная пелена окутала уголки памяти, покрыв собой что-то важное, что сейчас никак не удалось вспомнить, хотя он и попытался припомнить. Однако, с отчаянием осознав невозможность этого, вздохнул, отведя глаза от птицы.
Тогда она заговорила, приветствуя и задавая вопросы своим чарующим и успокаивающим голосом, так похожим на голос их некогда умершей сестры. Боль в груди заставила зажмуриться и кулак прижать к области с сердцем.
- Прости если потревожил ненароком. Мои манеры далеки от хороших, я не знал, что это за место и набрёл на него случайно. - Подняв всё же на неё жёлтые, словно заходящее солнце, глаза, проговорил Ферониас. - И без спросу зашёл сюда. Я сейчас же покину его.
Хотя сам понимал, что страх никуда до конца не исчез и, представив, что придётся покинуть этот храм, вернувшись в мрачные дебри, где рыщут в его поисках тени, испытал первозданный ужас, от чего вздрогнул и обхватил себя руками, пальцами вцепившись в собственные руки чуть повыше локтей так, что костяшки посветлели, несмотря на тёмную смуглую кожу.

Успокаивающие нотки голоса говорящей совы отвлекли от тягостных дум, захвативших разум Ферониаса. Стоило ли говорить о том, что такому он был даже несколько рад?
- Ора... - Медленно произнёс ушастый. Где-то в глубинах памяти шевельнулся и затих щекотливый порыв, словно кем-то неведомым заблокированный. Это имя определённо он слышал раньше, вот только где? Да и когда? Ведь ответ прямо чувствовался на кончике языка, готовый в любой миг сорваться, но так и не срывался.
Подняв взгляд на пернатую красавицу, Ферониас несколько секунд всматривался в её глаза.
- Знакомы... Наверное да, хотя меня не покидает странное ощущение, словно я уже слышал это имя. Может когда-то слышал похожее созвучие? - Пытался сам себя убедить ушастый, наконец обратив внимание на то, что он ранее принял за чудесно переданные творцом статуи, оказалось на самом деле стаей настоящих сов, что теперь внимательно смотрели на гостя со всех сторон.
По телу прошлась мелкая дрожь от этого чувства, словно мышка бегущая по полю среди травы, но чувствующая взгляд бесшумного хищника в высотах небосвода, что уже заметил свою жертву и теперь настойчиво пасущий её.
Ферониас вздрогнул, прикрыв резко голову руками и как-то сразу сгорбился, когда птицы зашебуршались, разминая крылья и срывались со своих насиженных мест. Но следом вновь раздался голос Оры, всё также безмятежно и поистине терпеливо объясняющий гостю, что птицы не причинят вреда.
Распрямляя спину и опуская руки, вникая в произнесённые слова, Ферониас цеплялся за знакомую до физической боли, терзавшую душу уже долгие годы, историю. Её он знал, помнил и по своему переживал.
- Ты говоришь так, словно видела собственными глазами те моменты истории мирозданий. Кто же ты, Ора? - Всё же, несмотря на заблокированную память, интуицию и проницательность тяжело приостановить. И Ферониас чувствовал, что ответ настолько близко от него, стоит рукой подать и дотянешься, однако, всё же нечто мешало, отодвигало момент истины, таящийся за кулисами и, словно ловкими пальцами кукольника, дёргало когда необходимо за верёвочки.
- Что меня терзает? Это прошлое, оно никак не может отпустить меня, а я не способен убежать от него. Прямо как сейчас, во сне. - Оглядевшись, Ферониас взглядом поискал место, куда можно присесть. Да и хотя храм преображался прямо на глазах, заполняясь тёплым, согревающим душу светом,
- Могу ли я высказать то, что гнетёт меня, не побоявшись быть осмеянным? - Неуверенно произнёс ушастый, заглянув птице прямо в прекрасные большие глаза.

