Белые пальцы аккуратно скользят по теплым, шершавым камням. Мысленно Астериум представляла, что сейчас восседает на огромном, пышущим жаром изнутри, драконе - земли Биоторуса во много так и ассоциировались у Астериума, что сейчас, прикрыв глаза, наслаждался теплым климатом единственного пригодного к спокойной жизни материка планеты. Несколько дней назад, она и еще несколько фэдэлесов прибыли в это место, давно прикрытое знаменами Истинного пути. Одна из множества "духовных" деревень ордена остались где-то позади, в радиусе километра, и никто из фэдэлесов не смел тревожить покой деоса. Ну, кроме одного, пожалуй.

- Не сиди так, словно я тебя в чан с дерьмом заставила залезть. Просто расслабься, - Астериум усмехнулась, поправляя на плечах длинную, сложную мужскую накидку. Привыкшая видеть Джудала полуобнаженным, деос была относительно удивлена его внешнему виду во время самого ритуала. Пусть это и было ритуальное одеяние, но оно ему безумно шло, и деос, разумеется, думала об этом уже многим позже, после всего случившегося, когда жизни фэдэлеса ничто не угрожало. И последние пару дней любые попытки нарядить климбата во что-то подобное вызывало ярый протест у босоногого, и потому, видимо, сейчас эссенций торчал в том месте, где одежда не нужна вовсе - по плечи утонув в теплой воде источника. Астериум же, не желая сдаваться, демонстративно таскала красивые одеяния на себе - наверное, таким образом она пыталась шутить и быть хоть капельку... не такой серьезной, как всегда. Сейчас девица возвышалась над парнем, сидя сбоку на теплых камнях, опустив в слегка дымящуюся водицу ноги примерно до половину голени. В согретой жаром планеты воде плавали мелкие рыбешки, какие-то особенные и способные выживать при горячих температурах Биоторуса, что то и дело пытались ущипнуть деоса за кожу. Это было щекотно, но деос, впрочем, на это внешне не реагировала никак, лишь иногда болтая ногами в прозрачной купели, да поглядывая на угрюмого фэдэлеса.

[abbr="float:left"][/float]Ему тяжело, и она это хорошо понимала. Ее тупое счастливое настроение не могли испортить сотрясающие душу и само естество глубинные кошмары, Астериум к ним привыкла. А к тому, что фэдэлесы выживают после такого ритуала - совсем нет. И потому просто радовалась, как какое-то смертное дитя, что костлявая леди на сей раз оказалась вполне милосердна к своему гончему. Джудал плохо спал, или даже наверное не спал иной ночью вовсе, залипая где-то в окрестностях. Кто-то из фэдэлесов деревни жаловался, что в соседнем городке позавчера нашли растерзанный (очевидно, климбатом) труп молодого парня. Астериум не осуждала, не задавала вопросов, но и что такое поддержка и как ее проявлять, видимо, тоже не смыслила. Слишком уж... смертные все эти вещи. Рожденая в обществе агрессивных собратьев, деос никогда не понимала сам смысл и концепт близких отношений, близких не физически, а духовно. И привыкнув чувствовать всех фэдэлесов примерно в равной степени, и затем внезапно прощупать столь сильную связь, да еще и там где она и без того была такой... такой... кхм... Астериум всегда свои мысли раскладывала по полочкам, они представлялись в неких золотых звеньях единой цепи, всегда четко следующие одна за другой, без сбоев, но едва только они уходили куда-то дальше, за пределы чувств, обусловленных отношениями "деос-фэдэлес" между Астериумом и Джудалом, как деос впадала в откровенный ступор. И не могла найти не то что сказать, даже как это мысленно объяснять самой себе. О том, чтобы объясняться перед самим климбатом речи, разумеется, не шло вообще. Да и какой в этом смысл - Астериум откровенно не понимала, и считала что не поймет никогда, ибо эти вещи плавали где-то за гранью божественной души. Во всяком случае, так она тешила саму себя сейчас, чуть склонившись на бок, и бледными руками сминая широкие плечи эссенция в своеобразном расслабляющем массаже. Стояло раннее утро, и солнце медленно двигалось к своему пику, но сюда, в тень раскидистых ив, лучи света не могли пробиться в полной мере, и потому приятную послерассветную прохладу дополнял ласковый полумрак. Чуть позже, в самый жаркий час суток, запоют свои трели цикады, а пока что их сменяло мерное жужжание пчел, слетевшихся на поднос с фруктами, любезно оставленный кем-то из прислуги. Бессмертной довольно быстро надоело перебирать темные волосы, пытаясь их, влажных и тяжелых от воды, собрать в косу - слишком длинные, но еще больше ей надоело это задумчивое отрешенное от всего выражение лица у постоянно беспечного эссенция. - Закрой глаза.

Не закрывал. Астериум сощурилась, не долго думая, стаскивая с груди шелковую рубашку и быстро скручивая ее в подобие жгута. Бледная, не церемонясь, повязала ткань вокруг глаз эссенция, заставив упереться затылком в ее белое бедро. Бледные пальчики, отгоняя красную осу от подноса с фруктами, осторожно выцепили пару белых виноградин, настойчиво катая ягоду возле мужских губ.

Чувствовать странную пропасть там, где ее раньше не было было странно, да и, быть может, она всегда была внутри климбата, просто деос раньше не обращала на это внимания. Или просто не было повода заглянуть так глубоко в его израненную прошлым душу? И дело было не только в том, что некогда легкого эссенция заразило опасное существо, вырывая позвонки из прошлой жизни и замещая их новыми, не только более гибкими и прочными, но и с изрядной порцией жестокости. Дело было и в том, что, кажется, Джудалу было вполне комфортно в этой образовавшейся яме. Он чувствовал себя максимально вольготно сидя на темном, прохладном дне одиночества, и в это от части Астериум его понимала... и не понимала, от чего же он бежит теперь. Разве не он так яро рвался пройти этот ритуал, не он ли ей доказывал, что вот все не прошли, а он пройдет, а он вот сможет. И смог, сидит живой, отогреваясь от сковавшего нутро кошмара в горячем источнике. Да, ему тяжело, но она... предупреждала, что даже если у него каким-то чудом хватит сил выжить, на этом ничего не закончится. Ему придется учиться держать под контролем свои мысли и воспоминания, ему придется стать более чувствительным ко всему, что мелькает в голове, иначе...
Иначе, нырнув в чужой омут, можно потерять самого себя.

Кажется, следом за виноградом девица желала скормить климбату кусочек спелой дыни. Бледная рука вертела сочную мякоть, как-то игриво даже, наблюдая за тем, как Джудал снимает повязку с глаз и поворачивается к ней лицом. Сладкий сок стекал по ее пальцам вниз, а сам кусочек, вопреки ожиданиям, она скормила самой себе, впрочем, напоследок проведя липким пальчиком еще раз по губам эссенция. - Потому что мне не...

Она точно знала, что это произойдет. Можно даже сказать, предварительно оголилась, найдя рубашке более практичное применение, пусть и ненадолго. Расшитый серебряными нитями шелк теперь плавал где-то поодаль, и деос, к слову, тоже была где-то там же. Источник хоть и не имел плавного спуска-бережка, а больше был похож на подобие колодца, все таки у самых краев был неглубок, и Астериум довольно быстро всплыла, выплюнув часть воды попавшей в род. Руки смахивали с лица налипшие белые волосы, - ... потому что мне не нравится вода.

«Но иногда нравится то, что в ней плавает», - подумала она, и тут же мысленно заткнулась, не желая, чтобы Джудал это услышал. А для пущего эффекта, слегка повела рукой, заставляя воду возле эссенция практически ожить, окатывая наглеца горячим потоком. Это было... странно. Даже то, как она себя вела сейчас - какое то желание шутить, просто... радоваться? Да, наверное радоваться и не думать ни о чем, ни о каких окружающих проблемах, словно они хоть ненадолго остались где-то там, на Эридии вместе с большей частью ордена. Даже непрекращающийся гуд тысяч фэдэлесов Астериум нарочно заглушила сейчас, подплывая, вернее, медленно шагая ближе к оставшемуся у бортиков Джудалу. Белые руки, явно контрастирующие со смуглой кожей, сцепились вокруг мужской шеи. Астериум прижималась грудной клеткой к фэдэлесу, ноги при это слегка поджав, тем самым позволяя легким потокам воды качать тело, что держалось сейчас полностью за упрямого духа. Очень долгий взгляд, который следовал за этим действом, сменился аккуратным прикосновением ладони сначала к затылку, слегка путая пальцы во влажных волосах, затем аккуратно двигаясь к лицу, большим пальцем руки стирая с щеки Джудала одну из множества капелек воды.

- Так странно. В этом мире столько вещей постоянно требуют моего внимания, а оно сейчас полностью сосредоточено только на одном.

Астериум выдохнула. Говорить такое... нет, это не было стыдно, это было.. действительно странно и непривычно, словно человека, который всю жизнь ходил только в черном, внезапно нарядили во все цвета радуги. Астериум чувствовала себя нелепо, словно без рук и ног пыталась выполнить какой-то очень сложный акробатический крюк. Она не насмехалась над этим чувством, ни в коем разе, просто оно было таким... диковинным. И на самом деле всё меньше и меньше казался чем-то неправильным. Белая щека опустилась климбату на выглядывающее из под воды плечо. Алые глаза смотрели куда-то в сторону, возможно высматривая копошащихся под водой рыбешек, возможно не разглядывая вообще ничего и что-то одной ей понятное в прозрачной мерцающей глади.

- Я знаю, это трудно. Вернее, я просто чувствую эту тяжесть внутри тебя. Как камень, который продолжает давить и тянуть на дно того озера, - Астериум слегка хмурится. Она не будет говорить ему фраз аля "я же предупреждала" или "говорила же, что не стоит этого делать". Если он справился, значит он силен, и значит он был готов столкнуться с подобным. А если нет... - Я просто хочу чтобы ты знал, что я не позволю уйти тебе на дно. Я буду рядом, как тогда, и не потому что нас связывает особая связь, или просто потому что ты мой фэдэлес.

Астериум умолкла, чувствуя, что ее опять уносит куда-то прочь, прямо как ту самую несчастную шелковую рубашку, что уже путалась в ветвях дальней ивы. По моему, именно так же сейчас Астериум цеплялась за древо здравомыслия в своей голове, не позволяя поддаться потоку эмоций. Или стоит в кои то веки это сделать, совсем. «Только так и долетают до звездного края... до легкого пепла без боли сгорая.» Так давно она слышала эти слова, от собрата, когда она спросила у него как можно достичь предела вселенной, и он ответил ей "так, или никак". И тогда она эти слова не поняла...

Астериум подняла свои глаза вновь к его спокойному лицу. Даже не смотря на хваленую связь, даже не смотря на то что она какая-то совсем особенная теперь, даже не смотря на всё это, бессмертная никак не могла поймать внутри него что-то очень важное, что-то что могло бы помочь ей преодолеть какой-то ощутимый барьер. Астериум отличался терпением, торопиться - это никогда не было про него, и если что-то еще не произошло, значит пока не пришло время. Слегка опираясь руками в плечи климбата, Астериум подтягивая тело наверх, выравнивая тем самым взгляд, и лишь затем скрепила его излишне робким поцелуем, в котором не читалась страсть или вожделение, но что-то определенно более глубокое и чувственное.

