Древний неизменный инстинкт - мой дар и вековечное проклятие, одиозно ворвавшийся в действительность три сотни лет назад и придушивший практически всё «человечное» внутри,  а «человечное», как известно, наполняя душу до краев, делает ее податливой. Жалел ли я хоть раз о чудовищном эксперименте против собственной природы... эксперименте, которому Коалицией еще до рождения моих предков присвоен гриф «секретно»? Никогда. За целую жизнь я не помню ни единого момента сожаления или скорби, но не отрицаю факт, что, вероятнее всего, два сих душевных порыва попросту им же и заблокированы. Род «старых» Агваресов зрел во мне лишь расходный материал, но талантливые самородки не более чем миф, вложенный в умы молодняка. Да, гении есть и были во все времена, но едва ли растение способно цвести в безжизненной почве, а коль цветет, стоит задуматься - действительно ли почва настолько безжизненна?
Инстинкт в самом начале пути влек меня с немыслимой силой, точно все тело сковали древними высшими сигуллумами, а после за карбунклувую цепь пристегнули к самой большой звезде Энтероса, вращающейся вокруг Эридиевого гиганта. Инстинкт диктует все: мнение, линию поведения, даже малейшие физиологические особенности, я слишком рано понял, что за силу отдал действительно много и стал тем, не побоюсь этого слова, сказочным персонажем, о коем в шутку упоминают то в одном клане, то в другом. Мой разум органически не способен поддаться плотским желаниям страсти или вредящей излишней симпатии… любви. Отсеивал по неким собственным критериям каждого и будто брезгливый жадный старик скрупулезно, раз за разом клеймил нового встречного: «расходный материал». Мне не было знакомо даже чувство плотского возбуждения. Совсем. Абсолютно. Однако в миг, когда я осознал превосходство в некоторых сферах, в первую очередь воинской, все потери показались настолько мизерными и жалкими... незначительными. Я не нуждался в семье или соучастии, мне не нужна была чья-то благосклонность или даже преданность, инстинкт твердил - преданности не существует, есть страх! Покуда боятся - не предадут. Боятся в сто крат сильнее смерти. Меня мало интересовали дворцовые интриги или очередные попытки родов протолкнуть своих поверенных по древнему способу фаворитизма. Инстинкт твердил: нет личности, нет проблемы. Разум, незамутненный чувственными переживаниями гораздо свободнее, дарует больше времени на развитие… и действительно способен на многое, но, в конце концов, сливается с гранями деспотии и абсолютной диктатуры собственного мнения, так как все прочие личности кажутся ему ненормальными. Искаженными. Юродивыми. Омерзительными. Мусором.
Уверенные шаги высокого широкоплечего мужчины били похоронным набатом, эхо гулко атаковало стены и, казалось, всей душой возжелало превратить их в руины. Про таких, как граф Деладор не говорят на Схаласдероне. Редко обсуждают их решения и, даже обладая довольно примечательным внешним видом, в графе уже давно зрели скорее машину, чем живое существо, способное на чувства. Однако, если бы хоть кто-нибудь, одна живая душа могла пробраться в сокровенные дебри разума Агвареса, то, вероятнее, заплутала насмерть еще в преддверии. Деладор сам плутал. Плутал нещадно, раз за разом возвращаясь к недавним событиям, силясь в мельчайших подробностях возводить каждую деталь произошедшего. Наибольший интерес вызывали интимные образы, притом негативные слишком быстро стерлись из памяти, оставив лишь сладостные, овеянные беловатой дымкой… У нормального существа, созерцающего как два тела, самозабвенно растворяются в древнем как мир акте любви, ласкают друг друга и пьянеют от этого, проваливаясь глубже в наркотическое марево горячей одержимости… просыпались вполне физиологические потребности. У графа они тоже просыпались. Нервной даже болезненной дрожью во всем теле, жаром в груди и навязчивыми мыслями: мозг раз за разом возвращался к этому снова, под сердцем что-то мягкое и большое сворачивалось клубком и… клокотало от удовольствия? Да. Пусть и оно не имело ничего общего с похотью.
Я закончил все важные дела на сегодняшний месяц, осознавая, что давно не ощущал столь сильного душевного подъёма. Азарт полыхал через край. Мир сомкнулся в одну единственную точку. Нет. Логу. В две – зрачки Габриэля. Отчего именно сейчас, вспоминая этот упрямый, вызывающий и беззаветный взгляд гетерохромных глаз, я падаю в бездну и совершенно не противлюсь смертному падению. Я ведь решил: бездна уже для нас двоих распахнула свои объятия.
- Пробудись же, мой ненаглядный Габриэль! – плеща воодушевлением, растекающимся лавовым адреналином по расширенным сосудам, громко произнес темный инсект, привычным мягким серебристым баритоном. По собственному опыту Эльвантас безошибочно понимал: их ждет очередная невероятная встреча и душераздирающие эксперименты. Однако с последней встречи прошло не три месяца, а лишь один месяц и десять дней… что заставила графа Агвареса нарушить привычный график собственных приходов?
За минувший сорок произошло, пожалуй, больше событий с Габриэлем, чем в течение  трех сотен веков. Знак? Одно событие, влекущее к искажениям, притягивает к себе больше и больше таких событий. Самое ошеломительное… и, несомненно, причина столь раннего моего прихода – приближающийся коллапс Сомнии и последующее разрушение «живого» плена, прослужившего мне столь долго и безропотно. В разрушении я не сомневался и должен был признать свою ошибку, допущенную недавно под язвительные комментарии Белиаласа. Однако принятие Габриэлем частично моей генетики, а также мутация энергетической паутины под имитацию моей собственной, не было самым страшным. Разрушительным ужасом являлось то, что становясь «энергетическими братьями» мутировавшая магия во-первых, обрела свойственную мне лишь неприятную способность… энергетическая инсуррекция. Попросту говоря, если практически любая энергетическая паутина, не подвергшаяся навитонной абсорбции, «засыпает» - фундаментально лишаясь способности к сопротивлению, то любая мутировавшая по столь «бесчеловечному» опыту всегда и в любых условиях, даже в ущерб организму, будет атаковать в ответ агрессивную среду до последнего. Во-вторых… едва ли это могло коллапсировать Сомнию - нет. У Габриэля практически не было сил, даже моя чудовищная паутина не сломила бы магию подобного уровня, находясь в столь паническом состоянии… не было сил, до какого-то момента. Однако день назад сила появилась. Пришла, откуда ее не ждали. Габриэлю предоставили доступ к общему резерву самого могущественного в Энтеросе ордена. Ордена Энтропиуса – бога хаоса и войн. Все сошлось в единую точку и его новая физиология… «моя» энергетическая паутина в его теле сделала то, что меня совсем не удивило. Врубило поглощение наполную, стремясь впитать настолько много энергии, сколько хватит самых предельных сил. Едва ли я мог в сею секунду порадоваться собственной невероятной генетике, так как она стала играть против меня же!
Я прекрасно отдавал себе отчет: для Древнего Энтропиуса наши с Габриэлем жизни не более чем игрушки, однако едва ли он пожелает играть пренебрежительно. Со мной нет. Вопреки часто высказываемым доводам со стороны моего плененного графа, я никогда не зрел его своей игрушкой. Он не знал что это такое, а вот я прекрасно знал и за это спасибо покойному Рошеру. Его стоило отправить в расход последним, но тогда мне попросту не хватило терпения от снедающего чувства мести, и злополучное… уничижительно слабое «я ведь был просто ребенком» так и не слетело с губ в тот час.
Принадлежать ордену – нейтрально с точки зрения рисков, я, будучи сильнее деоса моего ордена мог и вовсе не опасаться по большинству пунктов, а Габриэль мог не опасаться даже не из-за меня, а скорее из-за смехотворного сочетания характера Древнего бога и собственного положения. Плюс, поговаривали, что Энтропиус занялся добрыми делами. Какой несусветный бред. Монстры нашего мира, даже содрав шкуру с овцы и надев на себя, не скроют острых клыков и когтей.
Вновь приблизившись вплотную, Деладор приподнял голову светлого инсекта за подбородок, заставив смотреть в глаза, светящаяся гестия изумруда вмиг стала особенно яркой, сверкающей, будто два факела.
- Вот и конец нашей общей эпохи… - одними губами практически в губы прошептал темнейший и резко отпрянул, - смысла держать тебя здесь боле я не вижу, лишь вопрос времени, а если быть точным… двух часов, когда все это, - мужчина многозначительно обвел руками «сущее», - рухнет. Я бы растолковал почему, но, боюсь, оно уже и не требуется.
Быстрым головокружительным рывком граф Агварес развернулся, отчего черный военный плащ взметнулся в воздухе с особой силой, и левой рукой прочертил неизвестную руну перед собой.
Материализовалось нечто. Это было действительно нечто: наполненный алой густой жидкостью, пульсирующий биологический кокон в черных, вероятно венозных прожилках, внутри искрилась одна белая точка, плавающая в «киселе» с настолько ошеломительной скоростью, что казалось – ее там вовсе нет, и это так стенки кокона переливаются в лучах светящихся кристаллов.