Жёлтые глаза подёрнулись туманной пеленой, когда Ферониас услышал ответ, что мог имя где-то услышать. Неужели он обманулся в собственных чувствах? Неужели его душа настолько заплутала в потёмках уныния и отчаяния, что совершенно растеряла умения ощущать самого себя и окружающих?
- Возможно, что ты права и мне просто хочется думать так, словно давно знакомы. Наверное, где-то дошло до моего слуха это имя, может кто его просто при мне обронил в разговоре. - С грустью в голосе всё же согласился ушастый, отведя взгляд от божественной совы.
Медленно, он стал двигаться по краю зала, поднимая руку и кончиками пальцев касаясь колон. Это, казалось бы, бесполезное действие, его успокаивало, возвращало в уравновешенное состояние.
В голове зазвучала прекрасная мелодия, металлическими колками прокручивая в голове, словно в шкатулке, в добавок к звону колоколов.
- Я когда-то был любим и любил в ответ. Она была прекрасна как восход на одной из самых ярчайших планет, её огненно-рыжие волосы развевались при беге, а зелёные, словно самая сочная трава или прекраснейшие огранённые мастером изумруды, глаза всегда смотрели на меня. Но наша раса, деосов, слишком самодовольна, эгоистичная и по своему, однако, прекрасная. Наш Единый Отец разгневался, хотя мы, его дети, имели лишь то, что он дал нам от себя. Нас настигла всеобщая кара, не пощадившая никого. Ни самых лютых и отважных, ни хрупких и беззащитных с ранимою душой. Она была такой. Вместе с ещё одним братом, мы пустились в бега, ещё не подозревая, что зерно, что не имеет ростков плодоносящих, отравляло сестру. Много лет Беланиида сражалась сама с собой в одиночестве, не желая нас тревожить или отягощать своей проблемой.
Ферониас остановился, замерев, как и замерла проводящая по колоне рука, голос дрогнул. Медленно опустив руку, деос ссутулился, опустив плечи, будто на него возложили тяжкий груз.
- Это была моя вина, что я не заметил раньше, когда она устала бороться и поддалась отчаянию. Своему греху, что сподвиг её на ужасный поступок. Она отвлекла меня и в тот момент нанесла решающий удар. Уж лучше бы это был я! - В сердцах воскликнул Ферониас, воздев руки к верху, смотря куда-то за грань владений Оры, неузнаваемой сестрицы.  Медленно ладони накрыли лицо, скрывая выступившие слёзы. Он опустился на колени и совсем тихо, приглушённо из-за ладоней, продолжил говорить, но теперь медленнее и будто бы выталкивая из себя слова, что давались теперь с большим трудом.
- Я застал её. В тот момент она пришла в себя на мгновение и посмотрела на меня... Я никогда до сего момента не ведал чувства гнева или ярости и поэтому не сумел остановиться вовремя. Видно такова была наша доля. Брата пасть от руки поглощённой грехом отчаяния горячо любимой сестры, дать ей шанс очнуться и погибнуть от моих рук.
Слёзу катились из глаз, огибая руки и находя щели, стекали по щекам. Лицо щипало, боль переполняла душу, разум и сердце, что обливалось кровью от болезненных воспоминаний, разрывавших саму частичку личности деоса исцеления.
Слова перемежались со всхлипами, опущенные плечи вздрагивали и деос никак не мог остановиться, слова сами находили выход, что столько времени таились где-то глубоко-глубоко, накапливавшиеся и именно сейчас хлещущие через край удерживавшей их ранее силы воли.
- Я убил её! Я её убил! Свою возлюбленную сестру, что была единственным лучом света среди всех множеств гигантов, сжигавших своим величием и силой. Гнев, ярость, ненависть впервые переполнили меня и следом наступило опустошение, когда осознал то, что наделал. От неё ничего не осталось, кроме сфер, которые поглотил. На смену злости и опустошения пришло отчаяние, повергшее меня в уныние. У меня не осталось никого, кем я так дорожил и кого должен был спасти, а не приносить в жертву. Теперь же... Не осталось никого. Лишь тени минувших дней и лет, что преследуют меня во снах.