Маленькое безумие, возникшее где-то под ребрами, рожденное ласковыми прикосновениями смуглых пальцев к ее коже, кажется, растворились мириадами водных брызг вокруг, запахов, в тихих звуках и нежных трелях птиц. Блаженное спокойствие на душе с дичайшим контрастом соперничало с учащенным сердцебиением в правой части груди, и успокаивалось от каждого теплого прикосновения чужих губ с кожей, едва ли не замирая на секунду, чтобы после забиться с новой силой. Это был трепет, который очень легко читался и в алых глазах - зрачок расширился, вытеснив радужку, в которой были так хорошо заметные черные вкрапления. Если кто-то там жаловался на отвратительную ауру климбата, то Астериум, бесспорно, сейчас бы с этим согласилась... только по своему, и дело было не в какой-то там радиации, а в самом Джудале, что своим присутствием выбивал из Астериума всякие силы, древнюю мощь, вселенскую мудрость, терпение и даже - и главное - тот пресловутый самоконтроль, на который деос так всегда надеялась, и в котором была уверена... до сих пор. Этот фэдэлес... имел на нее какое-то особое влияние, природу которого алоокая постичь всё никак не могла, ибо не понимала, не знала, и не сталкивалась с подобным до сей поры. Это как яд, к которому нет противоядия, как сладость, что никогда не будет горчить, как... любовь, которой не должно было случиться. Так мир решил, может даже сам Демиург завещал и был против, и теперь с любопытством, восседая среди звезд, обращал свой взор вниз, насмехался и качал головой. Как глупо... ни климбат, ни тем более деос не был им сотворены для этого чувства, так был ли смысл предаваться ему сейчас? Или хотя бы верить, что все происходящее вокруг - не очередной кошмар-испытание, не грех, который тоже надо пережить, не та иллюзия, что развернувшись пышным благоухающим цветком вдруг ужалит шипами в самую душу... Иногда Астерии становилось жутко от мысли, что это все нереально, и что это ведение, в которое она с такой легкостью поверила, и продолжает верить каждому вздоху, движению и слову Джудала. А как же иначе?

- Неправильно, - мокрый от горячей воды пальчик коснулся губ духа. Взгляд Астерия направила туда же, сама дивясь и сопротивляясь чувству, что сейчас она невероятно ошибается, предпочитая слова вкусу этих пухлых мужских губ. - Слышу я как деос, но чувствую... как девушка, ты прав. И это...

Это, наверное, слабость, которой она сопротивлялась из последних сил, чувствуя трепетную негу, что сводила мышцы тела от каждого случайного и нет прикосновения, от каждого поцелуя алоокая готова была истлеть мигом подобием феникса, лишь бы больше не испытывать эти терзания. И заключались они в том, что... было невероятно сложно балансировать на этой грани, где для всего мира ты - деос-создатель, а для одного единственного климбата в этом мире просто близкая душа, и не важно, сколько миров и тысячелетий было у нее за спиной. Астериум жадно отвечала на поцелуй климбата, словно соперничая с ним в праве показать чувства сильнее, а Джудал.. все равно побеждал. Или она ему уступала с легким полустоном, прогибаясь в спине, зная, что эти смуглые руки ее точно удержат. Чего она хочет... На самом деле, этот вопрос породил внутри деоса странное возбуждение, некое нетипичное, но без сомнения, что приятное. Что она хочет... могла пожелать голову любого недруга, например, но в этом не было бы ничего такого, чего бы ей не мог дать кто-то еще. Могла пожелать чтобы он оставил свою планету навсегда, оставшись с ней, но требовала, ибо... была мудра, и понимала, что это все неволя, это все противоречит его нутру, и от этого Джудал будет страдать. Астериум вновь обнимала его за шею, чуть отстранившись и лишь слегка улыбаясь уголками губ. Кожу приятно жгло его частое, горячее дыхание, - Знаешь, я ведь уведу тебя у любой красотки этого мира, если придется. У любой, кроме одной, с которой ни мне, ни кому либо еще никогда не совладать, - голос внезапно стал очень серьезным. Бледные пальчики медленно снимали с его лба и скул налипшие черные витки передних прядей волос, отправляя их за ухо - да, точно так же, как он делал это по отношению к ней, - Я не хочу, чтобы Смерть забрала тебя у меня, ни сейчас, ни когда либо еще. Поэтому я хочу, чтобы ты просто жил.

Тонкие пальцы перестали гладить эссенция по щеке, легонько подцепив подбородок и притянув духа к себе в очередном поцелуе. Да, он собственник, но ведь Астерии этого не понять. Да и сама она, как бы не хотела, чтобы климбат всегда так думал только о ней одной отныне, не знала, что это можно просить, или требовать, или вообще ждать такого. И воспринимала все происходящее как странное чудо.
- Джудал, я тебя... - девушка вдруг замерла, расфокусировав свой взгляд, словно почувствовала что-то неладное. Затем глаза устремились куда то вдаль, за плечи эссенция, откуда открывался вид на тропинку по которой они спустились сюда утром, - Я тебя хочу предупредить, что кажется мы уже не одни.

Астериум оттолкнулась от бортиков, чувствуя, как все тело покрывается неловкими мурашками. Нет, в этом не было никакой угрозы, Астериум знала, что это просто фэдэлес, который решил сообщить какую-то ну очень важную новость. Никто из ее сподвижников, разумеется, вообще не мог ожидать, что деос будет придаваться подобию личной жизни в источниках. Это даже представлять смешно. не так ли?
Маленькая девчонка расы дриммейров уставилась на Джудала. Наверное, она никак не могла догать, почему присутствие деоса она чувствует, а видит лишь расслабляющегося климбата в купели. Кажется, у бедняги даже ножки затряслись, и она выронила свиток, который так бережно сюда тащила вопреки всем просьбам деоса "не беспокоить по фигне". Да и ее саму, видимо, другие сподвижники просто выпихнули на тропинку, как самую слабую, и кого меньше всего не жалко подставить под возможный гнев бессмертной. Сам деос, это, конечно понимал, и читал в исходящем волнами настроении фэдэлеса, да и мысленно читал все ее страхи и переживания с этим связанные. Из под воды, с шумом и множеством брызг, вынырнул Астериум в своем мужском облике - наверное, так девица будет меньше думать о том, что именно тут делали особь женского и мужского пола, в воде и без одежды, - Ты помешала медитации. Ты же знаешь, у нас особый случай, фэдэлес прошедший второй ритуал, и нам нужно время чтобы эту связь укрепить. Разве я просил не беспокоить?

- Да но.. - девчонка опять затряслась, протягивая пергамент вперед, и в очередной раз роняя его на сухую траву, только на сей раз не поднимая, ибо была не в силах оторвать полный страха и ужаса взгляд от якобы раздраженного деоса. Астериум же, не проявляя никаких лишних эмоций, спокойно вышел из воды, которая скатывалась с белого тела крупными каплями, как с гусиного пера. В два шага деос преодолел расстояние от бортиков купели до упавшей бумаги, поднимая ее с пола и быстро читая. С кончиков светлых волос сочилась влага, что падала на чернила и размывала их в ажурные кляксы, - Это все? Тогда ступай.
Девица застыла, нехотя опуская взгляд ниже, густо краснея от этого. Было видно, как она борется с самой собой, и о, это действительно эпичная битва стыда и долга, где последний диктовал правилами вежливо попрощаться с деосом, упомянув что нибудь про истинный путь который ее ведет. Но девчонка это вообще забыла все, просто развернувшись и побежав не то что по истинному, она кажется вообще с дороги свернула, юркнув в кусты и, с треском и ломая ветки, ломясь назад в деревню.

Пергамент, в котором была информация об очередных важных изменениях в составе алого клинка, Астериум спокойно насадил на одну из острых веток, глубоко вдохнув и сожалея о том, что момент, кажется, был упущен. Правая рука уверенно стянула с подноса один из спелых персиков. Сам деос плавно опустился в воду вновь, оказавшись рядом с климбатом. Наверное, он все понимал, и Астериум был бы рад избавить себя от лишних объяснений, и видел, как в красных глазах духа копошится уже целый ворох очередных шуток и подколов. Астериум надкусил персик и, пока Джудал в своей манере не начал пользоваться комичностью ситуации, заткнул ему рот очередным угощением, прямо в том месте, где укусил ранее сам.

Отредактировано Астериум (04.09.2017 17:09:45)

И понеслось. Персик не помог. Шутки сыпались из целованных губ одна за другой, Астериум лишь вздыхал и качал головой, словно шкет, которого отчитывала мамуля за проделки в школе. А если честно, то смех Джудала был просто невыносимо... заразным. Астериум действительно держался из последних сил, даже поджав губы, не то обиженно, не то презрительно, но все было гораздо проще - он... пытался совладать с собой. Джудал был невыносим, и главным образом это проявлялось именно в том, как он влиял на бессмертного - легко, непринужденно, даже не стараясь особо, а Астериум поддавался этому легко, даже слишком. И расхохотался следом. Сначала он просто шумно выдохнул, словно устал задерживать дыхание и просто отпустил вожжи бесконечной концентрации и самообладания, которыми пичкал себя сколько помнит. Потом деос замер, удивляясь странной легкости, связанной с этим чувством сброшенных оков, и лишь после, наконец, осознав что в этом нет ничего страшного, и даже наоборот - это было приятно легко - просто смеялся вместе с Джудалом. Не так громко заливаясь хохотом, как климбат, но все таки это действительно был искренний смех. Пока эссенций успокаивался, готовясь обрушить на деоса очередную порцию своих острот, алоокий обратился к своему отражению, расползающемуся кругами в беспокойной воде. С светлых концов волос сыпались капли, и деос  впервые допустил мысль о том, что, пожалуй, в кои то веки думал о том, что остался бы в этом месте, не навсегда, но максимально долго, как только это возможно для деоса, привыкшего все свое существование посвящать бесконечному следованию одному ему зримому пути.

- Тебе придется смириться с этим, правда, я не думал что моя задница должна кому-то нравиться. И вообще, если она шикарная, с чего это я испортил психику? - Астериум, кажется, искренне недоумевал, выгнув одну бровь, и правой рукой цепляясь за бортики. На самом деле, не привыкший к близости деос, довольствовался даже обычной близостью, просто был удовлетворен самим фактом их единения в укрытом самой природой источнике.- Нет, не прикажу. Даже если ты очень попросишь. Иначе мне... тоже придется ревновать, так?

Он же не знал? Но не скажет этого. Ревность... Астериум вообще ловил себя на мысли, что слишком часто за последнее время думает о каких-то вещах впервые. Новизна привлекала, манила пальчиком искушенную и охочую до знаний душу, но все это меркло в сравнении с самим испытываемым чувством не то счастья, не то покоя, не то... Нет, это пока рано признавать. Наверное. Ревность - что испытал бы Астериум, увидев Джудала в чьей-то близкой компании? Имеет ли он право злиться, обижаться или что-то такое? Каждая душа ведь избирает свой путь. Просто по своей тропинке Астериум всегда вышагивал в гордом одиночестве, не оборачиваясь, но лишь помогая другим найти и свою дорогу. А сейчас словно хотел всегда тянуть руку назад, обхватив смуглую ладонь. Так было... лучше. Правда лучше?

- Ты ошибаешься, если думал, что я пытаюсь тебя остановить, - усмехнулся деос, ловя губами не столько виноградинку, сколько опасную близость поцелуя. Рука, что не цеплялась за бортик, касается спины эссенция, широкой и горячей, после пальчиками уходя немного вбок, тем самым приобнимая духа и прижимая к себе. Зубами деос лишь слегка прикусывает его нижнюю губу, действительно нехотя разрывая эту близость. Джудал словно интуитивно почувствовал, что подобные действия уже становятся совсем опасными - Астериум задышал очень глубоко, не отдавая себе отчет, что правая рука до белых костяшек впилась в каменное основание купели так, что крепкая порода покрывалась незаметными трещинами и осыпалась в воду с тихим всплеском.

- Если ты не видишь жизнь без меня, почему же уходишь теперь? - полушутливая манера Джудала действительно заразна, или же заразен он сам. Отравитель, искуситель - да кем бы он ни был, Астериуму уже было все равно. Он просто хотел, чтобы эссенций был. И лучше если рядом. Даже если это "рядом" заставляет угрюмого, занудного деоса чувствовать слишком много, куда больше, чем Демиург вложил изначально. А Джудал словно начхал на это, и наверняка даже не задумывался как следует, он просто... сводил Астериума с ума. Медленно и верно. И если в любой иной ситуации деос, оберегающий себя от любого вмешательства не только в свою зону комфорта, но и прежде всего разум и мысли, несомненно попытался бы устранить и оградить себя от источника раздора, то в данном случае позволял себя просто утопить в новых чувствах и эмоциях. Действительно новых, и Астериум отзывался на них едва ли не с рыком дикого зверя, преследующего сладкую добычу - алоокий вышел из воды следом, протягивая влажную руку навстречу той, что тянулась к полотенцу. Бледные пальцы переплетаются в замок, а ткань падает на землю. Сам Астериум, едва касаясь смуглого плеча губами, шепчет уже тихо, - Может, все таки останешься? Может, я смогу тебя как-то убедить, и ты передумаешь. Нет?