- Четыре последних года поисков не прошли даром, Габриэль. Хотя эта тварь убила больше за последние дни, чем того требовал здравый смысл. – шаг навстречу, - не бойся, вреда не будет.
Следовало закончить начатое. Я неспешно возвысил над головой Габриэля кокон с питательной средой… ощущение, словно держишь чей-то внутренний пульсирующей теплотой орган. И, раздирая пальцами тонкие гибкие стенки, излил содержимое на безупречный водопад платиновых волос, мгновенно орошая их «кровью». Она ручьями стекала по лбу, скулам и щекам… по его губам… последним вниз устремился миниатюрный белый огонек, за жалких миг проникая в мозг.

Твой новый мир, ты верил в него, обрекая на гибель врагов,
Твой новый мир, твой храм на крови,
Он всегда будет только твоим,
Твой новый мир!
Вспышка. Гигантский выбор расширяющихся в цепной реакции магических частиц. Подобное называют магическим квази-атомным взрывом. Треск энергии настолько бьет по ушам, что граф падает на колени, резко сдергивая Габриэля за шиворот и поддавшись очередному, взявшему управление над собой древнему инстинкту - накрывая Эльвантаса полностью собой, мгновенно переходя в берсерк. Это первая волна… в голове бьется и дрожит подобного пульсару одна мысль «нужно защитить Его голову», поэтому ничего лучше, чем зажать беловолосую голову где-то под мышечной ямкой, накрывая своим телом, Деладор не придумал. Свернул коконом три пары непропорционально огромных гибких стекловидных крыла, руны и печати на которых засияли не менее ярким пламенем чем глаза.
«Это первая волна! Грянет вторая! Дел! Дел!» - слышался совершенно незнакомый из-за паники и ужаса голос Альтер-эго где-то вдалеке, сознание медленно срывалось в бездну, тело покрыли жуткие глубокие рваные борозды, крылья изодрало в ошметки…
«Дел оно убьет нас!» - вопил голос, сбивая мысли… хотя сбивать было в принципе и нечего, в абсолютной пустоте жила лишь единственная мысль – «не дать Габриэлю погибнуть»… и что стало с его собственной хваленой решимостью?
Жар, нестерпимый жар, ибо темница натуральны образом плавилась… потекли лавовые реки…
Резкий порыв свежего воздуха! По сравнению с Адским пламенем пол секунды назад, дансенфэй вздрогнул от холода, но тело быстро привыкло, перед глазами стояла белая пелена, практически такая же, как триста тридцать лет назад, во время слепоты. Однако не это вызывало ужас, а ощущение влажного масла под руками, на лице и теле, что он укрывал собой. Пелена расступилась мгновенно, ставшим лишь на секунду белым замутненный взор вновь наполнился до краев изумрудным сиянием, возвращая зрение, и вместе с ним даруя облечение – вязкий и от яркого света сочный краплак - его, а не Габриэля. Тот же отделался лишь парой глубоких ран, и десятком мелких. Яркий свет… слишком яркий, чтобы исходить от искусственного источника света и голос… знакомый… не Альтер-эго, а наполненный ужасом. Страхом. Непомерной паникой, искусно сокрытой под… ликованием! Ох, как хорошо старик Макото Агварес блефовал… в этом ему не было равных и Деладор прекрасно об этом знал.
- Святейший Демиург! Отец и Прародитель мира! Эльвантас! Спасенный! Слава! Слава графу Агваресу, спасителю древнего рода!!! – дальше Деладор не вслушивался, панически окидывая взглядом окружающую обстановку. Они на главное площади в луже растекающейся крови… в атомной воронке. Возле здания суда клана!
Не мудрено, что с лестницы спускался, в одной руке держа увесистый кейс с документами, а в другой рюмочку чего-то крепкого, Макого Агварес – личный советник по юридическим вопросам и представляющий интересы графа в суде. Уже пожилой и один из немногих, кто помнил Габриэля очень хорошо, пусть во времена правления Рошера, состарившегося в XXXI веке Макото (на вид юристу перевалило уже за шесть десятков), удаляли из правящих элит рода. Отчего бы ему не быть благодарным нынешнему троюродному племяннику? Тот даровал и работу, и возможность радовать себя крепкими напитками, под видом жизненно необходимых для старика лекарств. Впрочем, факт, что Макото был здоровее многих, объявлять во всеуслышание не следовало.  Энергетика Габриэля Эльвантаса вновь появилась в Энтеросе.
Рядом с Макото вышагивала молоденькая, еще совсем юная Ландишия Люцефаг, она об Эльвантасах знала лишь по умным книжкам из академии, кою закончила совсем недавно, но благодаря собственной гениальности уже возглавляла министерство по связям с общественностью. Кажется, девушка спросила «кто?» от испытанного шока… еще бы. Она впервые увидела графа в столь жутком облике, точно бедолагу пропустили через Вселенскую мясорубку. Макото, расплескав лекарство с отчётливым ароматом дорого вина, продолжал причитать, чуть ли не распивая хвалебные оды нынешнему графу. Он ведь прекрасно подозревал… впрочем, не его это дело. Меньше знаешь о личной жизни главы клана – лучше спишь. Живым.
К графу со всех концов устремились дансенфэи, он уже слышал… сюда направляется весь картеж скорой помощи во главе с министром здравоохранения… Однако…
«Они прикоснутся к нему… Они… буду… его… осязать…» - и уже плачевное состояние не могло остановить Деладора, тело само переместилось в личные покои, берсерк отозван… Весь этаж графа сокрылся под активировавшейся печатью, его не потревожат. А что там снаружи творится? Глубоко плевать.
Габриэль бледен. Под закрытыми глазами синие круги. Я же не обращал на жуткую боль в собственном теле и зияющие раны, кое-где они были настолько обширны, что виднелись кости. Я чувствовал – мужчина в моих руках стремительно угасал. Мне хватило одной тысячной секунды, чтобы активировать аналитическую печать и осознать жуткий факт – пятьдесят процентов энергетической паутины, той… что не успела мутировать по моему подобию - Сгорела. Дотла. Оставшаяся часть всеми силами пыталась разрастись и сохранить хозяину жизнь, но едва ли ей хватит этих восьми оставшихся минут. Не хватит. Решение пришло стремительно – разверзшейся молнией.
«Нет! Ты не успеешь, эта операция убьет и тебя и его! Реальнее найти способ воскрешения! Реальнее вернуться в прошлое и… нет, Дел! Пересадка твоей паутины… это – тупик!!!»
«Твой грех – страх, Белиалас и я прощаю его тебе…» - одновременно со спокойной мыслью, холодной сталью растекшейся по телу, прошептал мужчина. Он уже рывком сгрёб Габриэля, перекинув вначале через плечо, а после махом сбрасывая с широкого дорогого стола все, что на нем было: документы, персональный компьютер, даже один из сейфов. С шумом тело уложено на стол, звук рвущейся одежды…
Сей звук лишь начало всех последующий звуков… низких гортанный криков нестерпимой боли Деладора, когда тот со стороны спины вырезал из себя целые куски, из мяса вытаскивал толстые длинные энергетические нити…
Звук льющейся чавкающей крови… стрёкот магических рун и энергетические подрагивание сложнейших медицинских сигилумов. Дыхание Габриэля. Стук его сердца, что служил личным показателем жизни и самочувствия. И куда делать вся решимость темного инсекта умереть?
Деладор не мог сказать, когда мир померк, он помнил лишь одну мысль, прежде чем мягкое одеяло накрыло его обнаженное тело и тело рядом, которое мужчина сжал в объятиях. Не мысль, а воспоминание из детства, графу тогда было, кажется, лет одиннадцать… на одной из лекций…
«И помните, господа и дамы…» - шутливо-уважительный голос преподавательницы по медицине, - «Любая прямая пересадка энергетической паутины, даже самая малая, без использования технологии Паль де Оурена или смежных с ней, должна нести последующий контакт с источником не менее пяти суток и не мене тридцати процентами тела. Не забывайте про данную технологию, иначе пересадка попросту потраченное время и деньги на захоронение вашего несчастного больного, а, ну и, разумеется, использовать технологии подобного уровня на нездоровых энергетических паутинах нужно с особой осторожностью…» - Деладор уже знал: его паутина, мутировавшая под абсорбцией не приемлет вообще никаких технологий подобного рода. Оставалось лишь переплести ногами ноги Габриэля, чуть навалиться, сцепить за его спиной руки в замок и проводиться в сон… а спать предстоит долго, судя под полученным повреждениям…[mymp3]http://cdndl.zaycev.net/77927/407209/Oomph_-_Sandmann.mp3|Sandmann[/mymp3]

Хрупкие черные жемчужины воспоминаний всплывали в нефтяном океане сознания, разбиваясь в дребезги друг о дружку, когда очередные приливные волны, произраставшие из глубин рассудка, сходились в чудовищных ударах. Воспоминания, вопреки всему, быстро восстановились, и уже сквозь полуоткрытые веки Деладор Агварес осмысленно и жадно смотрел перед собой. Секунда и светящиеся люминесцентным изумрудом глаза распахнулись, лихорадочно забегав взглядом по собственной спальне...