Подняв голову и оторвав от заплаканного лица руки, Ферониас взглянул на птицу. Жёлтые глаза смотрели с такой тоской и отчаянием, словно ещё немного и он сорвётся, став тем, кого прозвали Отцом Уныния.
- Ора, моя душа болит так, что даже смерть не страшит меня. Я боюсь вновь погрузиться во тьму и приносить живым существам миров смерть и разложение их душ. Во мне не осталось решимости держаться кого-то, а мои фамильяры лишь замена умершим брату и сестре, я это прекрасно осознаю, как и тот факт, что мои родные мертвы. Что я могу сделать теперь, кроме как уйти? Милая Ора... Я устал так жить. Устал жить под гнётом собственного разума и воспоминаний, которые никогда не покинут меня.

Мягкие пёрышки с золотистой каймой коснулись волос, от чего Ферониас чуть вжал голову в плечи, словно побоявшись, что за место ласковой поддержки, может прилететь беспощадный подзатыльник. Почему именно так, а не иначе? Было ли дело только в страхе или же всему виной лишь являлись внутренние терзания и муки совести за прошлое? Вероятно, что всё вместе и сразу.
Совушка же, явно чувствуя переживания и страдания брата, тихо и успокаивающе говорила. Её речь, полная глубокого понимания и сострадания, проникала до самых далёких и потаённых уголков разума Ферониаса, внушая и отрезвляя мысли.
- Милая Совушка, я же сам был поглощён и затянут на самое дно греха, словно в гиблом зыбком болоте, от которого нет спасения! Мне ведомо отчаяние, поглотившее её, ведомо и также уныние, вызванное печалью от боли потери. Быть может ты права, спокойствия во грехе и после него сестра бы не испытала, но жить продолжила, как продолжил и я. Хотя и можно ли назвать жизнью безостановочные скитания по мирам? - Ферониас поднял на неё глаза, словно безмолвно взглядом нечто выспрашивая.
Покрасневшие и чуть припухшие от слёз веки, мокрые следы от солёной влаги на щеках и пошмыгивающий нос - это не слишком красивая картина, но разве подобное важно? Душевные страдания могут по разному преобразить лица и тела существ разумных, кто-то так и вовсе сводит счёты с жизнью.
Вдруг прямо перед глазами возникло  ровное, без единого изъяна стекло, отражающее собственную картину, не похожую на ту, что перед ним... И от этого в груди деоса свело, дыхание спёрло. Он как зачарованный, широко раскрыв глаза смотрел на прекрасный лик Беланииды.
Тонкие черты, милого лица, на котором чувственные пухлые губки растянуты в лёгкую задорную улыбку, а зелёные глаза, чуть щурясь, с некоторым лукавством смотрели из зеркала на него. "Бела!" Тихо молвили его губы, невольно тоже растянувшись в улыбке. Казалось, что деос успел позабыть за столько лет столь знакомый до боли облик, особенно эту улыбку.
Из глаз скатились слезинки, капнув на ворот одеяния. Ферониас где-то глубоко в душе безумно возжелал снова увидеть сестру, поговорить с ней, услышать чарующий голос. Возможно, что Ора, в своём порыве сделать хорошее, неведомо для себя сделала нечто обратное. Мёртвых нельзя воскресить, их не вернуть при всём величайшем желании. И даже божественных сил не хватит для этого. Осознание реальности ещё не успело закрасться в разум ушастого, когда в нём промелькнуло желание сделать невозможное, воссоздать сестру...