Астериум, поднимая руку, в неком танцевальном движении разворачивает эссенция лицом к себе с полуулыбкой, замершей на устах, и растворившейся следом в поцелуе, - тоже нет? - выдыхает деос, касаясь губами уже ключицы, и осыпая дорожкой из поцелуев плечо, руку, что осталась без внимания. Все еще нет. Опускаясь на коленки, Астериум видел в этом некое подобие игры, внезапно ставшей очень серьезной даже не смотря на шутливую форму общения, позаимствовавнную у самого эссенция. Деос касался губами его смуглого торса, обхватив ладонями бока. Алые глаза смотрят наверх, а подбородок чувствует жар чужого влажного тела, - Всё еще неубедительно?

Если Джудалом двигала некая нетерпеливая, агрессивная страсть, то Астериум же, напротив, чувствовал в себе странное мягкое тепло вожделения, заставляющее его относиться с аккуратной бережностью и легкой нежностью, сыпавшейся сквозь обнимающие тело бледные пальцы. Он не был неуверенным, скорее напротив, с реальным и вполне осязаемым желанием обхватил губами напряженную плоть эссенция. Шершавый горячий язык ласкал головку члена, дыхание деоса стало тяжелым, передние пряди волос лишь слегка покачивались от каждого плавного движения, которому деос помогал рукой, чувствуя нетерпеливое тепло чужого тела. Он даже прикрыл глаза в какой-то момент, отрываясь и выдыхая жаром на увлажненную плоть. - Может, так? - спросил он, не скрывая легкого ехидства, касаясь губами, в очередном поцелуе, места на рельефном животе, аккурат там, где некогда сам эссенций оставил ему и ныне заметный шрам.
[AVA]https://pp.userapi.com/c837234/v837234665/4b640/PFrSx-jqPEQ.jpg[/AVA]

Астериум молчит. Не потому что ему сказать нечего, просто считал, что этот момент приятнее вкушать без лишних слов, каких либо объяснений, все было легко и понятно не только от простых прикосновений, но и осторожном взгляде. И в этом деос видел что-то большее, чем в словах, фразах, предложениях, шутливы они, или же сказаны на полном серьезе. Мог ли Джудал уйти? Мог, конечно. И уйдет. И Астериум это знал, ибо знать - его удел, однако, разумеется, не стал бы вести себя как капризная нимфетка, требуя остаться и целовать пылкими устами свои ладони, шею, губы, и все в какой-то призрачной надежде удержать... Астериум никогда не поощрял оковы, и даже не зная главных свойств любви, на каком-то базовом, интуитивном уровне прекрасно осознавал,что подобные чувства нельзя внушить, как страх, или заставить испытывать, как боль. Это было другое, что рождается внутри непроизвольно - ни ты сам, и никто иной этому не указ. Чувство странное, юркое, и при этом, пожалуй, кажется настолько огромным, что целую звезду обнять проще, да и жжет меньше...

Алоокий послушно откидывается назад, касаясь лопатками теплой почвы. Бледные уста, все еще влажные от глубоких поцелуев, слегка приоткрыты, и с некой суетливой жадностью пытаются вобрать в легкие воздух. Вглядываясь куда-то в вечное небо, Астериум, вопреки своей природе, ныне считал не звезды, а количество прикосновений чужих губ к своему телу. Его это смущало на неком духовном уровне, деосу хотелось скукожиться, вновь отвергать все это, и он не мог, чувствуя, как слабость приятно давит на тело, ровно с той же силой, с какой бледный ощущал вес тела эссенция на себе. Мужские руки путаются в спутанных, черных волосах. Они слегка жестковаты - не такие мягкие, как у Астериума. И так было почти во всем, пожалуй. Джудал был объят похотью и страстью, она сковала давным-давно, не желая отпускать столь податливого и любвеобильного юнца из своих сетей. И климбату это, в общем-то, нравилось, он умел как делиться приятным, так и получать всё тоже самое назад. Его движения были резкими, жесткими, всегда настойчивыми. Дух любил рисковать, и, как бы он не отрицал желание иметь власть - он ее вожделел не меньше тела под собой, просто для него она была какая-то своя. А Астериум... занудная, мрачная ледяная глыба, которая не умеет любить. У которого каждое прикосновение сопровождается ехидной неуверенностью - ему самому было порой забавно с того, какие метаморфозы терпит его настроение в присутствие Джудала. И главным образом он был... нежным? Всегда таким был, и тогда, и сейчас. Ни единой грубости, даже когда нутро пронзало острое желание схватить климбата за горло, слегка надавливая, он это в себе уничтожал, или же подобное желание уходило само по себе - не суть важно. Главное, что деос менялся, и он это признавал. Отчужденный, не терпящий вмешательства в свое личное пространство, а особенно - в мысли, Астериум вот так легко вел бледной ладонью по бедру климбата, и думал вовсе не о том, чего желает сам. Эгоизм куда-то отходил на задний план, уступая чему-то более сильному, чему Астериум ныне потакал с большей охотой. Тело пронзило дрожью от прикосновений чужой ладони. И нутро деоса этому опять противилось. Грухопадение, черное и липкое, как мазут. Неправильно, отвратительно, мерзко, безрассудно... но боги, так желанно, приятно,  и бес побери все остальное. Астериум этого желал, да. Опять.

- Закрой глаза, - он это говорит спокойно, приподнимаясь на локтях, и вынуждая эссенция приподняться следом ради поцелуя. Жар полуденного биоторуса сменился прохладой какого-то другого места, птицы, ранее украшавшие ветви древ, смолкли, уступив тихому шепоту волн. Даже эта внезапная смена обстановки, провоцирующая оторваться от поцелуя, не смогла в действительности повлиять на Астериума достаточно сильно. Может, потому что он просто знал где они находятся (в однои из излюбленных мест деоса, отсюда небо очень красивое, и звезды совсем особенные), а может потому что в кои то веки не было до мира никакого дела, потому что он весь почему-то сжался до размеров бьющегося в груди климбата органа. Теперь уже сам деос слегка наседает на духа, вынуждая его откинуться назад, на теплую, влажную траву. Где то рядом был обрыв, и там внизу поблескивали влажные скалы, о которых билась соленая вода. И наверху горели те, кого до сей поры, единственных во всей вселенной, Астериум действительно любил настолько, что любовался в любой момент, искал особые места, откуда будет лучше наблюдать за совершенной, излюбленной красотой, сотканном отцом на вечном полотне. А теперь... теперь он видел это полотно красным, в темной радужке духа. «Я хочу, чтобы ты знал...» - Астериум обращался к нему мысленно, уводя одну руку климбата в сторону и переплетая со своей, второй пальцами слегка сжимая головку возбужденного полового органа духа. Деос овладел им плавно и медленно, опять же, без капли грубости или настойчивости - да к чему она ему? Возможно, единственной жестокой вещью было то, что алоокий, сделав одно движение, замер, ведя горячим языком по шее духа. И, очевидно, найдя нужное место, нарочно сильно прикусил, пуская темную кровь... и вкушая ее терпкий, металлический привкус. «Я хочу, чтобы ты знал, что нет никого, кто мне был ближе тебя. Ни тогда, ни сейчас.»
Ни потом
?
[AVA]https://pp.userapi.com/c837234/v837234665/4b640/PFrSx-jqPEQ.jpg[/AVA]

Хочет, чтобы он знал... Если бы Джудал только осознавал, насколько сильный эффект одна простая мысль, вот такая вот, невзначай, аккуратная, повторяющая его предыдущую, но имеющую столь коллосальную силу над деосом, могла заставить последнего буквально застонать в губы. Ни боги, ни звезды, ни воздух вокруг, ни даже травинки, смятые пылкими телами - никто не знал, да и даже догадаться не мог, какую невообразимую вспышку чувств сейчас ощущал Астериум. Оказывается, вот так легко заставить нелюдимого, возвышенного над всеми низменными грехами смертных божество испытывать едва ли не пик чувств, в дрожью в губах не сдерживая стон, и поцелуи пылкие рассыпая на чужом смуглом теле. Да нет, какое же оно чужое... наоборот, свое, родное, его хотелось держать в объятиях постоянно, больше, чем что либо еще. И в это было так тяжело поверить, невообразимо просто, неподъемно для души, которую Демиург нарочно исказил и вынудил быть холодной и отрешенной ко всему. И Астериум чувствовал себя если не грешником, то точно нарушителем системы, написанной чернилами хаоса на свитках вечности, из нитей которых отче ткал его душу и собратьев. И дар любить он определил только одному из сыновей звезд, и его имя было совсем не созвучно с Астериумом. Так имел ли право мудрец испытывать что-то... подобное? Это раньше он был таким брезгливым к любви, таким насмешливым над похотью - о, грязное животное чувство размножения, но лишь сейчас осознавал, насколько же оно сильно и велико. И властно над ним, и все из-за одного единственного существа, тела которого он касался, чувствовал его прохладу (относительно горячего себя), прислушивался к частому стуку его сердца - его родное билось точно так-же, и право слово, было уже невозможно разобрать, кто за кем повторяет из-за связи, которая усиливала вожделение стократно. Но даже и без оной... вряд ли Астериум отступился бы сейчас. И он действительно не мог сказать, что это дело лишь кокетки-похоти, наконец-то улыбающейся ему в ответ за те долгие тысячелетия, что деос отвергал ее. Нет, не в ней было дело...

А мог бы он принадлежать только ему одному? Солоноватый от чужой крови язык сцепляется в глубоком поцелуе с климбатом, где-то отдаленно Астериум ощущает покалывание от ссадин, оставленных черными ноготками духа. Нетерпеливая дрожь внизу живота, которую сдерживать было трудно даже непрошибаемому деосу, и она вынуждает с мягкой силой вонзаться в плоть духа, медленно, упиваясь моментом, каждой клеточкой, каждым вздохом, прерываемым частыми поцелуями. Бледная рука скользит по напряженной плоти духа, от конца до основания, копируя темп собственных движений. Астериум прикрывает глаза, чувствуя металл крови на губах - привкус никак не исчезал, да разве он хотел бы того? «Только твоим...» - он думает об этом. Думает даже сейчас, ибо хочет понять. Нет, хочет чувствовать... но это должно быть правильное чувство, спутать его с чем-то его было бы непростительно. Не по отношению к себе, но по отношению к Джудалу - да. Когда он начал думать о нем в первую очередь, отодвигая самого себя на второй план?

Любовь... что есть любовь? Хриплый вдох сопровождает очередное движение, более настойчивое, чем предыдущие. Спутавшиеся мысли судорожно перехватывают стон духа, которых растекается по сознанию подобно океанической волнообразной неге, ведущей жаром внизу. Астериум дрогнул. Что есть любовь, что, что это - он мучается, это страдание столь же сильное, какое обуяло плоть, что вонзалась в тело эссенция. Любвоь.. он видел ее в глазах женщины. Ей было больно, она была в крови, ее лицо было покрыто потом и слезами, но это все было ничто в сравнении с тем чувством, которое Астериум прочитал в ее глазах в тот момент, когда дева прижала к груди новорожденное дитя. Потом деос это видел много раз в своей долгой жизни, но тот первый запомнил навсегда, ибо помнил свое удивление, знал и чувствовал, что в этом было что-то особенное, но осознать до конца было слишком тяжелой ношей для черствой души. Это ли любовь? Определенно да... но не та. Тогда какая?