Высокие, пробирающие несколько этажей потолочные своды со сложными рисунками по черному мрамору, окна занавешены тяжелой темно-бардовой тканью, мягкие лучи света лишь незначительно просачивались через них. Кровать из угольного непроницаемого кристалла искрила с острыми гранями по тонкой резьбе и стрельчатым угловым сводам, огромный балдахин заковыристо собирался высоко над кроватью в визуальный фужер и ниспадал волнами до пола.
Мышцы во всем теле заныли от напряжения, и пораженный дансенфэй обнаружил, с какой неимоверной силой прижимал к себе горячее безвольное тело беловолосого мужчины, сколь самозабвенно покрывал его собой и совершенно не хотелось даже на долю секунды размыкать объятия. Только-только начавшие образовываться энергетические нити, еще не совсем заметны глазу: от Деладора исходили светящиеся энергетические паутинки изумруда, они плавно врастали в Эльвантаса, меняя цвет на серебро... или же паутинки исходили от самого платинового инсекта и врастали в Агвареса? Поди разбери в этом сплетении энергий.
Дрожь проняла тело и заполонила собой все сущее. Воспоминания гигантского краха и коллапса сокрушили рассудок... да так, что дыхание сбилось, и легкие несколько секунд не могли протолкнуть через себя воздух, ставший обжигающе ледовым. Разумеется, только глупец посчитает, что все случившееся - хитроумный план Агвареса.
Абсурд! Он просчитался. В формулах... в интерпретации энергетического статуса Габриэля... да во всем! От первой и до последней секунды! Проиграл. Сложная, державшаяся только на одном добром слове хитросплетенная сеть рухнула, погребя под собой работу трех сотен лет. Казалось бы, вот тот переломный этап, когда нескончаемая волна отвращения к себе, разочарования и апатии должна была заглотить... пережевать и уничтожить Деладора, ведь он вроде бы живое существо с чувствами и эмоциями!
Необыкновенный волнительный трепет в груди и под ребрами, живот подернуло возникшей пустотой. Проиграл, но каким-то чудом спасся сам и спас Габриэля, впрочем, все одно - если бы один из них не выжил, никакая сила не смогла бы вытащить другого. Воспоминания о пересадке, а после сон... и вот, он живой... теплый и ласнистый, смотрит удивленным и ясным взглядом... стоп. Что?
Медленно граф опускает взор с лица на развитое тело инсекта и вновь возвращается к черным безднам зрачков. Губы Габриэля чуть поджаты, он, видимо, что-то протестующе молвил, но что именно как-то не сразу становится доступно до испытавшего абсолютный крах рассудка, а последний, вероятно, сейчас использовал для поддержания более-менее стабильного состояния собственные наркотические железы. Шутка. Плоская как мир.
Обсидиановые волосы безупречно сливались с шелком постельного белья, нет, они казались во сто крат темнее! Лишь только бледная кожа оттеняла картину. Выражение лица Агвареса... тот неприступный закон, с ним инсект попросту не мог не считаться. На лице отпечатался страх, ужас, шок, смешанный с восторгом, опьяняющим волнением и удовлетворением. Древний инстинкт вновь медленно нашептывал безмолвно, одними лишь желаниями и стремлениями... верные формулы или Деладору лишь казалось?
Ничего, на опавших руинах всегда можно возвести новый алтарь!
Тем временем, после медленно отступающего шока, Агварес принялся анализировать каждое слово, фразу и интонации Габриэля. Инсект чуть отодвинулся, но все еще не вырывался из объятий мучителя. И грянула буря. Смыв под корень едва собравшиеся крохи самоконтроля, ибо интонация и смысл фраз напрочь выбивал почву из под ног. Да, если бы Деладора Агвареса, одного из сильнейших архи-мира, да чернобог побери, уважаемого и вселяющего в подданных ужас, только назвали кретином, что, по мнению темного, слишком уж неестественно. Всего-то кретин? Это даже не оскорбление, а, в какой-то степени, правда. А потом? Лицо Агвареса вытянулось, глаза округлились от удивления и он, пробуя буквы на вкус, смакуя их понятным лишь себе способом, прошептал, - Трусишка..? - тень фантомного вопроса даровало слову послевкусие сухого вина и началось самое интересное. Агварес шумно выдохнул, едва сдержав нервный смех от очередного шокирующего осознания.
Временная амнезия. Случается. Не удивительно. Насколько временно? Однако размышлять Габриэль не позволил, он ждал ответа и, явно не понимая, что происходит, старался освободить себе больше личного пространства и скоро это перерастает в борьбу, где светлый инсект вырывается, что есть мочи, а его пленителю придется... ответ повис грузом в воздухе.
Деладор хотел было открыть рот, чтобы заявить о том, что пропавший без вести граф Эльвантас не так все понял, но внутри все сжалось, воздух вновь не покидал легкие, и это было ничем иным, как знаком со стороны инстинкта. Он - Деладор, сейчас рискует пойти по тупиковому пути. Новые идеи вливались в ум, новые предложения проистекали связанными бисеринками алмазов... ярких и светящихся жизнью, но все равно тускнее его глаз.
Изумруд радужки Деладора на единственный миг покачнулся теплым медовым отблеском и губ коснулась... мягкая, снисходительная полу-улыбка, с оттенком едва уловимого лукавства, но она мгновенно была погребена под серьезностью и сосредоточенностью. Рывок и Агварес вновь неумолимо сжал беловолосого в стальных объятиях, буквально не оставляя ему выбора, кроме как прильнуть каждой частичкой тела, к собственной массивной фигуре.
На ты или на вы?
- Как чувствуешь себя, Габриэль? Прости, но ради сохранения твоей жизни, придется потерпеть мое слишком близкое общество, - все сказанное звучало с довольным прещуром и явно двусмысленно, - я знаю, что ты рассудителен, но в данной ситуации, увы, не доверяю твоим необдуманным инстинктивным порывам.
Далее произошло нечто  совершенно дикое, из черного постельного шелка, окутывающего тела мужчин, сформировались длинные прочные ленты, оплетая по рукам и ногам Габриэля, а после, словно растворяясь в его коже, Деладор вновь прижался настолько близко, что биение сердца отдавало в тело Габриэля.
Взгляд становился жадным, Агварес смотрел слишком странным и непонятным взглядом, не то голод, не то обожание, не то шокируемое волнение.
- Все верно. - молвил он теперь уже предельно серьезно и не громко, этого не требовалось из-за близкого контакта, речи вливались практически в уши платинового вместе с горячим дыханием.
- В тот злополучный вечер... ночь. Оппозиция в лице трех Домов, о коих мы вели речи накануне, совершили гос-переворот. Завязался бой... настоящее животное побоище. Эти ничтожества не ожидали, что явившись в родовой замок Эльвантасов, наткнутся на меня, вопреки данным их же разведки. Сие поставило крест на изначальном плане предателей. - Деладор горячо выдохнул в висок инсекта, зачем-то принявшись аккуратно разминать его правое бедро, но, как оказалось, лишь на нем не сошла последняя глубокая зарубцованная рана. Крупная горячая ладонь с бедра плавно заскользила по животу, настойчиво массируя, удовлетворение от хорошего физического состояния тела и успешного процесса разгорающегося преобразования паутины вызвало на лице очередную ликующую улыбку.
- Мы держались практически до первых рассветных лучей против диверсионной группы княгини Лосс, князей Таурса и Лоньюр, но едва ли был шанс одержать победу в резне. Ты отдал приказ, чтобы я, вместо активной наступательной позиции отошел в тыл и попытался взломать установленный на замок купол, дабы передать сигнал бедствия нашей службе безопасности. Но... - если честно, Деладор всегда знал о своих талантах лжеца, но говоря сие, он верил собственным словам! Инстинкт диктовал их со столь невероятной силой, что картинка, оживая, сотворила параллельный мир где-то в абсолютно ином месте.
- Но... тебе одному пришлось защищать нас двоих и... я успел лишь преобразовать ту... последнюю атаку изменника посредством перепрошивки элементарных частиц, сделав магию уничтожения, запечатывающей... из-за огромного магического скопления и резонанса энергий, тебя перебросило в запечатанной форме за пределы планеты на один из астероидов и след стерся. - все шептал и шептал, опыляя дыханием щеки, ухо и шею, - И последние... три сотни лет... меня влекло лишь два желания, отомстить всем тем, кто причастен к перевороту, очистив клан от скверны, а еще... найти и вернуть тебя... первое я смог сделать довольно быстро, возглавив вид, а теперь же... - рука с плоского упругого живота прошла по груди и, в конце концов, легла на сонную артерию, заботливо поглаживая пальцами скулу, как настоящую драгоценность, - вот, лучше сам погляди.