Однако, словно порыв могучего ветра, сносящего всё на своём пути, вырывая дома и корни деревьев, стоило зеркалу развеяться, как оглушающая тишина повисла в голове Ферониаса. Это было ошибкой. Может кому-то это действительно бы помогло отпустить прошлое, но только не тому, кто слишком долго живёт и столь долго держатся за нить, которой не существовало и в помине. Ошибкой, которую Ора не могла предугадать, Ферониас любил сестру совсем не так, его отношение к ней носило более сильный оттенок близости, доверия. Сделанного не воротишь, но ведь можно всё исправить? Можно ведь? Вот только как?
Неожиданно, дикая боль сменилась глухой тоской, той самой, что некогда окутала и затянула за собой деоса исцеления, едва не погубив его самого и тех, кто оказывался поблизости. Медленно, безмолвно, он поднялся и невидящим взглядом оглядел зал, больше не вызывающем в нём того тепла и покоя. Да и сам он был излишне спокоен.
Мерный и проникновенный голос раздался в помрачневшей тишине:
- Ты права, Ясноглазая Царица этого мира. Прошлое необходимо отпустить и не пытаться тянуть назад. - Его потемневшие до жёлто-коричневого цвета глаза воззрились на сову тяжёлым, опустевшим взглядом, в котором смешалась тоска с закипающим гневом. - Тогда зачем ты мне явила её лик? Не догадывалась верно, что это будет сравнимо с мечом, воткнувшемся в старую, зарубцевавшуюся уже от времени рану? Я любил её так, как не любил никто. А когда мог защитить и спасти от падения, оказался столь слеп и глух, что пропустил момент. И после всего, что было, ты говоришь о семье?
Медленно, но голос деоса креп, набирал силу и звучал уже пусть не угрожающе, но переполненным негодованием.
- Что мне сделала эта семья? Даже являясь родными по крови, имея единого нашего Отца Демиурга, мы умудрились расколоться на множество осколков, что стали ранить друг друга безо всякой на то причины, лишь бы силу вернуть. Где были все братья и сёстры, когда слабые страдали от тиснения сильнейших? Где наше божественное понимание? Нет его! И видно никогда не было. Все эти годы, с момента лишения сил, после смерти самых близких моему сердцу я только и делал, что скрывался, прятался, лишь бы не стать следующим. Я не хотел погружаться в кровную войну и убивать больше. Даже пытался создать себе последователей, чтобы хоть немного восстановить силы, но и тут встретился с предательством. Собственноручно разгромив собственный храм и похоронив под ним предавшего меня, пустился в скитания. Где они, эти родственные узы? Нет их и не было! Да даже будь ты моей сестрой, как и другому кому из деосов, я ни за что бы не рассказал об этом ибо если бы не мы, не наше существование, то не было бы и этого кошмара, в котором живут теперь мира! - Тяжело дыша и дрожа от бушующего гнева внутри себя, быстро приходя в себя и осознавая что наговорил, ужаснулся. Слишком долго чувства находились под замком воли и, ощутив слабину, прорвались сразу, выплёскивая резкие и грубые слова, на ни в чём неповинную Ору, ставшей той самой тончайшей каплей, что разрушила выстроенную плотину.
- Отец милостивый, что я наделал... - С ужасом прошептал Ферониас, прижав ладонь ко рту. Слово не птица, его не вернуть и не исправить. Медленно пальцы вцеплялись в рыжие волнистые волосы и сжимали пряди до ощутимой боли. - Ора...
С паникой и откровенным страхом в лучащихся золотым глазах, деос пал на колени перед птицей, осторожно обхватив ту в объятия и уткнув лицо в отдающие теплом перья шеи.
- Ора, Совушка Ясноглазая, прости мне слова жестокие. Я не хотел! Не хотел тебя ранить, я запутался в себе. Прости меня... - Горячо шепча, деос, зажмурившись, замер, расслабив руки и позволяя, в случае если та пожелает, отпустить птицу. - А коли нет... Я слишком долго был один и не способен здраво мыслить. Прогони меня коль пожелаешь, противиться не стану.