Она плыла сквозь пальцы, что трогали теплое - не физически - смуглое тело под собой, парила в карминовых отблесках радужки, нежилась на устах, которые даже пощипывало после столь страстных поцелуев, требуя еще и еще. Астериум выпрямился, руками подтягивая юношу к себе за бедра, продолжая двигаться сам, считая не то удары, не то вопрос, который раз за разом вспыхивал в голове очередной контузящей волной. Где эта любовь, где он мог ее видеть, чтобы сравнить и понять? Может, видел ее на войне, когда победившие сгоняли в одно место всех женщин, ставя на колени перед ними поверженных мужчин. Над ними глумились, потом убивали, и все происходило на глазах у любящих душ - они вопили нечеловечески, кто-то блевал, кто-то терял сознание. Астериум не придавал этому особого значения тогда, списывая все на пресловутую слабость. Когда мужчин не оставалось, война ведь продолжалась - женщин придавали насилию, раз за разом, день за днем, и месяц, и год - Астериум это все видел, видел как многие понесли детей от насильников, но их души, вне сомнения, по большей части отмирали в тот самый первый день. Это ли любовь? Он думал об этом сейчас, вспоминая, как, не выдерживая такого, женщины резали себе об острые камни запястья, истекая кровью. Не выдерживали, потому что не было того, ради кого стоило бы держаться? Или потому что весь смысл существования умирал где-то там, вместе с побежденным супругом? Или, может, и то, и то, Астериум действительно не понимал, и у него не было повода об этом задумываться... до этой поры. И, как и Джудал, видел в этом только слабость. Бледные руки съехали с бедер, ведя ладонью по рельефному животу климбата. Если любовь - это слабость, он готов быть слабым в его объятиях?

Очередная дрожь, что прошлась по мышцам, вынудила сделать сильный и резкий порыв вперед, бледная кожа покрылась мурашками и легкой испариной. Стон, выбитый этим движением, был тут же подавлен очередным поцелуем, Астериум дышал тяжело и часто, каждая мышца была напряжена,  каждый толчок сердечной мышцы словно врезался в ребра, желая их надломить. «Что же ты делаешь со мной...» - не вопрос, утверждение, хотя точного ответа на это быть не могло. Но Астериум его искал, продолжал искать. Любовь, если она была... была ли она в нем, когда его рука уверенным движением вогнала карабункловый клинок в сердце собрата? Араксис был ему таким же близким... нет, Джудал ближе. Как и почему душа так явно делает различие между ними - Астериум не понимал. И хотел понять, что за чувство боли его охватило в тот миг, когда пальцы сплетали энергетические нити теберосума вокруг божественного тела. Он помнил, как шептал ему, умирающему, что смерти бояться не стоит, и что они будут едины. И что Астериум, наконец, покажет мудрецу через проекцию своей души то как прекрасны звезды на небе. Была ли в этом любовь? «Ты... меня уничтожаешь.»

И это не было чем-то плохим. Скорее грань, которую Астериум смело перешагнул, домыслив и приняв, и будучи слишком сильно охваченный пылкой страстью - просто отбросил все но назад. даже если это слабость, даже если это будет то, что разрушит его однажды, как разрушило собрата, даже так... он все равно был готов вновь и вновь обращаться к этому взгляду багровых глаз, готов был чувствовать жар дыхания на своем взмокшем теле, и вкушать терпкие поцелуи, один за другим. Один, за другим... Астериум навалился на климбата с силой, хрипел, тяжело дышал, отпустил себя и не сдерживал. Он отдал себя всего, смахнув с плеч груз добродетели - да он не думал о ней, только не сейчас, когда тело, дрогнув, застыло в короткий миг. Астериум с силой закрыл глаза, не способный подавить хриплый стон, последний, чувствуя как тело пронзает нега и благодать. А потом он дрожал, все еще не покинув чужое тело. Опираясь на локти, и все еще нависнув над Джудалом, деос просто исходил судорогой, как если бы божество резко одолела смертельная лихорадка. Он думал о словах климбата, пытался их вкусить правильно, хотел понять - он же не мог иначе. - Скажи, почему...
Сам не мог. Сколько бы не думал об этом, сколько бы не отпускал себя - это было слишком трудно для создания, что не было создано любить. А любовь... если она как ветер, то деос хотел дышать им вместе.

[AVA]https://pp.userapi.com/c837234/v837234665/4b640/PFrSx-jqPEQ.jpg[/AVA]

Понятно... Понятно кому? Деосу, который был создан Высшим как машина, магический механизм с одной целью: создавать или разрушать, как и любой деос, с одним единственным ключевым отличием в виде ведущего греха и добродетели. Любовь или похоть Астериуму не принадлежали, он мог лишь интуитивно, базово ощущать их, как бутон цветка, что никогда не распустится. Но почему тогда алоокий сейчас чувствовал этот насыщенный запах впитавшихся в кожу чувств? Такое вообще могло быть? И именно поэтому, нет, не понятно. И поэтому он спрашивал, первый и главный раз, хотя подсознательно давно знал ответ, и потому так вожделел его услышать. Это было уже не просто важно, это было что-то за гранью, словно Астериум шагнул за край дозволенного, как преступник, которому не место среди смертных. И их чувств тоже.

Бог ли? Колоссальная разница была в том, как деос сам себя воспринимал. Он ставил себя на ступень выше смертных только потому что сам Демиург терновым венцом творения одарил деоса, и собратьев, и шипы колкой ноши на самом деле давили с болью... Некоторые из деосов были рады сдохнуть от рук другого, растворяясь в ком-то целиком, и так чувствами свободу, или единство, или отсутствие зияющей пустоты одиночества внутри, и этого бесконечного "надо". Мир всегда требовал что-то, и Астериум... Чувствовал себя иногда не то, что творцом, создателем и чем-то "высшим", он чувствовал себя убогим, калекой, всего лишь стражем без чувств и эмоций, которому следовало только разумно распоряжаться своей силой и следить за порядком. Это все, для чего он был создан и существует до сих пор. Никому никогда не было дела до душ деосов - для мира и его жителей это лишь сосуд с божественной силой, способные творить, менять вселенную и следить за балансом оной. «Ты как-то пассивно все меняешь..» - эхом отозвалось в голове, когда теплые уста сомкнулись в поцелуе с чужими. Это прекращать не хотелось, да что там - Астериум вообще з а б ы л с я, что есть мир и вне этого вакуума чувств, созданного климбатом, словно тот был... Как паук, что словил в свои сети неосторожного мотыля. Даже чувствуя, что их тела более не соприкасались в похотливом единстве, это было не важно, поскольку истинная близость шла куда-то дальше... Там, где начиналась любовь?
Он видел эти слова. Знал их значение. Знал их смысл. Еще до того, как глаза дошли до последней очерченной черной энергией буквы, он не уследил за собой и знал, что это колючее чувство на бледной коже - это слезы, безмолвные и быстро высохшие, словно деос стремился их быстрее скрыть. Но нож, что легко вошел в сердце - такое де неправильное как и он сам - эту боль должен был ощутить и сам Джудал. Как много взорвавшихся звезд внутри, из груди вместе со странной болью прошла волна дрожи... И даже какого то ужаса. Понятно ли? Стало ли ему легче от признания? Кажется, совсем наоборот. Астериума откровенно штормило, трясло и от того едва ли не тошнило. Он ломался изнутри, или его ломал сам Джудал, каждую косточку, каждую мысль, и эта метаморфоза была чудовищной, невыносимой... И такой прекрасной. Когда первая буря чувств отступила от души, как прилив от берега, пришло спокойствие. Астериум выдохнул, опуская руку. Глаза его смотрели наверх, мысли были свободны, сознание очищено от лишней суеты. Ему никуда не хотелось идти, не хотелось двигаться, не хотелось даже дышать - только раствориться в этом моменте осознания, что... что...
- Однажды я спросил тебя, что ты можешь смыслить в любви или подобных чувствах. Я сказал это так потому что знал, каково это - не понимать. Знал, как отвергать, и что так будет лучше. Что если мир не дал мне такого изначально, значит мне с этим и не совладать никогда, как тебе, скажем, никогда не стать вновь просто духом.
...
Больше я не хочу это отвергать.

Астериум закрыл глаза. Просто не хотел очередных слез. Признание в любви - для любого, это, наверное, счастье, это то, что бодрит дух, воодушевляет с невероятной мощью. А деоса это сломало, если можно так сказать. Астериум чувствовал, что его просто разбили по кускам. Что из бесчувственного урода он наконец был собран Джудалом во что-то стоящее, что-то, что эссенций принял как данность, забыв о всяких божествах, деосах и прочей вселенской херне. Просто как есть. И это просто убивало Астериума, душило и меняло восприятие мира, который, на секундочку, был един все четыре миллиона лет.
Бледные пальцы коснулись ладони Джудала, руки переплетались в замок, мягко, но точно решительно, без сомнений и каких-то там ломаний и терзаний.

- Я скажу это вслух, не буду где либо писать, не буду больше отрицать, не буду пытаться скрыть душу. От тебя не буду. И я... Понимаю что такого как я любить... Трудно.. Я ведь... Не достоин этого. И не создан для этого, и... - Астериум вздохнул, поднимаясь с травы. Теперь он сидел, обдуваемый ласковым бризом, что щебетал в его белых волосах крупицами соли и морского воздуха. А глаза смотрели на климбата, спокойно, с тенью нежности - лицо деоса все еще по привычке оставалось максимально бесстрастным, но к чему фэдэлесу читать чувства во взгляде, если он мог их ощущать на себе через связь? - И быть с таким как я - нелепо и стыдно. Прости за это. Но я тебя люблю, я это знаю и теперь понимаю.
Нет, это не шутка и не издевка, Астериум правда считал себя слишком ущербным для чувств. Джудалу было настолько стыдно признаться в своих чувствах к нему, что деос буквально вынудил его это хотя бы написать... Хотя бы так. И был ему за это благодарен самым искренним образом, даже так Джудал действительно сделал деоса счастливым.
Просто сам Астериум это все еще до конца не понимал. То, что любовь и счастье могут быть чем-то... Единым.

Он все равно не понимал.
А Астериум полагал, что теперь то, ощущая такую сильную связь, которая шла откуда-то глубже, чем просто из недр того озера, в который они провалились вместе, Джудал станет понимать его проще и лучше. Но даже так, даже ощущая невероятную близость, которой у деоса не было в такой мере никогда и ни с кем ранее, Астериум чувствовал и понимал, что до конца его, пожалуй, постичь не дано никому. И это... хорошо. Это какой-то тот самый плот божественности, что вложил в его дух сам Демиург. Смертным понимать богов и не положено в принципе, и любить дозволено, разрешается и ненавидеть, почитать, вдохновляться, молиться им и все в таком духе.
А что дозволено божеству? Любить?
Очень уж сомнительно.

Астериум чувствует тепло другого тела, климбат был не таким горячим, как он сам, но все таки... теплым. Бледная рука скользит по рельефу мускулистого плеча, плавно, словно стирая мельчайшие капли не то пота, не то осевшей с берега океанической влаги. Соль крупицами каталась под большим пальцем руки, и им же Астериум мягко и ласково провел по чужим губам, словно желая, чтобы Джудал эту соль вкусил напоследок. Он не понимал. И не поймет никогда. И деос его не винил - требовать от климбата осознания того, что кто-то вроде Астериума может любить, но совсем не должен, наверное, как минимум больно и некрасиво со стороны алоокого. И меньше всего деос хотел бы сейчас сделать плохо эссенцию, хотя раньше, если честно, правда не придавал никакого значения. Есть Джудал, нет его. Вытаскивал деос его из когтистых лап смерти, или же самолично подталкивал в колкие объятия костлявой. А теперь нет. Как давно он слышит в своей голове это настойчивое "нет" в ответ на все плохое, что деос мог бы сделать скорее по привычке в адрес духа?

- Эти чувства и отношения... Это всё неправильно. Так быть не должно, - алая радужка мрачно блеснула в ночном свету. Астериум чуть отстранился от климбата. Нет, он не имел желания прекратить все сразу же, едва это только началось, да даже и не думал об этом. Астериум всегда был слишком прямолинейным, он не умел, что называется, подстраиваться под кого то и уж тем более думать о том, что его слова - истинные слова - могут нанести кому-то вред. Астериум просто хотел, так скажем, предупредить климбата о всех возможных "но". Это было честно, наверное? - Меня влечет и тянет к тебе, я не стану этого отрицать. Лишь говорю что это не заложено в природу моего образа жизни. Смертные соединяют души подобным образом, и у них есть будущее, как, например, в продолжении рода или в неком взаимовыгодном союзе. И я не могу тебе дать ничего из этого. Не потому что не хочу, а потому что именно не могу. Я бессмертен, я живу параллельно с течением жизни вокруг, а ты когда-нибудь в нем растворишься и, быть может, переродишься вновь и уже не будешь помнить меня. Мы разные, и ты - свободен, и принадлежишь только себе самому. Я же лишь одно из звеньев цепи, на которых Демиург держит мир. Я даже не способен умереть, мне не дозволено такой роскоши. Только если мой собрат решит взвалить на свои плечи мое бремя - даже тогда я стану лишь единым целым с ним, и никогда не буду свободен от тех колодок, что на меня нацепила вселенная при моем рождении. Именно не желая оскорблять твои чувства я и говорю тебе о том. что я этой любви не достоин, и так решил не я. Хотя, вопреки всем правилам и цепям - да, я тебя люблю.