В воздухе перед кроватью полыхнула руна, имеющая статус бытовой, напротив, перед кроватью в двух с половиной метрах над полом раскинулись широкие тончайшие листы телеэкрана, сразу образовавшие домашний кинотеатр, а там... уже показывали последние новости клана по «главному федеральному» каналу, а именно сам момент спасения и комментарии очевидцев, особенно выделялась пламенная речь Макото Агвареса.

[AVA]http://s5.uploads.ru/cnp09.png[/AVA]Секунда. Вторая. Третья.
- Мое имя Деладор. Никаких графов. – Неожиданно услышал собственный негромкий бархатистый голос, бесконтрольным порывом сорвавшийся с уст и заглушенный где-то в районе изгиба шеи светлого инсекта.
Едва ли графа Агвареса интересовало мнение стервятников-корреспондентов и интервьюеров, он даже не задумывался о том, как именно сложившаяся ситуация, на фоне личностных качеств, выглядит, в любом случае, члены клана прекрасно осведомлены, что делать в подобных ситуациях. Нехотя темный таки уловил тонкий щебечущий голос Ландишии – начальницы министерства по связям с общественностью. Гламурный бант в волосах и детское личико никак не вязались с угрюмым выражением лица и острым языком, - «Господин Энтальвия, мне показалось или вы намекаете, будто бы легитимный правитель клана Дансенфэй, совершил государственный переворот? Если ваше смелое предположение о неудавшейся личной жизни графа я еще могу списать на долг службы, то голословные обвинения, уверяю со всей ответственностью, аукнутся вам и вашему каналу официальной судебной тяжбой, а уж после нее, поверьте, будет не до предположения с кем, когда, где и сколько раз единился граф Агварес…».
Макото Агварес держал свою политику строго с директивами клана: ему задают один вопрос, он отвечает, увиливая совершенно на другой, а спустя три или четыре таких вот вопроса, хватается за сердце и говорит, мол, ему – дансенфэю в крайне почтенном возрасте, пора принимать лекарство и устраивать себе полуденный отдых. Уже проверенная политика и заранее подготовленные ответы на все случаи жизни. Наконец, голоса с телеэкрана замолкли.
Голоса то замолкли, а вот тело, разум и душу в четвертую секунду сковала сокрушающая буря, тело обдало доселе неслыханным жаром… неслыханным, не в плане горячности пламени, а, скорее, его природы. Внутри растапливали мировую баню, а пар неумолимо скапливался в голове, туманя рассудок, опьяняя его абсолютно неизвестным видом алкоголя.
Брюнет множество раз слышал древний инстинкт, - не голос и даже не звук, а хаотичные собственные мысли, внемлющие цепочкам мутировавшего ДНК – ведь древний инстинкт ничто иное, как он сам, его новая, эволюционировавшая под гнетом запрещенного эксперимента, суть.
Кто он для меня? – навязчивая обсессия, уже привычная больному разуму, однако проявляющая столь сильно впервые. Крепкие мускулистые руки еще сильнее прижали к себе Габриэля, явственно ощущая его прохладные ладони на спине и в волосах. Стоп. Прохладные? Он замерз или это граф Агварес за доли секунд пал в пылающую лихорадку?
Искаженный и изувеченный рассудок, с не менее изувеченной частично физиологией, активно искал ответы из доступных их «миру» шаблонов! Друг – вы смеетесь? Габриэль Эльвантас никогда не был и не будет другом Деладора Агвареса. Враг – эка нелепость! Если уничтожаешь врага, испытываешь радость, а не кидаешься спасать его ценой собственной жизни, уже решив: если не получится, сам «полезешь петлю». Еще тысячи шаблонов, начиная от «объект исследований» и заканчивая «воплощение больных желаний». Вот лишь, после всего случившегося… после минувших трехсот лет, каждое звено мыслительного потока чудилось уродливо-фальшивым и отвратительным настолько, что хотелось... блевать! Деладор устал. Он только сейчас понял, насколько устал от этой бессмысленной погони в поисках несуществующей истины. Устал, сбил ноги в кровь и, вероятно, утратил пару-тройку конечностей, но так и не достиг желаемого… Что вообще такое, эта искра? Почему собственная ему – Деладору, кажется недостаточно яркой, ведь, по сути, она сияет не хуже, чем любая другая в мире из тринадцати планет. Так какого блять хера он решил, мол, чья-то заменит его собственную, даже если бы оно вообще было осуществимо. И насколько сильно страдает душа от подобного пренебрежения со стороны… личности? Помешанного создания психопата?
Доступных шаблонов в известном разуму «космосе» Деладора не отыскалось, и на миг, очнувшись, понял, что физически с ним произошло то, что не происходило очень и очень давно, еще с подросткового возраста – бледная разгоряченная кожа покрылась легкой испариной, стала влажной. Сердце забилось сильнее в необыкновенной лихорадке, но прижимать Габриэля еще ближе мужчина не рискнул, боясь выломать тому кости.
Очередная навязчивая мысль – «Вероятнее, все это признаки деструктивной мутации моего тела, иной интерпретации странного возникшего состояния я не вижу… получается, из нас двоих процесс пересадки не переживу именно я? Смешно. Нелепо. Хотя, в принципе, положение вещей не так уж и ужасно…» - мозг затуманен настолько, что едва ли граф способен породить хотя бы одну трезвую мысль. Ответов в его «вселенной разума» не находилось, посему не осталось ничего больше, как искать ответ на поставленный вопрос «кто он для меня?» в других «вселенных».
Если бы рассудок Деладора представлял собой массивную звезду в сотню солнечных масс, то ее ждал бы попросту немыслимый взрыв и дальнейшая эволюция, а Габриэль же ощутил чуть болезненный укус в плечо. Из-за охватившего тело невероятное бушующего потока, с которым граф, вопреки своей титанической выдержке, силы и опыта, не мог совладать, и не придумал ничего лучше как вонзить зубы в мягкое гладкое тело... Еще секунды проистекли… и он, точно опомнившись, вдруг провел медленно языком по ране, извиняясь. Повреждение мгновенно затянулось.
Быстро-быстро задышал, с ужасом обнаруживая, что весь жар тела, мучивший его несколько минут, сконцентрировался внизу живота, заставляя кровь вскипать и бурлить в венах, опускаясь ниже вызвать сильную нестерпимую... эрекцию. Подобное инсект испытал впервые и разум на несколько секунд впал в ступор, но разве все происходящее не подчиняется опять же первобытным инстинктам? Пусть даже они берут начала в еще неизведанных Деладором чувственных «вселенных».
Воздух с легкой хрипотцой покинул легкие и, как-только дансефэй осознал происходящее, и то, что это не деструктивная мутация - его тело не умирало, а силилось высвободить сексуальную энергию, уже не мог сдержать тихий смех от абсурдности ситуации и изрек то, что Грабриэль вряд ли понял, - кажется… это просто… Боже… - короче, слов не осталось, одни эмоции.
Тело требовало к себе немедленного внимания, а ощущение собственного горячего пульсирующего члена выветривало все мысли об отступлении… и своего и Габриэля. Мужчина подался вперед, ослабляя объятия и с удивлением обнаруживая, что форма срастания паутин изменилась, но едва ли сейчас Агварес мог думать об этом. Внутри разливалась невероятная… приятная истома, вкуснейшим и тягучим медом на языке... амброзией. Пусть только кто-то попробует отнять это ощущение. Кто угодно… мгновенно лишится жизни… нет, об этом думать сейчас нельзя. Желание подстегивало взять теплого... податливого, кажущегося более желанным, чем за все прошедшее время, мужчину. Его зовут Габриэль. Деладор, сломал ему жизнь и едва ли может сейчас… даже заикаться о подобном подарке, как взаимный акт любви. Но инстинкт твердил – «Возьми силой, тем более он и не помнит ничего… из сотворенного мной! Взять... я знаю, что делать, не противиться собственной сути…» - но внутренняя полыхающая в огне душа требовала иного. Не тела, которое сам граф не раз получал в свое распоряжение во всяком состоянии: и цельном, и несколько разобранным, он хотел Его. Именно Его сполна и до последнего атома. Его, как личность, и как дух. Со всеми слабостями, недостатками и силой.
Хочет, чтобы Он… любил… да, в дальнейшем, а сейчас просто не отверг. Отдался, позволив сделать с собой и Это, как позволял делать иное… целых три сотни лет. Отдался и почему-то Деладор возжелал сильных ответных объятий… Его разгоряченной возбуждением плоти и крепко обхватывающих бедер. Желал Его возбуждённого расслабленного прекрасного тела, лица с выражением абсолютного восторга, переполняющего до самых краев удовольствия, от которого остается лишь кричать в голос… да… и чтобы он обязательно кричал, но только не от боли. Кричал от наслаждения, царапая спину любовника, и Деладору приходилось бы затыкать его рот глубокими долгими и сладкими поцелуями, чтобы Габриэль, не сорвал связки. Хотелось слышать собственное имя в его исполнении, только свое имя и ничье больше… и чтобы он просил еще... еще и еще… кусаясь и оставляя багряные бороздки на спине от ногтей в невозможности сдержать волны немыслимого экстаза… или в обществе такое именуют оргазмом? Лично Деладор разницы не видел. А после самозабвенные нежные объятия. И плевать, глубоко плевать, что подумает общественность, да пусть хоть весь Энтерос высмеет его – графа Агвареса – тирана и деспота, возведшего военную Империю на месте роскошного клана - за подобные желания. Хотя – нет. В глаза точно не высмеют, да и какое кому дело?