По щекам вновь стекают слёзы, но он был сам виноват. В голове в этот самый миг проносились образы того, как во сне он убегал, наткнувшись на храм и первое впечатление от встречи с Ясноглазой обитательницей храма и того, как сорвался забывшись.
"Кончено, между нами всё кончено. Истина, пусть жестока, но искренна. Продолжение вероятно бессмысленно, я чувствую это. Я для неё чужой, как мне этот мир большой, как всё вокруг. И боль во мне, родная мне. Прежнее, отпускаю я неспешно. Не святое, не грешное, не властно соединить следы. Кончено, слишком поздно всё кончено, и надежда непрочная. Напрасно, наши сердца пусты...Я для неё чужой, как мне этот мир большой, как чей-то друг, как все вокруг. Я для неё чужой, как и мне этот мир большой. И боль во мне, родная мне."

Всё же невозможно постичь всю глубину мудрости, терпения и всепрощения совиной богини, что по своему пыталась помочь своему брату, запутавшемуся в самом себе и том прошлом, ставшему самыми крепкими оковами, удерживавшими от желания жить.
Ферониас внимал словам Оры, осторожно отстранившись. Стыд. Боль. Чувство вины. Эти ощущения заставляли его отводить взгляд от неё, отстраняться.
Он медленно поднялся, держа чуть понурившую голову и опустив плечи, однако в этот раз деос не стал пускаться в слёзы. Ему действительно стало легче и, кроме ощутимого чувства вины за собственные слова, мягкими объятиями охватило спокойствие в душе. Его грех - Уныние. Именно оно поглощало, манипулировало им. Теперь, очистившись, разум старательно разгребал беспорядок, позволяя думать.
- Ценить то что имею и тех, кто готов идти за мной. - Медленно, словно разбирая на каждую буковку, протянул Ферониас, взглянув на звёздный небосвод. Даже если это всего лишь иллюзия, но даже она захватывала внимание и дух своей красотой. В далёких звёздах всегда имеется своё очарование. - Ты права, Ясноглазая Совушка Ора.
Перед глазами мелькнул один образ, образ совершенно недавнего прошлого.
- Если нет возможности встретить тех, кто пойдёт за мной, тогда я взращу их сам. - Его светящиеся сейчас не просто жёлтым, а золотистым цветом глаза обратились к сове. - Думаю, что теперь, пусть не сразу, но я начну меняться. Постепенно, шаг за шагом, вместе с моими детьми, что помогут мне в этом. Я благодарен тебе, милосердная и мудрая Ора, за твои слова, терпение и понимание. Во многом я был не прав, но именно осознание своих ошибок поможет мне идти дальше. Не уверен, что прошлое сумею забыть или отпустить, моя жизнь слишком длинна для этого и память не желает терять ни единого мгновения из прожитого, но всё же...
Подняв руки, Ферониас стал ладонями и пальцами стирать со своих щёк остатки солёной влаги, оставшейся после слёз, а затем чуть улыбнулся мягко.
- Я запомню твои слова, Уважаемая Ора. Более мне не страшны кошмары.

Это чувство, когда ты поднимаешься из глубин подсознания, где во сне бродишь по самым необычным уголкам. Вот Ушастый смотрел на Владычицу снов, а в следующее мгновение резко пришёл в себя, открывая жёлтые глаза и тут же щурясь от слепящего утреннего луча светила, что шаловливо сверкнул. Тёплые пальцы коснулись век и слегка помассировали. В разуме, ещё отчасти нежащемся в мягкой неге сна, царила странная пустота, будто что-то блокировало её, чтобы затем двери, заблокированные ранее волей деонессы, открылись нараспашку, впуская в себя всё, что произошло во сне и осознание того, кем являлась на самом деле Сова.