Он выдохнул. Это было... нет, не тяжело. Наоборот, Астериум ощущал странную легкость, ибо наконец объяснился, наконец раскрылся и смог перестать держать в себе то, что давило долгое время на грудь подобно валуну из тех самых эмоций, что деосам испытывать не положено.
Кольцо. Астериум останавливает на нем взгляд, затаив дыхание. Его мозг отчаянно пытается понять смысловое значение такого подарка. Да и... подарок деосу? Это вообще законно? Светлые дуги бровей хмурятся, а пальцы катают черный оникс, словно пытаясь своим теплом согреть камень украшения. Бледная ладонь с подарком сжимается в кулак, а сам деос едва слышно дует, медленно раскрывая руку назад. С ладони слетает черная пыль, а само кольцо исчезло, вернее, стало лишь ярким черным рисунком, украшающим большой палец левой руки.
- Ты говоришь, что хочешь быть со мной рядом всегда, но я... знаю, что ты лжешь, - Астериум улыбнулся. Да, он улыбнулся, потому что знал правду, и знал, что для эссенция это физически невозможно. - Ты привязан к планете больше, чем ко мне, но я тебя не виню за это. И твой дар будет... чаще напоминать мне об этой ночи. И других тоже. Спасибо.
Астериум взял правую ладонь климбата, оставив на большом пальце его кисти теплый поцелуй, который расцвет белым кружевом аналогичного рисунка. - И я хочу, чтобы ты тоже всегда помнил.

Вглядываясь в чужие зрачки, окруженные багряным морем радужки, Астериум с усмешкой думал об одной вещи. Так, вскользь, несерьезно, но эта мысль его нынче ощутимо донимала, так сказать, хотя и по природе своей была забавной. Если они оба бессмертны, и если их так тянет друг к другу, то... что же их остановит? Джудал по своей природе всегда был таким ненасытным, и так уж получилось, что климбата вечно тащил за собой голод, просто не столь важно какой именно. А Астериум... чувствовал то, что отрицал, чего не желал и избегал как чумы с самой зари времен, и теперь легко провалился в яму с капканом. Ловушка из чувств глубоко вонзила свои шипы в сердце и душу существа, что веками оберегал себя от подобного, и вытаскивать их однажды будет чудовищно и больно. Джудал просто не осознавал пока сколько власти и сил приобрел вместе с всего тремя словами, сорвавшимися с уст божества. И дело было вовсе не в какой-то физике сил, эмоций и тому подобное. Если кто-то однажды поймет, что деос - не просто пытается разнообразить свое свободное время, горячим языком лаская смуглое тело, касаясь то предплечий, то замирая на выпирающим кадыке... если кто-то однажды решит убить деоса, то начнет именно с эссенция.

Это и опасно, и сокрушительно - для них обоих - это запрещено, это не должны видеть, знать и чувствовать. Хотя, конечно же, деосы свои эмоции, как правило, не скрывают. Их просто нет, они не научены чувствовать. Все эмоции - аппендикс в замысле Демиурга, творящего первых разумных тварей, что в последствии создали мир таким, как его знают сейчас все. Бледные уста продолжали безустанно впиваться в чужие, алоокому постоянно теперь было мало. Зверь, который не может наесться; путник, который не может напиться; море, что не высохнет; гора, что не осыпется по ветру; и любовь, что... вряд ли когда либо теперь отступит. Даже пережив сильное потрясение, предательство или боль -это чувство не осыпется как сотня лепестков у высохшего бутона... цветок - лишь зримая часть любви, а само чувство к эссенцию давно и глубоко пустило свои корни.

- Я могу вспомнить их за тебя. Для тебя. Если ты того желаешь, - Астериум перехватывает чужую руку, не останавливая, наоборот, направляя дальше, едва ли не заставляя касаться его плоти. И вот опять - что же их остановит? Право же, когда Астериум тогда, на втором этаже, думал, что даже самый опытный палач в мире не смог его достать, то... ошибался как никогда. Джудал заготовил самую долгую, грандиозную и чудовищную пытку для божества, всаживая в сердце иголки чувств, проворачивая их, вынуждая хватать воздух ртом как выброшенная на берег рыба. Деос привлек климбата к себе, усаживая его сверху и заставляя ноги скреститься за бледной спиной. Сам бессмертный тяжело дышал в смуглое плечо, прикрыв глаза, понимая, какие странные метаморфозы терпит его вечное "я" рядом с климбатом. Какими сильными становятся эмоции, и каким слабым он сам рядом с Джудалом. Было ли это правильным?
Прав был Тенебриш - не всё ли равно?

- Ты все таки палач, Джу. И сделал то, чего не смог никто другой.
Добрался до его сердца. Оно, пылкое и трепещущие, было во власти одного из самых жестоких существ в мире. И климбат мог его вырвать, сдавить, лопнуть как переспелый помидор, сожрать, выбросить, проткнуть, да что угодно. А вместо этого предпочел любить. Хах.
Бледные руки вели по спине, рисуя одному деосу известные узоры. Алоокий почти что шептал что-то на своем древнем языке, но вряд ли климбат мог разобрать хоть слова - это не его родной язык, это язык первых звезд, и первых слов Астериума. Деос мягко рвал черную пелену чужой энергии, что заботливо защищала мысли климбата от него же самого - очевидно, что мозг эссенция предпочел выкинуть эти воспоминания, или. так сказать, отложить в глубокий ящик, закрыть на ключ, и выбросить его же навсегда. Там было что-то, что дух сам помнить не желал. Астериум это понял почти сразу, поскольку знал о подобной реакции мозга. Все таки головы смертных - то, чем Астериум привык пользоваться раньше всего...

И упустил одну важную деталь - их нынешнюю особую связь. В том порыве очередной страсти, выраженной очередным настойчивом поцелуем, и осторожном проникновением в чужое тело с легким мычащим стоном, связь куда-то потерялась, стала незначительной в масштабе происходящей близости. Все сливалось воедино... и сознания деоса и его фэдэлеса, разумеется, тоже. В то время как Астериум должен был видеть запрещенный фрагмент из прошлого духа, Джудал невольно видел воспоминания божества.

Отголоски физического контакта теперь отошли на второй план, хоть и были значимы и приятны, но действо шло уже интуитивно, все внимание эссенция должны были приковать картинки, которые ранее не смог бы прочитать никто в мире, даже первый из деосов выудил бы их лишь изрядно постаравшись, настолько глубоко Астериум их прятал. Сам деос предстал перед Джудалом совсем иным, пылающий синим пламенем некогда родной энергии, да и глаза Астериума изначально были насыщенного и глубокого синего оттенка, как небо в которое тот постоянно вглядывался. И божество рыдало, всхлипывало, удерживая на руках безвольное тело, в котором дух без труда признал бы уже знакомого ему Араксиса. Фэдэлес, разумеется, знал эту историю, но видел ли ее в таком ключе? Нет, конечно же. Нити теберосума жрали суть поверженного божества, руки Астериума были целиком и полностью пропитаны насыщенно алой кровью собрата, которым он прямо сейчас давился. Деоса знаний действительно, так сказать, тошнило - от себя, от того, как законы мира вталкивают насильно в него чужую, но все таки вожделенную сферу влияния. Как ломаются его кости, душа и само нутро, как расщепляется разум и вбирает в себя воспоминания и мысли другого. Как дрожало его тело от напряжения, и как страдал сам Астериум, рыдая кровью от ужаса и осознания собственного поступка, который изначально казался не столь разрушительным и... больным. Ему было больно, да. Странное чувство, вроде бы они, наконец, стали с единственно любимой душой во всей вселенной чем-то единым, но вместо желаемого удовлетворения Астериум чувствовал, как его рвет на части собственная ошибка и глупость. Ведь он любить не умеет. Ведь любовь - вовсе не поглотить другого, не выжрать его душу, не привязать к себе таким путем. Едва только в голову пришла мысль о неких чувствах, как... не в силах постичь мудрость любви, Астериум тупо прикончил Араксиса, посчитав что ИМЕННО ТАК, и именно в этом И ЕСТЬ истинное проявление его чувств и любви. И лишь теперь понимал, как ошибался. И теперь, как отбившийся от стаи волк, выл не на луну, но на каждую наблюдавшую за проступком божества звезды. Он просил помочь, просил сказать как все исправить, но, конечно же, ныне внутри знал, что такие действия не имеют откатов.
И теперь Джудал знал и понимал, от чего Астериум всегда так бежал от любви. Понимал, почему считал себя недостойным ее, отчего стыдился, отчего так нерешительно тянулся к духу изначально - просто боялся, что и Джудала она, такая безудержная и опасная, может убить.
А может ли?
[AVA]https://pp.userapi.com/c840229/v840229026/3caa8/LlyDUKM6jgA.jpg[/AVA]

Когти у климбата были острые, черные и очень привычные к тому, чтобы с легкостью резать любую кожу, даже состоящую из сплетения карабункловых волокон. Кровь Астериума, темная и густая, ползла по спине с нарочитой медленностью. Деос был пропитан ею весь, каждое его движение было мягким и плавным, алоокий не имел привычку торопиться, и, как оказалось, в плане любви себе также не изменил. Любая мысль – как зерно, которому стоит созреть в срок, но мог ли Астериум в должной степени представить, что и чувство тоже придерживается таких же правил вселенной? Он должен был бы спросить вселенную, уже много раз, отчего та вынудила его что-то испытывать именно к нему, Джудалу, существу что по своей сути сам был на любовь не способен. А та ехидно улыбалась в мерцании символичных созвездий, отвечая взаимностью. Астериум не знал нежность как чувства, но именно в каждом его легком касании горячего смутного тела читалась именно она, странная и непокорная, чуть стыдливая даже. Если климбат оставлял алые полосы на белом теле - в силу своей специфики, наверное - то Астериум был осторожен, словно к нему в объятия попала самая хрупкая (а на деле одна из самых прочных) вещей в мире. Даже зная наверняка, что климбаты - невероятно выносливые и крепки сами по себе создания, деосу просто не было нужды вести себя иначе. Они не сражались, хотя, хах, если бы такое произошло, то Астериум впервые пожелал бы проиграть с улыбкой на устах.
Астериум не знал заботу, как чувство, но видел в себе острое желание оберегать. Это было немного иным, нежели чем банальная ответственность за орден и фэдэлесов. Разумеется, он помнил о каждой душе, что открылась ему и его вере, поддерживал интересы своих сподвижников, а тут... совсем иное. Корень этой заботы начинался не внутри потребностей самого климбата в защите, источник этого чувства был в самом Астериуме, как сердцевина цветка, заботливо укрытая лепестками любви...
Любовь он тоже не знал. Однажды видел в отражении застывших белых глазниц другого бога, прямо тогда, когда его жизненная сила перетекала внутрь деоса, как семя стремилось внутрь любимого тело во время любовных утех. За столь короткий миг любовь познать и вкусить невозможно, и потому это чувство своим обилием яростно глушило деоса прямо сейчас. Божества, созданные Демиургом, они ведь калеки, странные, не чувствуют или ничего, или стократно. Бледные уста скользили по взмокшей темной коже, собирая капли влаги и пота, даже чувствовали металлический привкус крови, не то своей, не то чужой, ведь поцелуи были более страстными, и тем сильнее каждый из любовников стремился другого укусить. Астериум и здесь пытался копировать климбата, но лишь слегка. Он ведь другой, в его движениях нет резкости, грубости, желания обладать. Астериум думал лишь о том, как сильно хочет вдохнуть в мир эссенция себя, как хочет заполнить его нутро своим присутствием, это ведь важно, это нужно, ему или им обоим, словно так было самой судьбой назначено. Бог думал иначе, бог создатель и творец, и сейчас он был зодчим того, чем его обделили при рождении. А когда тело окончательно потеряло вожжи самоконтроля, разум деоса уже был далеко за пределами своего собственного сознания...