Интересные новые цели поставлены перед инсектом, они чуть остудили донельзя возбужденное тело и ставший практически каменным горячий член, хотя то, с какой силой он вжимался им в Габриэля, явно не осталось незамеченным последним.
Большие ладони плавно заскользили по плечам Эльвантаса к локтям и ниже, оглаживая, но неожиданно рука перехвачена за запястье и темный, не страшась разрыва энергетических нитей, отстранился, фиксирую одну руку светлого у изголовья кровати, приподнявшись, нависнув над ним практически сверху. В тот же час тело главы исчезнувшего рода полностью освобождено от каких-либо оков… но, вместо дарования свободы, Деладор вдруг припадает к нему близко-близко, смотря ошалевшими от потрясения и возбуждения глазами цвета… каштанового меда, но все такими же яркими.
- Умоляю… - шепчет он с восторженным упоением и принимается, не дожидаясь согласия, покрывать страстными и нежными поцелуями шею раскинувшегося под ним мужчины, иногда срываясь на беззастенчивое вылизывайте. Движения чуть хаотичны, мышцы самого Деладора напряжены, он, не отдавая себе отчет, переплетает их пальцы, скрепляя в замок, второй рукой придерживая голову избранника и деспотично склоняя ближе к себе.
Целует… пылко, страстно, практически пребывая в пьяном дурмане, перемещается к губам, завлекая в глубокий, даже чуть яростный поцелуй, переплетая языки в древнем танце, сминает мягкую чувствительную кожу, то посасывая, то игриво покусывая… влажные… и столь желанные уста, что хочется выть. Единственный страх бьется на подкорке – «Что угодно, Боже, пусть будет что угодно, но не сопротивление… я ведь не справлюсь… с этим, мне тогда придется использовать силу…».
Рука у изголовья освобождает пальцы Габриэля, и Деладор, не прекращая своих ласк, жарких влажных поцелуев, стискивает упругую ягодицу любовника, смещаясь ниже на бедро и массируя его, инстинктивно отодвигая в сторону, тем самым стараясь раздвинуть мужчине ноги.
«Боже… я ведь даже могу не заметить, если Габриэль начнет сопротивляться… или уже…» - тут граф, не прекращая действий с бедром, приподнялся на локте, заглядывая в гетерохромные глаза и стараясь уловить в них отношение к творящемуся безумию. А то, что после всего случившегося, Оно было безумием - понятно без слов.

[AVA]http://s5.uploads.ru/cnp09.png[/AVA]Договорить, Габриэль, конечно, договорил, однако, последний звук согласия потонул в жадном, ненасытном глубоком поцелуе. Деладор целовал так, словно от этого зависела вся его жизнь: страстно, откровенно, настойчиво лаская пылающие губы, проникая глубже, скользнул по кромке зубов, чтобы в следующий миг вновь сплести языки в древнем огненном танце. В ушах стоял приятный перезвон Колокольцев, напрочь вырубая любые тормоза здравомыслия. Чувства, захлестнувшие волной, едва ли можно было сопоставить хоть с чем, испытанным ранее: сердце бешено забилось, и граф вдруг осознал, с чем бы он мог отдаленно сравнить происходящие с телом изменения – невероятное напряжение, возникающее лишь при встрече с врагом, которого тебе никогда и ни при каких обстоятельствах не уничтожить. Вопреки этому внутри все билось в невероятном восторге, порождая волны возбуждающей дрожи, Деладор сгорал, и сгорал нещадно, уже практически не сдерживая себя. Из головы выветрились все мысли, или, испугавшись охватившего тело и разум безумия, попрятались в закромах сознания.
Инстинкты требовали немедленного животного удовлетворения возникших новых желаний, но инсект, при взгляде в сияющие глаза напротив, преисполненные невероятных чувств, пока еще не поддающихся осмыслению разумом графа, явственно понимал – он хочется лишь одного, чтобы мужчина под ним, столь откровенно доверившийся и открывшейся телом, всегда смотрел именно с таким выражением и чтобы его очи излучали лишь эти эмоции. Они вызывали где-то глубоко внутри невероятный и незнакомый отклик. Тело вновь содрогнулось от сжигающей в пепел колоссальной возбуждающей волны, происходящее погрузилось в медовую бездну, и последняя мысль даровала индульгенцию всему, что последовало после, - «О том, что делаю сегодня, я подумаю завтра…»
Ощущение, как гладкие разгорячённые бедра любовника, обхватили торс, вызвало низкий гортанный рык, мужчина разорвал все еще длящийся самозабвенный поцелуй и, яростно откинув одеяло, взгромоздился сверху, через секунду отпрянув, становясь на колени и окидывая изголодавшимся безрассудным взглядом белое тело инсекта. Габриэль ведь был белый, сверкающий, точно скульптура древнего архаичного бога из сказочной литой руды. Руки сами скользнули по его ногам, перехватив под коленками, фиксируя и прижимая к себе. Вновь обрушился на любимого, заковывая в жаркие стальные объятия и уже совершенно остервенело, покрывает поцелуями и ласковыми игривыми покусываниями скулы, шею, грудь любовника.
Движение. Хаотичное, чуть рваное, вызвавшее низкий протяжный стон и настоящий звездопад в нездоровом рассудке… лицо тот час осветило выражение абсолютного восторга и эйфории! Темному до одури понравилось, как собственная горячая каменная плоть прижимается к не менее возбужденному члену любовника. Пальцы вновь сцеплены в замок и мужчина сладострастно-сильно задвигался в размеренном темпе,  вновь и вновь целуя Габриэля в губы, плавясь от переполняющего наслаждения.
Деладору казалось, что он чувствует каждую клеточку: свою и чужую… нет, тут все принадлежит лишь ему! Немыслимо и бесподобно от осознания, как влажная, налившаяся желанием плоть, порождает пульсацию во всем теле и с каждым движением пульсация растекалась горячими волнами… да, бесстыдно тереться вот так друг о друга, до ярких искр перед глазами, понравилось Агваресу. А еще страсть как желал слышать громкие стоны Габриэля и понимать: каждое действие находит в любимом отклик…
Продолжая фанатичные ласки губами… к слову, грудь светлого давно стала влажной от поцелуев и облизываний, задвигался еще быстрее, сильно и нежно оглаживая руками все, до чего мог дотянуться, а дотянуться Деладор мог до всего: под горячими ладонями оказалась буквально каждая частичка партнера, и, не страдая ненужными остановками, инсект наслаждался мгновениями ласк… наслаждался невероятным огнем, зарождающимся между горячих бедер, дрожащим от возбуждения телом и того, как внутри, то все замирает, то приходит в сверхбыстрое движение… сильнее и сильнее…
Габриэль чудится таким беззащитно-открытым. Граф его жаждал… хотел именно такого: сгорающего в огне страсти, растворившегося в океане полном концентрированной нирваны, а еще выражение радости на прекрасном лице, он не понимал для чего, в чем смысл и цель, но знал – необходимо. Точно кто-то, наконец, снял титанический груз, что три сотни лет тужился проломить крепкий хребет главы клана Дансенфэй, снял и показал истинный путь, по которому сейчас можно бежать в легкости и свободе.
… И с ужасом брюнет обнаружил, что беззаветно шепчет, сквозь собственные упоительные ласки – «Прости меня» - надо бы заткнуться… срочно, дьявола мать, заткнуться.

[AVA]http://s5.uploads.ru/cnp09.png[/AVA]Что может почувствовать тот, кто ни разу в своей жизни не дарил и не получал плотской ласки? Оно переворачивало внутренний мир - это новое ощущение. Ему нет пока названия или олицетворения, настолько глубокое, упоительное, волнующее и… смертоносное. Деладор дышал тяжело. Быстро вздымающаяся грудь, расширенные зрачки, чуть порозовевшая кожа, тронутая жаром испарины. Каждое ответное касание отдавало безумной огненной волной острого наслаждения, разливалось приятным теплом в груди, напряженным сладостным томлением внизу живота и совершенно невыносимым концентрированным желанием возбужденной плоти.
Мужчина славился хорошим контролем собственной магической силы, что делала подобных ему, оружием массового поражения – если верить присвоенному Коалицией Рас статусу. Однако сейчас Деладор Агварес стремительно и быстро терял любые крохи рассудка от каждого нового поцелуя, движения… дыхания на своей коже и пальцев, мучительно ласкающих сгорающий от дикого желания член.
Едва ли инсект способен объяснить, почему не задумываясь, уступил на время активную роль, но что-то внутри него подсказывало – так надо. Разве может существо, ни разу не испытавшее на себе любовь другого, всецело и полно любить сам? Да, доставить удовольствие телу «избранного» сможет, особенно со столь глубокими познаниями этого самого тела, но что с того? Ровным счетом ничего.