- Рирариум... - На выдохе произнёс имя Ферониас, прикрывая ладонью вновь открывшиеся глаза, стал подниматься, но вторая ладонь легла на нечто постороннее на импровизированном из мхов и листвы ложе. Осторожно подняв пальцами за ободок, стал рассматривать ловец снов, словно диковинную вещицу, коей для него она и являлась. Не то что бы таковых не видел, сколько особо внимания не обращал. Всё же большую часть проводил на просторах вдали от населённых пунктов.
Так что же деос ощущал по отношению к своей сестре? Со смутным чувством неопределённости, он встал с земли и щурясь посмотрел на восходящее светило местного мира. "Я вспомнил, всё от начала и до конца. Но никак не могу понять, как к этому пришло? Во сне был кошмар и, когда я позвал её, сам того не ведав, она явилась, скрыв свою природу. Может из-за моих последних слов? Хотя я действительно так считаю, что невозможно воссоздать то, чего не было с самого начала. Отце совершил ошибку, раздав каждому сферы и при этом не связав узами. Поэтому и поныне возникают ссоры, непонимание между разумными."

Спустя 991 год после встречи Ферониаса с Рирарум во сне.
3002 год

- Фири? Яблоко хочешь? Тогда давай нарвём. - Раздался необыкновенный дублирующийся женскими и мужскими интонациями голос из-под глубоко натянутого капюшона, откуда сверкают глаза во тьме за белой маской.
Ферониас пару дней назад ступил на земли даденгеров, прослышав о том, что там растут его творения висильминии. И вот, на пути к их месторождению, деос вместе со своей химерой шёл мимо дикорастущих яблонь, высоких и прячущих плоды ближе к небу.
По началу мальчик просто спокойно шёл и не оглядывался, а затем уловил движения птиц среди веток и его глаза засверкали хищническим инстинктом. Однако, достать птиц не удалось, зато мальчик оценил вкус дички и теперь замер перед одним из деревьев, задрав голову и руками пытаясь достать до заветных плодов. С его губ слетало нечто нечленораздельное, по сути отдельные звуки, что издают младенцы.
Поэтому Ферониас остановился и решил помочь достать несколько штучек, да и самому перекусить можно будет.
Однако, стоило его подняться на цыпочки, как в макушку прилетело нечто жёсткое, хотя и с мягким оперением. От неожиданности деос потерял равновесие и маской со скрежетом впечатался в неровную кору ствола яблони, а химера не теряясь поймал эту самую подушку в свои руки и, судя по его выражению лица, птичка в его представлении выглядела ну очень вкусно...
- Ох... ладно не лицом, но, уверен, маска либо треснула, либо оцарапана. - Промолвил деос, поднимаясь с земли и проводя пальцами по маске и отмечая выщербленные места, одновременно с этим он обернулся, чтобы увидеть весьма красочную картину того как Фири сглатывая слюну крепко прижимает к себе сову, при этом со счастливой улыбкой на лице смотрит на него и пытается произнести:
- Хозя-ин. Вкус-но. Ужи-н? - Глазёнки прямо сияют от радости.
Вот только Ферониасу стало не просто смешно, за маской глаза сощурились, когда он рассмеялся, одной рукой ухватив свой живот под одеянием, а другой коснулся маски, будто пытаясь закрыться.
- Ха-ха! Никогда бы не подумал, что мою сестрицу Совушку примут за ужин. Здравствуй, Риру, Милая. - Чуть отсмеявшись уже спокойнее проговорил деос, хотя и не пытался как-то вызволить птицу из рук химеры. Кроме слов разве что, от чего Фири очень расстроился, поджав губки и приподняв брови на манер крыши домика. - Фири, осторожно опусти птицу, её есть нельзя. Конкретно эту.
Не раздумывая, присев на корточки, мальчик опустил на траву залётную во всех смыслах гостью.
[AVA]http://s7.uploads.ru/JlxML.png[/AVA]

Отредактировано Ферониас (08.10.2017 13:59:51)