Жар не обжигал, он был приятен. Он не отталкивал, а очищал, крохотными ласкающими тело и кожу язычками пламени в которых горели незнакомые тела. Астериум знал и видел, что они были что они были... важны и дороги Джудалу? Для существа, потерявшегося не только в пространстве и времени, но и лишенного понятия "семья" буквально это было странно, нелепо и даже носило легкий фантом ревности внутри, единственный раз, пожалуй, за долгое время. Все множество иных партнеров климбата, которые в разные промежутки прошлого возникали на жизненном пути любимого духа, да и даже сам печально известный лжебог - все они были лишь тенями, ничего не зачавшими в жизни данного существа. Были и прошли, Джудал шел дальше, оставляя за собой кровавые следы, что тянулись, кажется, с этого самого представленного его подсознанием дня. Семья - такое странное слово, от которого душе деоса хочется не то скукожиться, подобно сладкому изюму, не то взъерошить перья подобно диковинной птахе. Или залиться румянцем как девственнице при виде нагого мужчины - это все спектр странных чувств, граничащих с одним главным компонентом - новизной испытываемых ощущений. И ревность впервые вошла в этот список именно сейчас, легким эфемерным касанием задев деоса до неглубокого шрама. Рана не кровоточила - семья ведь мертва, так? - но именно непонимание этого слова до конца задевало более всего, вынуждая чувство ревности нездорово надавливать сильнее на божественную плоть раз за разом. А потом алые глаза скользнули по руке, что тащила кроху Джу куда-то прочь от этого безумия. Бледные тонкие пальцы, эта тень, так похожая на саму Астериум... Ревность стала кровоточить черной копотью отложенного на самую дальнюю полку гнева. Ведь, конечно же, Астериум хорошо знал, чья это рука, чье холодное касание вытащили эссенция прочь, и чьи фэдэлесы устроили резню его родным.
Эти воспоминания, забытые нарочно или случайно мозгом духа, они горели, и Астериум был тому рад. Тихо и неслышно, он вел рукой по бедру эссенция, углубляясь в чужую плоть сильнее с каждым настойчивым движением, и пытался укрыть климбата пеленой из пепла и тумана тех далеких дней. Пусть не помнит, пусть не знает... Так ведь лучше, правильнее. Натягивая полотно на одни воспоминания, Астериум стаскивал его с других, более поздних, которые, наверное, тоже хотел бы оставить забытыми. Но из двух зол...
включить этот ost
[abbr="float:right"][/float]А здесь было холодно. Контрастно предыдущим воспоминаниям, как пламя касалось белой кожи деоса, так сейчас хладные снежинки терялись в платиновых волосах божества. Его поступь не оставляла следов, Астериум шел в миллиметре над стылой поверхностью, едва скрытой снежным пухом. Алые глаза следили за чужими следами - небольшими, почти детскими. И шел по ним, прямо над, нарочно медленно и опаздывая. Астериум не хотел догнать, он хотел просто знать чужой путь, один из тысяч, множества тысяч в этом мире. Сегодня звезды привели древнего именно к нему.

Темноволосый мальчишка, застывший на границе детства и вполне взрослого возраста. Если бы Астериум мог знать будущее наверняка, то понял бы насколько символична та встреча. Длинные белые пальцы коснулись воротничка Вазарии, скрывавшей карабункловое тело от и до. Пожранный скорбилусом дух не чувствовал присутствие божества рядом, и через тысячи лет будет учиться чувствовать присутствие своего деоса. Но тогда об этом не знал никто, даже тот, кто должен бы.
Просто здесь путь эссенция ненадолго замер, перед погибшей тушкой гигантского существа, порождения отравленной планеты. Багряные глаза Джудала изучали останки мегаструма, каким-то чудом уцелевшими в этом забытом всеми месте. Кости не растащили мародеры, коими кишит Климбах, Астериум не видела в юнце того, кто пришел поживиться находкой. Джудал изучал, даже тогда он был не в меру любопытен и любознателен к миру, просто деос не придал этому значение, как не пожелал залезть в голову к климбату - просто не хотел спугнуть, или нарушить царствующий покой вокруг и в душе эссенция. Однако, белая рука тянулась к смуглому плечу, пальцы почти коснулись места меж лопатками и замерли за три сантиметра до. Астериум не отличался нерешительностью, но был мудрейшим из созданных Демиургом существ. Ладонь вновь ухватилась за воротник, а глаза деос поднял наверх, где видел сквозь тяжелые облака мелькнувшее в небе созвездие одной из несущих рун ордена, олицетворявших воду. Мир соткан из событий, как небосвод из паутин звезд, и те, и другие были редко судьбоносными и символичными. Знал ли Астериум уже тогда, насколько судьбоносным была та встреча в белой пустыне, среди устланных снегом камней? Наверное, нет.
Что ж, Джудал теперь определенно это знал.

Отредактировано Астериум (02.01.2018 20:41:50)

Тьма в глазах нещадным сном
И дотла палит огнём.
Выбранный судьбой,
Взятый смертью в тиски
На закате возьми мою ладонь;
Нас быстрей сожжёт огонь...
...но он ясней горит.

Она помнила ее имя.  Рин была одной из самых набожных послушниц тропы духа, мечтала стать одной из жриц тогда, когда боевые подвиги отпустят ее путь, и тот станет прозрачен и чист. И она бы могла многое, могла бы вести за собой многих юнцов в колыбель ордена, посвящая в фэдэлесы, но угодила в оковы монстра. Даже сейчас, наблюдая со стороны, Астериум отчетливо слышал две тихие просьбы, которые шептали беззвучно избитые губы: поставить за нее свечу и дать и ей ослепнуть, как то было свято для каждого жреца тропы духа. Что ж, одну из просьб Джудал милосердно исполнил сам того не ведая, одну глазницу затолкав девице в девственную вагину, а вторую в анальное отверстие. Что стало с телом фэдэлеса? Ее сожрали сородичи палача. Все мясо пошло в ожидаемый оборот, даже светлые волосы пустили на какие-то украшения или парики, а ногти еще долго украшали шкатулку какой-то вельможи с Эридия, купившего черный товар нелегальным способом. Чувствовал ли Астериум гнев или жалость по этому поводу Нисколько. И дело не в том, что деос был по большей части отмороженным на такого рода вещи, а в том, что в понимании божества есть душа, которую не заберешь, не продашь и не сожрешь, как бы сильно того не желал даже сам деос. А гвооря о душе... воспоминания ушли куда-то дальше, в самое мрачное из времен.

[abbr="float:left"][/float]Тишина сменилась грохотом. Земля дрожала от ударов магии, огня, падающих тел и шагов еще живых - армии шли одна на другую. Победители уже добивали проигравших, ход был почти предрешен в звонкую ничью, но Астериум решил иначе. Не свойственная ему тогда злость в симбиозе со способностью мыслить за рамки допустимого побуждали деоса действовать вопреки, и ведомо собственному греху. Астериум в очередной раз катился, в пропасть названной одержимостью идеей, подпитанной ненавистью, злобой и нежеланием уступать ни в коем разе агрессору в лице собрата. Земля дрогнула очередной раз, вынудив бегущего Астериума оступиться и прильнуть к стене, прижимая ладонь к окровавленному боку. Алоокий знал, что где-то там сейчас Синистер точно так же изнывает от полученных травм и яда - они не смогли прикончить друг друга сейчас, но рано или поздно это произойдет. Астериум же... ныне мечтал совершить нечто невообразимое, понятное лишь ему одному. Вся цитадель, уходящая под землю, сейчас кишит воинами с черными и алыми знаменами, поочередно убивающими друг друга. Бледный не слышал воплей и криков, не слышал звона стали, бьющихся магических щитов и ревущего эфирного пламени заклинаний. У Астериума плыло все перед глазами, его шатало. Кришда и та была обессилена настолько, что последняя воля деоса лишь мысленно, настойчиво. шептала ей заткнуться и не сметь погружать его в стазис. Только не сейчас. Он спускался дальше, держась рукой за вибрирующие стены. Чем ниже он спускался в глубокий колодец сердца цитадели, тем тише становилась эта вибрация. Несколькими уровнями выше Вивьен, вместе с еще тремя последователями, ушли в глубокий сон, их тела готовились к перемещению в разные места... никто ведь не задавался вопросом, отчего понадобились такие крайние меры?

- Господин.. вы не...
- Все готовы?
Девушка с печальными васильковыми глазами послушно кивнула. Она не боялась. Здесь не было тех, кто вонял этим ублюдком.
Четырнадцать избранных, они пришли сюда по своей воле, услышав зов и поняв без лишних вопросов, что от них требуется. Но их вела не просьба деоса, нечто иное, сокрытое глубже и нитями своими опутывающее душу с момента становления фэдэлесом. Жертвенность - она ведь не только лежит в основе древнего божества, вынуждая его мыслить как-то иначе, более человечно что ли. Напротив, в эту ночь Астериум был полностью тем, кем его создал Высший. И все таки бледный ощутимо поморщился, обнаружив пятнадцатую тень, подпитанную сомнением и даже легким оттенком презрения. Он не понимал, он был против. Почему?
- Так быть не должно. Позвольте просто уйти тем, кто может еще
- Уйти куда?
-... Но это... это ужасно... Отпустите Лию, прошу, она не должна быть среди них, пожалуйста, это...
- Это ты так решил? - Астериум даже не поворачивался в его сторону. Он шел в центр круга, все так же прихрамывая, буквально приказывая артефакту делать каждый его шаг максимально твердым. Четырнадцать фигур, каждая на своем месте. И деос по центру импровизированной пентаграммы. Только та настырная тень сомнений, что вертелась у последней, четырнадцатой... Цитадель еще раз сильно тряхнуло, с потолка сыпалась мелкая крошка.
- Но никто не в праве решать, что будет с чужими жизнями!
- Кроме Бога?

Юноша сжал руки девчонки, едва не падая на коленях. Это было так странно, так... непонятно самому Астериуму, но он лишь бросил ленивый взгляд в сторону влюбленной парочки. Девица едва сдерживала слезы, но была тверда в своей вере, она была сильнее.
Когда паренек понял, что диалог с древним вести бесполезно, и на то уходил слишком много драгоценного времени, он начал клясться в любви, просить уйти с ним, ради него, ради них, какого-то будущего, которого ни у него, ни у кого либо из присутствующих не было с той самой секунды, как цитадель оказалась в жесткой осаде. Ну а деос... у деосов вообще нет ни будущего, ни прошлого - они аморфны для времени, существуют лишь в миг настоящий, в каждую секунду вселенной. И потому не могут ни умереть, ни жить в доступном для смертных понимании.
Алый сгусток энергии воткнулся в грудь парня, что тут же упал мешком к ногам всхлипнувшей девицы. Ее трясло, она все еще держала его руки, оцепенев от ужаса, но смиренно принимая действительность. Ей не было ошеломляюще больно - она ведь знала, что это произойдет, секундой ранее - секундой позже, не было никакой разницы в том, когда и где они сдохнут. Это просто произойдет, но перед этим...

Но перед этим Астериум решил устроить склеп разом всем - живым и мертвым, почти мгновенно убив не только чужих последователей, но и оборвав нити жизни своих собственных фэдэлесов. Тот парень - первый из тысячи тысяч, что готовились рухнуть на самое дно этого колодца, туда, где четырнадцать преисполненных жертвенности были готовы отдать свои силы и душу на невообразимых масштабов взрывчатку. Алые копья, контролируемые Астериумом, разом пронзили их тела, впитывая в себя частицы чужих сил. Набухшие как вены, они врезались в стены, пуская красноватые, словно кровавые жилы, трещины по каменному своду укрепленного магией строения. Здесь обычный удар, даже деоса, не подошел бы. Только особая некротическая энергия, смешанная с искрой несущей божественности, и та породила взрыв столь мощный, что весь шум был разом сожран этой воронкой смерти. А деос ее не слышал - ушел в глубокий сон, защищаемые скорлупой родного артефакта, и будучи также погребенный под тоннами земли, праха и тел. Крови было столько, что, по легендам, под цитаделью до сих пор оставалось кровавое озеро. Мощный всполох энергии навсегда изменил облик местности в радиусе нескольких километров, сделав среду не только радиоактивно опасной, но и больной для воспоминаний как ордена в целом, так и деоса в частности.