Мужчина приглушенно вскрикнул, утопая под волной наложения, заковавшей тело в оковы страсти, не отдавая контроля своим действиям, чуть двинулся бедрами в вожделенную и бесстыдно ласкающую его ладонь, отвернувшись в сторону, стиснув зубы и зажмурившись, точно не желая, чтобы его кто-то видел в этот момент слабости. Свободная рука графа метнулась к спине Габриэля, настойчиво скользнула между лопаток, а после, вплетаясь пальцами в волосы, темный склонил любовника ближе, не позволяя отстраниться от своих губ. В голове закружилось, и мгновенно настигла нежная легкость от всего происходящего, нет – то не пик наслаждения, просто графу Деладору стало вдруг очень хорошо и невыносимо переполняло от желания одновременно. Настолько, что хотелось зверем кинуться на восседающего сверху грешно-прекрасного нахала с роскошной жемчужной гривой, подмять его под себя и немедленно завладеть – теперь Деладор точно знал, что следует сделать, однако…
Он плавился от этих прикосновений, буквально сгорал в огне желания и удовольствия, яростно и пылко целуясь с любовником, оглаживая его, где только можно! Рука сама скользнула к ложбинке между ягодицами, пошлый влажный звук разорванного поцелуя и тонкая струйка слюны на подбородке, прежде чем Габриэль, старательно, словно в каком-то наркотическом забытье, принялся вылизывать мужчине шею. Но едва ли граф помыслил, как «нашел» себя откинувшимся на черные шелковые подушки, да еще с отведённой в сторону головой, для лучше доступа. Но не это главное, а откровенные и бесстыдные стоны, беспорядочное сминание кожи под ладонями, а еще… он ощущал буквально каждой частичкой каменного от возбуждения члена теплую кожу жаркой и тугой плоти любимого, бедра вновь дёрнулись вперед, усиливая контакт и делая его еще более острым.
- Я тебя хочу. Ты не представляешь, как сильно… - шептал Деладор в каком-то забытье, бесстыдно сминая упругие ягодицы инсекта ладонями, - как ничего и никого в своей жизни… - это была чистая правда и она пугала. Пугала до остервенения.
Темному не требовалось как-либо ухищряться, чтобы вновь перехватить инициативу, он просто лежал, и в следующий миг уже придавливал собой распластавшегося от неожиданности любовника. Дыхание еще более тяжелое, но быстрое; изнывающий от желания член значительно путал мысли, вот уж воистину враг разума! В глазах полыхнули дьявольские озорные огоньки, игриво так.
- Тебе понравится… - многообещающая ухмылка. Алые шелковые ленты мгновенно обмотали руки Габриэля от локтей до запястий и «влились» в изголовье кровати. Не дожидаясь реакции, материализовал такие же ленты, обвязавшие ноги от коленок до лодыжек и внезапно разведшие их в стороны, тем самым полностью раскрывая Габриэля в довольно фривольной позе. Дыхание перехватило, взгляд задумался, - ты прекрасен… - точно опешив от увиденной картины, молвил серьезно, размещаясь между бедер и припадая вновь к раскрытому, кажущемуся беззащитным телу. Губы мягко легли на правый сосок, чуть размыкаясь. Горячий язык ласково заскользил по горошине, рука приподняла ногу под коленкой, нежно огладив и… тут крышу окончательно сорвало! Властно, несколько яростно теперь уже Деладор выцеловывал и вылизывал все представленное под ним богатство, начиная с груди, опускаясь к животу. Язык обвел по кругу пупок, а сам мужчина спускался ниже, ловя уже абсолютный  энергетический кайф от эмоций Габриэя и наслаждения, что тот сейчас испытывал. Ладонь обхватила налитую желанием плоть, размерено-плавно, но сильно заскользила по всей длиннее, а сам темный уже покрывал влажными, сладострастными поцелуями внутреннюю сторону бедер, скользя по коже языком и вычерчивая замысловатые узоры.
- Я хочу, чтобы ты этого потребовал. – возбужденный, опьянённый происходящим голос на этот раз с добавлением изысканной приправы в виде ноток стали.
Деладор сходил с ума в буквальном смысле, ментально ощущая творящееся сейчас с Габриэлем. Как бы самому не потерять голову в погоне за ЕГО удовольствием? Вакханалия всецело поглощала темного инсекта, уже не скрывающего собственного помешательства, а ведь известно, в своем безумии граф не знал меры и теперь, упиваясь новым полем для исследований, сгорал в огне, желая всего и сразу, но хитро удерживаясь и балансируя на лезвии. Он желал знать, до чего могут довести Габриэля ласки, насколько могут быть громкими и сладостными стоны, станет ли он просить освобождения от «шёлковых оков»… и многое другое, например… его лицо, когда тело бьется в оргазмирующей агонии. Почему? Он любил, Деладор Агварес осознал несколько минут назад, что безумно любит сие существо, пусть чувства любви подобного рода еще никогда не касались его даже поверхностно: в виде элементарной симпатии к красивому телу. Любит также безумно, потому что иначе Деладор Агварес попросту не способен и раз, он, не зная меры, провел Эльвантаса через Ад, то искупить свою вину может лишь проведя его через Рай, но к сожалению… или радости… под эгидой все того же безумия. Он не знал меры и в наложении.
Губы бесстыдно принялись покрывать поцелуями член; пылко и страстно заскользил язык, обводя контур вен, и в следующую секунду, чуть подавшись вперед, Деладор уже жадно, с желанием, вылизывал и массировал пальцами то, от чего у мужчин окончательно мутился разум, так гласила теория, на практике сие утверждение еще не было проверено. Губы сомкнулись неожиданно, беря тугую плоть в плен жаркого рта наполовину, и началась чувственная мучительная и сладостная пытка, сводящая с ума и заставляющая содрогаться всем телом от неумолимо омывающего экстаза, а может дело в том, что с энергетической паутиной все быстрее и быстрее происходили некие изменения? Сейчас явно не до этого.
Ласкал Деладор действительно жадно, уделяя внимание каждой венке и складке на этом прекрасном теле, не обращая внимания на реакцию любовника: он не перестанет, потому как энергия, ощущаемая сейчас особенно остро, исходящая от любимого, просто ошеломительна!
Свободная рука отпустила ногу, чуть приподнимая Габриэля под ягодицу, вместе с тем контролируя его возможные порывы. Он хотел слышать, а еще чувствовать исходящие от любимого потоки эмоциональной силы, его нестерпимого желания и тонуть в этом, тонуть без возможности выплыть, уходя на дно… как хорошо… невообразимо прекрасно… голова абсолютно пуста и лишь желание, чтобы ночь никогда не заканчивалась…

[icon]http://s5.uploads.ru/cnp09.png[/icon]Охватившая всецело бесконечная нежность плавила и распыляла тело, заменив собой и разум, и весь прочий мир. Слишком остро. Слишком горячо. Слишком прекрасно, чтобы кто-то один мог это пережить, не сойдя с ума от блаженства, но их было двое. Двое, упивавшихся медовой патокой вакханалии, нарастающей в темных готических покоях графа Агвареса, и уносящей любовников в сладостную Бездну. Такую же безумную, как и все самое невообразимое.
Тело порядком потряхивало от желания, посылая конвульсивные волны дрожи: ядерная смесь возбуждения, удовольствия и болезненного требования «дай», но разум в погоне за наслаждением оказался еще более извращённым зверем и сейчас Деладор попросту не находил в себе сил оторваться от самозабвенного исследования прекрасного тела под ним. Плавные и сильные ласки пальцами от основания члена, мягко скользящие то вверх, то вниз и обнажающие чувствительную головку плоти от тонкой кожицы; откровенно-пошлые ласки горячим языком, скользящие по покрасневшей беззащитной плоти, все сильнее и глубже. Вторая рука лихорадочно и хаотично оглаживала бедра, колени, живот, касаясь чуть выступающих ребер, задевая горошины сосков, один раз слегка ущипнув.
Деладор никогда не находил сил противиться собственному безумию, что минувшие триста лет, что сейчас. Он сгорал от желания обладания этим прекрасным мужчиной, вожделел властно придавить его собой, заткнуть рот поцелуем и, наконец, ворваться в восхитительное шелковистое тело, заполнить и… без остановки брать… брать… пока не кончатся силы, и они изнеможённые, но абсолютно удостоверенные не распластаются на кровати. Однако казалось, представляя себе все живописные цветастые картинки их любви, инстинкт Деладора смеется над ним, то и дело задавая каверзные вопросики. Как же хотелось почувствовать сильный обхват длинных стройных ног, забросить их себе на плечи упиваться неповторимым ощущением единения. Но сейчас попросту невозможно оторваться от этого прекрасного члена, горячих бедер и нервно вздрагивающего живота... он продолжает, не взирая на протесты любовника, лишь иногда бросая чуть насмешливый и неумолимый взгляд исподлобья на его раскрасневшиеся щеки.