А тот, лежа сбоку от Джудала, смотрел прямо на него. И впервые испытывал что-то на грани ужаса и сожаления, и тем не менее, все еще был уверен в правильности своего решения. Бледная ладонь коснулась щеки климбата, убирая с нее влажную витую прядь темных волос. Деосу не было стыдно, но сейчас, открывая эссенцию такие страницы своей жизни, чувствовал себя более нагим, чем когда либо еще. - Я покажу тебе это место, если ты хочешь....

Не тишина и не пустота. Там, где должен был чувствоваться могильный холод гигантского кладбища, стоял невообразимый гул, похожий на стрекот вечного полета стрекозы. Тысяча невидимых шмелей гудели над мертвой землей, а воздух был пропитан едкой, и хорошо знакомой Джудалу аурой божества - энергии здесь было столько, что даже спустя миллионы лет та не рассосалась, а можно сказать, что мутировала, преобразовалась. Разумеется, энергетика была не чисто Астериума, с примесью другого известного деоса. Это было очень забавно, осознавать, что одни из самых неприятных событий в жизни и климбата, и древнего, связанны именно с этой личностью... но эти мысли алоокий намеренно ограждал от фэдэлеса. Хмурый взгляд следил за спутником, что терпеливо и молча шел за богом, осматривая руины. Вазарию бледный заботливо накинул на плечи своего сподвижника, а сам, разумеется, был полностью скрыт Кришдой, и та эти места каждой своей чешуйкой, слегка оттопырив их, пропуская благодатный для господина воздух под карабункловый панцирь. Они шли молча, ведь то, что Джудал мог бы увидеть здесь скрыто вовсе не в окружающих видах. Астериум хотел почерпнуть больше прошлого, а избитый магией аномальный фон был все равно что огромным хрустальным шаром какого нибудь экстрасенса. Иногда алоокий оборачивался, проверяя состояние климбата, а тот... всё больше и больше дышал местным токсином. Бледная рука касалась пальцами чужих, образуя своеобразный ковшик из ладони, едва сцепленных в невесомом прикосновении. Надо признать, что Джу держался довольно долго, что не удивительно для климбата. Но Астериум чувствовал, как медленнее становится шаг. Деос хотел воссоздать картинку былых дней, когда это место было цветущим и полным сил, так сказать, показать ему именно то былое величие ордена, а не то, что от него осталось.

«Ты помнишь, Джудал, что у деосов вообще нет ни будущего, ни прошлого - они аморфны для времени, существуют лишь в миг настоящий, в каждую секунду вселенной.?...»
Это был не голос Астериума, скорее подсознательнй оклик альтр-эго, который чувствовал, как разум фэдэлеса всё дальше уплывает в очередной сон, что не станет кошмаром.
И Джудал увидел.

Роскошные здания, высокие мраморные потолки, которые, впрочем, крайне сильно напоминали залы известного ранее храма Ветров. Словно мало что изменилось, все те же просторы, суетящиеся фэдэлесы, которые чуть чаще обычного бросают взгляд на Джудала. Сам климбат был одет не в привычные ему шаровары, а в роскошные позолоченные шелка, так неудобно шелестящие по полу длинным шлейфом. Это явно было не боевое облачение, словно от него никто не требовал сражаться, это было совсем другое, это было... другое время. Спокойное, полное цвета и жизни. Взгляд падает на длинные белые волосы, скрывшиеся за углом. Он знает, чьи они, их ни с чем иным не спутаешь. Шаг тверд, идет следом, даже дурацкие тряпки не мешают догнать... её. Еще до того, как рука коснется тонкой шеи, ты уже поймешь. что это не Астериум, а кто-то другой. Но очень похожий. Такой же взгляд, полный мудрости, разве что не ярко-алый, а глубокого красного оттенка. Аура полная силы и не похожая на иные расы, нечитаемая даже, словно что-то абсолютно иное. Рука тянется сама по себе, лишь сейчас Джудал обращает внимание на бледный ожог на тыльной стороне ладони в форме какого-то клейма.... это не он?
- Эльда? - голос точно принадлежит ему. Разум и тело словно существуют отдельно, Джудал его не контролирует, события происходят сами по себе, он лишь наблюдатель - и это ключевое отличие от того глубокого кошмара, из которого он вернулся совсем недавно.
- Ты хочешь пойти вместе со мной? Мы очень долго ждали... - девица тепло обнимает климбата, положив голову на плечо. От нее тоже пахло пионами.. не так ярко, но запах однозначно был каким-то знакомым и теплым.
- С днем рождения, Эль.
- Совсем уже старуха, да? - отшутилась девчонка, покружившись на месте. Они шли дальше по коридору, и эссенций мог легко чувствовать это осевшее на голову и плечи, вполне осязаемое счастье, наполняющее девчонку.
- Сто лет - не так уж много для тебя, - и его голос тоже такой же шутливый. На вид красноглазке было что-то вроде 16 лет, совсем подросток, но взгляд мудрый и знающий обманывал на многие тысячи лет.
Они пришли к синеватому варпу, который Эльда перенастроила магически на определенную, видимо одной ей известную локацию. Даже ее энергия, цвет, был странным, серебристо-радужным, бензольным, можно сказать. Маленькая хрупкая ручка сильно сжала клейменную ладонь перед шагом в бездну.
//
Alexandre Desplat – The Resurrection Stone

[abbr="float:right"][/float]Темно и сыро. Слышалась редкая капель. Подземное озеро светилось изнутри красноватым цветом, вода же была мутная и безмолвная. Стены пещеры были не из камня, но сплошь из красных кристаллических наростов. При приближении можно было заметить странные затемнения, как грязные пятна.
- Это кости. За миллионы лет кристалл разложил из почти полностью, - буднично подметила Эль, заметив нахмуренный взгляд своего спутника.
- Что это за место?
- Схаласдерон.
Тело, которое Джудал не мог контролировать, подошло ближе к воде. Мыском сапога климбат пнул маленький камешек, который с тихим всплеском исчез где-то в глубине. Они ждали долго. Несколько часов. Эльда сидела на коленках, сложив руки перед собой, завороженно вглядываясь в середину озера. Джудал же.. кажется периодически дремал или пытался что-то чертить кинжалом на гладком кристалле. И сейчас, немного увлекшись, он не заметил, как смуглая рука больно впечаталась ему в предплечье, расталкивая и привлекая внимание к воде. Маленькая бледная фигура плыла на спине в самом центре, словно снулый карп. Следом из воды вынырнула тень черная, грубая, женская... Кришду и из далека было узнать легко. Когтистые лапы бережно подняли деоса на руки, вытаскивая из воды переродившуюся Астериум. А потом поставила на ноги на суше, и деос долго вглядывалась в землю, зарываясь босыми пальцами в нее. И Джудал ощутил знакомое чувство, отсутствие которого не заметил сразу - внутренний компас фэдэлеса заработал вновь. А еще он чувствовал растущую мощь и... странную ненаправленную ярость. Кришда заботливо убрала пряди волос с лица и плеч назад, черным коготком приподнимая подбородок божества и вынуждая направить пронзительный взгляд алых глаз на гостей, - Railon kaah, valshares.*

*Взгляни на своего убийцу
[AVA]https://pp.userapi.com/c824700/v824700544/90019/c2JdOBmejCQ.jpg[/AVA]

- Так как говорили, Геральт! Как говорили.. Я - твое Предназначение? Ну скажи? Я - твое Предназначение?
<...>
- Ты - нечто большее, Цири. Нечто большее.
© Анджей Сапковский "Меч Предназначения"

С белых волос сочилась вода - чуть мутная, но это явно было не озеро крови, о котором ходило столько легенд, как, впрочем, обо всех руинах в частности. Это воспоминание было лишь одной из множества капель, прошлого и грядущего, и по сути было что-то вроде ближайшей отправной точкой. Десятилетняя Астериум вглядывалась в похожее лицо не моргая, пристально. Алые зрачки словно изнутри светились зашкаливающей энергией - в момент перерождения деосы особенно уязвимы, и накопленные за столетие силы покидают тело божества как только он исчерпает этот магический оборонительный резерв.Пройдет еще десяток лет, прежде чем алоглазая сможет призвать своего кровопийцу, и еще триста прежде, чем дозреет энергетически и физически полностью. А сейчас... опасность.

Именно так передала Кришда своей хозяйке - перед ней враг, ее убийца. И если Джудал, что оказался вблизи, мог отчетливо слышать эти странные мысли, то Эльда... Она даже фэдэлесом никогда не станет, вся ее суть, сама концепция появления на свет противоречила законам природы, выстроенным с начала времен. Деосы не знают материнства. Деосы не любят, не чувствуют, для них все имеет какую то свою ценность, измеримую в пользе для существования в масштабах вселенной. Астериум пялилась на девчонку, и не могла понять - какого хрена?
Зачем. В чем был смысл... этого. В каком то плане деос была даже шокирована, нет, она не испытывала отвращения, она просто не могла понять саму себя. Это казалось ей таким же странным, как человек обнаруживает себя на утро с жутким похмельем после бурной ночи, одетого в шкуру единорога и с ватой в трусах. Ей не хотелось прикоснуться, ей не хотелось смотреть дальше на то, что она сама же.. породила. Для чего...
Та Астериум, что желала дать жизни умерла сто лет назад. Перерожденный деос не читал в себе былых чувств к нерожденной душе, которую вынашивал столько времени, ради того, чтобы когда мир поставил ее перед выбором, она отчего то выбрала не себя. От чего...
- Rran'a*, - маленькая белоснежная ладошка коснулась щеки Джудала. Его она помнила. Чувства к нему были что-то из ряда аксиомы, уже давно за пределами этой жизни. Много жизней.. Астериум выдержала десять долгих секунд взгляда в красные очи. Она хотела его успокоить, хотела чтобы он просто... - Kila vera nara la.*
Объятия были прерваны. Кришда, все еще находясь сзади, подобно строгой мамаше потянула деоса на себя, вместе с тем осыпаясь в подобие жидкой ртути, стекающей наверх по босым ножкам девочки. Защита организма всегда была основной целью Кришды, для нее эмоции - вообще пустой звук, она абсолютно рациональна, субъективна, для нее нет и не было никогда ничего, что стояло бы выше.

Хрупкое на вид тело воспарило над землей, оторвавшись на метр над леденящей мутной поверхностью воды, принявшей алый цвет из за кристаллических наростов. А карабункловые пластины продолжали расти по телу подобно ветвям древа, расползаясь по ногам, выше, скрывая талию, опутывая руки через спину, и так, пока полностью, вместе с нижней частью лица, не скрыла деоса в мертвенный черный каркас, сверкающий синими прожилками энергии. «Уйди, прошу» - мысленный приказ, слышный только Джудалу. Эльда, которая терпеливо и завороженно все это время следила за долгожданным воссоединением семьи, выглядела немного потерянной. Девушка медленно поднялась с колен. Два неуверенных шага вперед, смуглая рука тянулась навстречу, - Мама?
Как много в этом слове. Как больно от этого слова, когда оно внезапно не находит отклика в одном из двух сердец? Треск кристаллических стен, последовавший за робким голосом Эльды, заставил голову Джудала ошарашено повернуться в сторону возникающих трещин. Одна за другой хрустальные глыбы разных форм и размеров откалывались от стен, чтобы воспарить рядом с деосом. - Ты не только убийца. Ты - опасность для всего.
Наверное, Джудал слышал свой собственный голос, пытающийся остановить все это безумие. Но воспоминание стало смазанным, словно картинка была нечеткой. Последнее, что он увидел, как кристаллы разом устремились в одну точку, а потом крик, может не один, может и он кричал тоже, хватая Астериум за ноги, пытаясь встряхнуть и образумить...
Мутная вода перед глазами и тусклый алый свет, к которому тянется его клейменная рука.
*Отойди, я не хочу причинить тебе боль.