Габриэль прекрасен. Идеальные черты лица, словно из ценных горных пород сияют, влажные губы приоткрыты и мужчина глубоко и часто дышит, словно бабочка, завитая в тонкие паучьи нити. Ладони и изголовья сжимаются и разжимаются, не в силах избавиться от алых лет… и весь он извивается так невероятно наполненным желанием и чистым концентрированным экстазом. Вскрикивает громко... и в такие секунды Деладору еще сильнее сносит крышу, он и не подозревал, насколько ему нравится слышать эти стоны и видеть искаженное радостью и сладкой пыткой лицо… как светлый кусает губы... и темный смотрел бы и смотрел не отрываясь, вместе с тем чувствуя конвульсивные спазмы желания собственного тела, заходясь от переполняющий радости от осознания, что Габриэлю настолько хорошо! Это безумие, чистое безумие, и не знай Деладор о безумии все и даже больше – оно способно напугать даже самого психически-устойчивого не человека.
Щелчок и  разум, точно говорит «достаточно», как раз вовремя, Габриэль уже практически умолял и готов был вот-вот достигнуть оргазма. Чуть сдавив член светлого у основания, Деладор лукаво улыбнулся, облизнув губы и с придыханием спросил, - Ты куда-то спешишь, Га-бри-эль? У нас с тобой очень и очень много времени, так что даже не стоит говорить мне «хватит»… - подмигнул! Да, после таких слов Агварес еще и подмигнул Эльвантасу, мгновенно освобождая его руки и ноги от лент и вновь укрывая любовника собой, но теперь, когда тот такой влажный, теплый и податливый, можно было сжимать его в объятиях и ласкать так, как того желал глава клана, не боясь сильного отпора. И все верно – Деладор просто успел раньше.
- Сейчас, подожди немного… я помогу… - с этими словами без церемоний мужчина повернул любимого на бок и сам оказался за его спиной, прижимаясь бедрами к его ягодицам, покрывая жаркими поцелуями шею, плечи и все, до чего мог дотянуться, - Готов?
Не дожидаясь ответа, верхняя рука неумолимо легла на горячий мокрый член, и… Деладор принялся ритмично и не позволяя отстранить ни себя, ни свою руку, ласкать плоть сильными возвратно-поступательными движениями, уже без лишнего лоска, явно преследуя лишь одну – довести любовника до высшей точки наслаждения. Сам же с такой силой прижался к ягодицам, что бесстыдно терся о впадинку между ними… сходя с ума… покои до самых краев заполнили жаркие стоны и звук ласкающихся друг о друга влажных разгоряченных тел.
Язык вычерчивал узоры на плече, в голове абсолютно пусто и лишь одно желание, услышать полный удовольствия крик светлого инсекта, ощутить, как дрожит в волнах наслаждения его тело, и как он обмякнет в его руках. Губы сами начинают шептать какие-то глупости и остаётся молиться, что там ничего такого, о чем Габриэля знать не следовало… но судя по всему, лишь признания и клятвы.
Если бы можно было сойти с ума, Деладор сошел бы с ума уже несколько раз за сегодня, он буквально терял рассудок, сжимая мужчину в своих объятьях, одаривая его ласками и не спрашивая хочет ли, граф чувствовал – хочет, да еще как… и Деладор хотел, хотел с жадной, даже животной страстью, обладать сполна тем, что по праву считает своим и только своим, за что без промедления убьет любого покусившегося. Габриэль принадлежит ему и никому больше, а за свое Деладор привык сражаться до финала. Не своего финала, а победного…

[icon]http://s5.uploads.ru/cnp09.png[/icon]Деладор привык видеть на точеном гладком лице светлого лишь надменность, язвительность; глаза, вечно заволоченные абсолютно непроницаемыми портьерами равнодушия, отражающими искаженно мир вокруг. А до заточения? До заточения на лице читалась гамма эмоций – сейчас Агварес был способен расшифровать каждую, но в ту пору попросту не хватило опыта. Он неверно истолковал возникшую у графа Эльвантаса тягу, представлял ее совершенно иначе, окрашенную во что-то неопределённое, с нотами алчности. Инстинкт первые пару лет был напряжен до предела и в каждом встреченном зрел потенциального убийцу…
Руки бессознательно блуждают по обнаженному телу, оглаживают и очерчивают рельеф торса, крепкий живот, проводят невесомо подушечками пальцев по уже опавшей плоти, совершенно не настойчиво, а, скорее, удовлетворенно. Деладор не может остановиться, наслаждаясь ощущением любовника, сейчас столь беззащитно раскинувшимся в его объятиях и жаждущего продолжения. А может это лишь темный жаждет, а Габриэлю уже достаточно? Неприятная мысль отдалась полным непринятием и болезненной пульсацией в паху, - Чего? – невинно и тихо отзвучал вопрос, но поспешное дополнение, - пока не отвечай. Хочешь массаж? – дожидаться разрешения граф тоже не стал, вскинувшись и без лишних церемоний опрокинув Габриэля на живот, с трудом подавляя в себе острое желание взгромоздиться сверху и наконец завладеть этим потрясающим телом.
Язык скользнул по плечу и вдоль позвоночника, в левой руке материализовалась красивая стеклянная баночка с золотистым маслом, медовой консистенции. Приятный и чарующий аромат мускуса, амбры и… нотки корицы. Пролив золотой теплой струйкой вещество, баночка небрежно отброшена в дальний угол, а Деладор уже водил ладонями, разминая плачи, массируя бока. Сильно, чувственно, явно зная на какие точки нажимать, чтобы по телу разливалось еще больше тепла и концентрированного удовольствия, он точно раздавливал под тяжестью своих пальцев маленькие солнца.
Ладони неумолимо спустились ниже, лаская упругие ягодицы, и уже откровенно скользя пальцами между ними, такие пустяки, как предварительная подготовка для трансдентов ненужное действие, учитывая их физиологию… но смысл был абсолютно в ином.
Склонившись над любовником, Деладор прикусил мочку уха, жарко выдыхая, - скажи родной, чего ты хочешь? – пальцы уже не сдерживаемые никакими силами скользнули глубже, раздвигая каркас судорожно сжавшихся мышц и плавно проникли на всю длину. Шумно выдохнув, Деладор даже не смог дождаться ответа, все также самозабвенно выцеловывая шею и плечи любимого.
Жар тела заставлял распыляться собственному пламени уже не только в паху, но даже в сознании, в голове, графу казалось, он уже дышал чистым огнем! Сладким, невероятным и пьянящим…
Пальцы настойчиво и аккуратно массировали тело изнутри, заставляя откликаться на столь необычные касания, из глубины поднимать новые волны желания, уже вихревым потоком несящиеся к сознанию, грозя затопить его целиком. Второй рукой инсект попросту перехватил Габриэля спереди, побудив его лечь на свою руку и сейчас пальцы мягко массировали кожу головы светлого, переплетая платиновые пряди…
- Запомни, ты принадлежишь мне и только мне, Габриэль. – пусть хрипловатый, но совершенно не ласковый, а скорее жесткий и немного стальной голос отзвучал рядом, - Я не пожалею собственной жизни и убью любого, кто попытается… тебя отнять. – все же голос дрогнул и Деладор как-то совершенно обреченно застонал, уже пошло и откровенно двигая пальцами по собой точке внутри мужского тела, сосредоточив ласки исключительно на ней и не позволяя Габриэлю вырваться из сковывающих объятий, прекратив эту пытку. Темп нарастал, а пальцы скользили по пульсирующим нежным стенкам, размазывая внутри затекающее масло, ласкали иногда даже излишне сильно, что давало понять – Деладор на грани.
- Ну же! – вдруг гаркнул граф, оглушая окликом и себя, - скажи мне… о своих желаниях, обо всех желаниях… - уже тихий голос, и ласково вынимая пальцы из пульсирующего от наслаждения кольца мышц, рывком развернув к себе Габриэля за ногу. Черные волосы длинными эбонитовыми спутанными прядями струились по всему телу темного, в его глазах полыхала настоящая бездна безумия – невыносимого желания, вены вздулись и теперь можно было рассмотреть венозную сетку. Мышцы напряглись, губы плотно стиснуты, даже кулак сжат! Еще рывок и темный едва сдерживаясь, уже с беспрекословно и не осторожничая, подхватил любовника под коленки, закидывая его ноги себе на плечи… и одновременно с властным, деспотичным и глубоким поцелуем, заполняя его собой до самого основания, чувствуя, как расступаются мышцы, обхватывая столь сильно, что хочется выть, орать и разрушать все на своем пути, однако на пути был лишь Габриэль… рука внезапно схватилась за выступающую готическую пику кровати с треском и осыпающейся кристальной крошкой выламывая ее и крыша в ладони. Деладор замер, стараясь отдышаться, а сердце наоборот набирало ритм.