Тусклый свет... туман, слишком плотный чтобы разглядеть хоть что то. Тело падает, ноги не держат, но знакомые руки ловят и не дают упасть, избегая удара о камень руин. Сознание отчаянно пытается вернуться назад, в свое правильное время. Глаза ловят удивленное и обеспокоенно одновременно лицо деоса. Это точно он, настоящий, не воспоминание. - Джудал? Где ты... почему...
И правда. Почему, вместо того, чтобы прогуляться по доступному прошлому, мысли улетали куда-то наоборот?
//
- Где ты, Джудал? - все тот же родной голос. Только очень слабый, тихий, не такой звонкий. И внутри опустошение - его чувствовали абсолютно все в ордене. Огонек жизни что затухал, фэдэлеса вел именно его по длинным расплывчатым коридорам, словно их нарисовал неаккуратный художник, не придающий значения второстепенным деталям. Но он видел нахмуренные лица, они смотрели на него с ненавистью и отвращением. И клеймо словно все еще фантомно жгло.. Мудрый взгляд палача позволяет оценить рану, подобно ювелир смотрит на драгоценный камень - клеймо было не таким старым, около года, может больше.
- Это ему лучше не видеть, - незнакомый голос в сознании, совсем отдельный от всего, от собственного сознания, от расплывчатой иллюзии, словно извне.
- Ты так считаешь? - еще один голос, очень похожий на первый, но другой, более громкий и взбудораженный.
А тело шло дальше по коридору, куда вела неосязаемая нить. Астериум звала, и этот зов слышал он, и весь орден в целом, потому и не возражали его присутствию в этих святых стенах. Но это отвращение во взглядах. Смуглые руки легли на тяжелые двери за десяток секунд до того, как красные глаза климбата увидели ослабшее, исхудавшее тело Астериум.
- Да, вытащи его. Сейчас, давай!
И сознание вновь плыло по мутной воде течения жизни...

- Где ты, Джудал?
Смеялась. Совсем другое ощущение, омывшее сознание подобно контрастному душу. Сейчас деос, с которым эссенций был связан физически и эмоционально, словно наоборот испытывал энергетический подъем, мощь росла постоянно, с каждой секундой. Вместе с этим крепли не только стены ордена, но и силы каждого последователя. И взгляд, что так искал ее среди травы...
Они были на лугу, залитым майским солнцем Эридия. Трава была столь высокой, что кончиками своими возвышалась еще на метр над макушкой духа. А они играли в прятки с Астер. На самом деле не слишком честная игра, с учетом, что каждый из них пассивно знал где находится второй, но оттого было так увлекательно пытаться подкрасться к другому со спины. Джудал проиграл уже два раза... и третий.
Девица повалила его на траву, по которой они в обнимку проехались еще метра два, сминая чудесные цветы, что прятались в тени от палящих лучей звезды. Астериум на вид было примерно столько же, сколько Эльде - около шестнадцати. Белоснежную кожу даже тронули легкие веснушки на носу и плечах, подобно созвездиям на безупречной синеве ночного неба. Тело - лишь оболочка, по сути для деоса являющейся лишь материальным коконом существования. Взгляд деоса был таким же нежным, особенным, каким древняя смотрела только на него, до смерти и теперь после нее. - Ты снова проиграл.
Губы тронула улыбка, которая тут же скрылась в легком поцелуе в уголке губ. Если кто-то ошибочно считал это неправильным... что ж, какое дело, если если предоставлены в этот момент только друг другу? Деос легла рядом, мысленно желая чтобы они валялись тут, в тени, еще немного. За те сто лет отсутствия ее внимания требовало столько вещей в мире, окончательного пика силы она достигнет только еще через сто лет, а сейчас хотелось просто раствориться в моменте. - Чем ты встревожен?
Серое беспокойство. Может он просто все еще боялся потерять ее вновь, может быть беспокоился за Эльду, которая пропала с тех самых пор... Ее искали, да, но она пряталась, нарочно или нет. Астериум объясняла потом, что та внезапная атака была порождением инстинктов, которые проснулись вперед эмоций. Деосы в этом плане осложнены своими заморочками, хотя и на сей счет у Астериум была своя теория. Она говорила, что дело в легендарном оружии - оно живо и существует пока жив деос, а рождается из осколка души. Расколотая душа, где часть - лишь механизм защиты физической оболочки, и то, что остается где-то в сердце - явление остаточное, ослабшее, иное... Ну и, конечно, как божества, эта раса мир видела через призму выгоды как личной, так и для вселенной в целом. К слову, о вселенной... Лежа на плече климбата, девица сравнивала размеры их ладоней, играя пальчиками с лучами закатного солнца. - Ты думал когда нибудь о том, что там, далеко за оболочкой вселенной. Ты ведь знал, что наш мир - что-то подобие огромного аквариума, где мы плаваем среди океана звезд. И то что за сетями - еще большее количество миров. Иногда я думаю, что вселенная -  комната с множеством таких сосудов, наполненных под завязку душами. А еще я думаю, что наша жизнь - параллель многим другим. Может быть где-то еще есть ты и я, которые сейчас предаются любви вместе, или ищут друг друга, или еще не встретились, но обязательно встретятся. - девица повернулась на бок, сплетая руки с чужими в крепкий замок. А взгляд изучал лицо, за долгие годы ставшее, кажется, чуть серьезнее, - Ты ведь мое предназначение, правда?
-

...Избежать ошибок, как не сожалеть ни о чем в будущем.
Смешно. И Астериум смеялась вновь, опустив руку климбату на корпус, словно давно поймала в воздухе эту золотистую солнечную пылинку-смешинку. Джудал - словно дитя глупое, наивное, хотя деос понимал что о правилах и основах устройства вселенной, конечно же, климбат вряд ли когда либо думал. Не потому что глуп, просто в действительности это для него просто чем-то неинтересным. Есть небо над головой - и ладно, что с него взять? Хотя, а что взять с такого же недалекого, нелюдимого, закрытого в себе и своих мыслей деоса?
- Это невозможно. Наши миры никогда не пересекались и не пересекутся. Но я уверена, что связующие нити проходят через тысячи крошечных вещей, что являются частью твоей жизни, - Астериум слегка покатала колечко большим пальцем руки, словно пытаясь поудобнее разместить его на безымянном пальчике прежде, чем оно бы скрылось в легкой черной дымке своеобразной ажурной татуировки, - Просто ни ты, ни я никогда этого не замечаем.
А вот она бы целовала. И нежно, и глубоко и страстно. И, наверное, без стыда и излишней характерной данному деосу скромности, сотни лет назад приконченной в ее собственной спальне, сейчас бы стягивала со смуглого тела и без того небольшое количество одежды. Иногда проскальзывала смешливая мысль, что в ордене климбата научили одеваться только ради того, чтобы деос потом мог вот так властно раздевать, пуговичка за пуговичкой , задерживая пальчики под тканью, касаясь теплой кожи. Бледные уста тянулись к мужскому лицу... а потом пришла вибрация. Сначала это были беззвучное, но ощутимое дрожание земли под телами, бледные травы покачивались словно на ветру, дергаясь рябью. А потом они услышали жужжание. Тяжелое, как поступь великана, оно надвигалось с нарастающей мощью.
- Это.... - а потом стало темно. Солнечный свет скрылся за черным облаком летящей в сторону замка саранчи, которая двигалась чуть выше уровня стеблей осоки. Джудал чувствовал, как ладонь, только что касавшаяся его с глубокой нежностью, теперь настойчиво вдавливала его в землю, словно Астериум боялась что фэдэлес встанет, - это не я... - только успела прошептать она, а мир растворялся вновь.

И вновь темно. Но этот мрак был приятен, он был похож на ту лунную ночь, когда они с Астериум впервые сблизились по настоящему, оставив всяческие рамки и преграды, навязанные обществом, где то вне замка. Приятное чувство тепла родного тела, что чуть дрожало от истомы в смуглых руках... сколько раз они вот так предавались любви, да и просто друг другу, и всегда было как-то по новому, как впервые. Всегда было мало. Если Джудал считал себя ненасытным, то что говорить о душе, что томилась не один миллион лет? Астериум прогнулась в спине, подставляя мрамор кожи под дорожку поцелуев, а сначала ее волосы с нежностью собрали в хвост, обмотав длинные белые пряди вокруг кулака, слегка натягивая на себя как поводья. Деос стонала, кусала губы, когда свободная рука сначала касалась ее груди, а потом нескромно спускалась еще ниже, вынуждая дышать еще чаще и прерывистнее.
-.... Небо и звезды, какого, нашу мать, хрена?!
- Ты сказал отмотать к моменту нашего появления в мире!
- Не так... дурень... РАНО.  ПОЗЖЕ, ЕЩЕ ПОЗЖЕ.

- А теперь ты промазал. Какой же ты иногда бестолковый, а... - голос стих, словно закрыли какую то дверь. Вместо нее - дым, запах жженого мяса. Звук клинков, и тяжелый металлический запах, который климбат бы не спутал ни с каким иным. Кровь была везде, на полу, на стенах, в воздухе, на языке... на руках. руки... были заняты, и было тяжело. Рука деоса, перекинутая через плечо деоса, помогала Джудалу тащить ослабшее божество куда-то вниз по ступеням. - Терпи, пожалуйста...
И деос терпел. Странно так... При всем происходящем, фэдэлес не чувствовал фонового беспокойства, что могло бы идти от умирающего тела. А Астериум умирал. Он был истощен энергетически и физически, и Кришда орала благим матом, стремясь поскорее скрыть тело древнего в стазис. Но тот, кто решил прикончить деоса, только того и ждал. И потому Джудал тащил его прочь, не то спрятать хотел, не то искал место, где защищать будет удобнее.
Они дошли до сада, в котором бил ключом фонтан-колодец. Здесь было тише, только несколько убитых тел  придворных девиц портили картину почти нетронутого бойней уголка. Алые глаза тускло блестели, пытаясь во мраке рассмотреть любимое лицо. Правая рука была отрублена, а левая - сломанная, словно изжеванная - сделала неприятную для тела попытку подняться и дотронуться до климбата. Даже не смотря на боль, он бы это сделал, но... рука была не способна двинуться физически. Все тело пронзала боль такая, что впору скончаться от болевого шока. Ноги уже не шевелились давно, по ним разрастался алый кристалл, что должен был скрыть весь организм в регенирирующий трехдневный сон. Три дня.. а выдержит ли Джудал столько? Нос чувствовал запах убийцы, что шел по следу. Две минуты, и он будет здесь. Или раньше...
Яркая вспышка, которая буквально взрывает голову болью.

- Да неужели! Нашел таки?
- Завались уже.

Опять спокойствие. На самом деле. от таких эмоциональных контрастов Джудал должен был бы чувствовать сверхсильную тошноту с желанием исторгнуть наружу не только завтрак в виде чужих останков, но и свой желудок и кишки вместе с ними. Одно радовало - нынче тело окутывало спокойствие, какое находило душу эссенция крайне редко, если не сказать что почти никогда. Ему просто было хорошо. Он вновь в знакомых стенах замка и, судя по обстановке, где-то подле покоев Астериум. Он прислушивается к себе и слышит, как спокойно бьется ее сердце - жива, здорова, значит все хорошо. А потом с него чуть не сняли штаны.
Маленький ребенок повис на шароварах, которые срочно пришлось придерживать на поясе, а потом, второй рукой, мягко отцепить от себя мальца. Через секунду Джудал ошеломленно увидел призрак маленькой Эльды, даже хотел окликнуть этого маленького смуглого и беловолосого непоседу именно так, но слова застряли в горле. Потому что мозг понимал, что это - не Эльда, и вообще мужской организм.
- Ну ты придумал ему имя? - спокойный, чуть веселый голос Астериум, что стояла в дверях и с улыбкой смотрела на них двоих. У нее на руках - точно такой же мальчуган двух лет, что доставал деоса, дергая за длинную косу, на кончике которой слегка позвякивали колокольчики.

Отредактировано Астериум (03.02.2018 17:20:49)