Перед глазами темно, совсем темно, как во время слепоты, лишь одно ощущение, как сладко и невероятно сжимает Габриэль собой горячую плоть, и больше ничего не надо, все естество сосредоточилось на этом ощущении… и граф двинулся навстречу, слыша вдалеке вновь звук трескающегося кристального сплава, но так хорошо… двигаться, ощущая, как огонь сжигает тело, целовать вот так – не позволяя отстраниться, глубоко и невероятно эйфористично, и сейчас он его не отпустит, черт подери. Чтобы не случилось, не отпустит, с ужасом Деладор понимал, даже если в эту секунду, Габриэль начнет вырываться или испугается его странного поведения (хотя факт испуга явно принят за уши дикостью ситуации, впервые случившейся в Агваресом), он граф Дансенфэев будет его держать, без особого труда из-за разницы в силе, но не отпустит. Н и к о г д а.

[AVA]http://s5.uploads.ru/cnp09.png[/AVA]- Никогда… - прошептал прямо в горячие губы любовника, в ответ на просьбу не останавливаться, хрипло постанывая в унисон со страстными вскриками, так хорошо Деладору еще никогда не было, и он буквально сходил с ума, ощущая себя на грани даже не безумия, нет… чего-то за пределом.
Вероятно, стоило быть осторожно с неокрепшим телом Габриэля, но инстинкты не оставили выбора, а может так надо? Он проваливался в сладкую патоку, преисполненную нездоровым, мутировавшим счастьем, практически мучительным… движения нарастали, а поцелуи становились все более одержимыми; как же невероятно, до эйфории это восхитительное тело под ним сжимало возбужденную плоть, выбивая из легких весь не нужный воздух; тело столь хорошо знакомое, но, наконец, раскрывшее себя абсолютно с новой грани.
Столь откровенная близость, и бесконечное желание любить; задвигался еще размашистее и глубже, а пошлые отзвуки творящейся вакханалии доносились словно на заднем плане, особенно отчётливо влажные шлепки бедер о промежность, снова и снова…
Ноги, сместившись с плеч, обхватили за бока, с губ графа сорвался уже низкий гортанный рык, а глаза светились теплым, слишком ярким янтарем, точно два факела в темноте. Тело конвульсивно напрягалось, разгоняя кровь по венам, а Деладор мог думать лишь об одном – Габриэлю сейчас также хорошо? Невероятно сильное желание каким-либо образом заявить свои права на мужчину, привязать к себе, и что сейчас он, забыв обо всем, стонал под ним от наслаждения, крепко сжимая ногами, и Деладор тоже что-то яростно проговаривал, даже угрожал, не отдавая отчета, о смысле сказанного. Но говорить мог лишь о принадлежности Габриэля себе, о том, что никогда никого к нему не подпустит, а еще не отпустит, потому что теперь весь мир без светлого не стоит и гроша.
Граф восторженно пил каждую эмоцию, завороженно вторившись взглядом в лицо, когда горячий член внутри в очередной раз задевал простату, заставляя Габриэля буквально сходить с ума, трёхсекундного взгляда хватало, чтобы вновь впиться в истерзанные ласками губы и снова налететь в порыве желаний, стремясь затащить любимого в самую глубь океана удовольствия, туда, где даже свету не пробиться.
Деладор не знал сколько длилось безумие, но он все чаще закрывал мужчине рот поцелуями, чтобы тот не охрип от стонов, уже превратившихся в громкие и бесстыдные крики, лишь сцеловывая изредка катившиеся из уголков глаз тонкие влажные дорожки. Несомненно, темный бы решил, что делает больно, но все остальные движения Габриэля отрицали такие мысли на корню, особенно его попытки крепче прижать к себе, а еще зажать в себе посильнее…
Приближалось что-то огромное, исполинское, точно перерождение звезды в красного гиганта, но такое губит все живое, а здесь… наоборот. Широко распахнув глаза Деладор закричал, но его крик потонул в звуке ударной волны, что разошлась в одну секунду от кровати темно-изумрудными потоками, взрывая плиты пола, превращая стены в изрешеченные глубокими безобразными трещинами и сколами рвы.
Абсолютное погружение в нирвану, и инсект даже осознал, почему этим стоит заниматься, хотя бы ради уменьшения психического стресса, мыли очистились, ощущения тоже, ни тревог, ни забот, лишь переполняющее чувство нежности, любви к Габриэлю, а еще доселе невидное и потому незнакомое удовлетворение души. Он излился глубоко внутри его тела, одновременно с этим Габриэль тоже расслабился и влага от семени растеклась меж их горячими и мокрыми телами.
Боясь навредить, Агварес аккуратно прилег на бок, привлекая светлого к себе и обнимая руками крепко, настойчиво, но очень осторожно, - ты только мой… - тихий шёпот у виска, ведь голова Эльвантаса также прижата к груди…
Нежность и оцепенение… если честно, конкретно сейчас, граф, помимо магических манипуляций, что производила энергетическая паутина, находился в немалом таком шоке, словно оглушенный чувствами и оргазмом, и ощущал себя пусть неестественно прекрасно, но слегка беззащитным и выбитым из колеи что ли. С непривычки.

Ошарашенный взгляд. Деладор Агварес уставился на Габриэля ошарашенным кофейно-янтарным взглядом, притом с таким видом, словно только что, сам того не осознавая, совершил второй переворот. Разум, свободный от оков страсти, судорожно пытался разобраться в произошедшем. 
Сперва осознание даже не факта, а оценка собственных эмоций и чувств. Темный не был безумен настолько, чтобы лгать себе. Он занялся любовью… да, именно любовью… не тупым трахом, без насилия и то даже не секс, а именно любовь… с Габриэлем Эльвантасом – некогда одним из самых влиятельных представителей доминиона, им - темным свергнутым, заточенным и… продолжение мы знаем. Сразу, как по волшебству, второе осознание – настолько хорошо, целостно и удовлетворенно граф Агварес себя за всю жизнь не чувствовал, даже добившись власти. Да что власть – власть лишь инстинкт, своеобразная плата за силу. Сейчас, глядя в гетерохромные глаза светлого, который, в свою очередь, бросал несколько обескураженный взгляд на помещение, Деладор понимал, что каждое его слово, сказанное в порыве страсти пусть необдуманно, но абсолютно искренне. Он никогда и ни за что не отдаст это потрясающе красивое существо, с гривой платиновых волос и острым проницательным взором уже хорошо знакомых глаз. Не отдаст… первую секунду даже возникло желание утащить его куда-нибудь на край света, запереться вместе под печатью сотней высших сигилов и… - «Это безумие, Деладор…» - как бы между словом вставил Белиалас с голосом деликатного психоаналитика. Инстинкт зверя и собственника неприятно повернулся в груди, подбрасывая несколько ситуаций, словно подтверждая самые опасные страхи. Что будет, если Габриэля попробует отнять кто-то не менее могущественный? Чисто гипотетически. Например, один из Императором Эвилариума. Мозг политика за секунду решил задачу, предоставив все данные по организации вражеского государства, слабых и сильных сторонах, и как вывод под красной чертой значилось лишь одно – «в нерешаемом случае - объявление войны». Уж в чем граф Агварес был хорош, так это в ведение различных войн.
Еще мгновение и мужчина отчего-то вспомнил небольшую выдержку. Что была им прочитана еще в подростковом возрасте о навитонной абсорбции – опыте над собой: «При самом благоприятном стечении обстоятельств, следует помнить, что фригидность является природной защитной реакцией от нежелательной беременности любой женской особи. Абсорбция неспособна сделать подопытного бесплодным, но риск рождения жизнеспособного неразумного мутанта, в разы сильнее родителя, сводится к ста процентам». Усмешка коснулась губ, во-первых, не настолько уж он – Деладор и фригидный, а во-вторых, Габриэль мужчина, что, в данном случае, просто подарок судьбы. Глубокий выдох, инсект словно принимает ситуацию… абсолютно и полностью, сильнее прижимая к себе Габриэля и сейчас еще не думая о его помыслах, просто наслаждаясь. Как оказалось, думать после столь яркого оргазма в принципе слишком сложно.
- Я? – губы коснулись обнаженного плеча, - я нашел и получил то, что искал большую часть жизни, Габриэль. Представь насколько мне хорошо, - он хитро и лукаво прищурился и ведь не солгал, - к тому же я искал слишком долго и не видел очевидного, не по глупости, а из-за… уродливости собственной природы. Я жил как в… забытие, ты был запечатан физически, а я был запечатан душевно. – еще один глубокий и откровенный поцелуй, ласки языком и пламенный танец следующий за ним.
- Значит, ты голоден, Габриэль? – как же волнующе и восхитительно ложилось на уста его имя, Деладор сейчас был готов повторять его снова и снова, глядя на лицо в ореоле серебристого сияния… н-да, дожили, теперь объект страстной любви, похоже, приобрел в дополнение ко всему ореол «распознавания», словно мутировавшая природа Деладора поставила на нем свое особенное клеймо. Яркая светящаяся радужка мерцнула переливом золота, словно вся первозданная жестокость и ненормальность, что жила в Деладоре все время и отчасти известная окружающему миру, подмигнула избраннику.
- Мне нужно немного времени, чтобы приготовить что-то сносное, кормить тебя после распечатывания магическими полуфабрикатами я не намерен. Пока буду готовить, ты примешь ванну, ага? – мужчина ловко просунул руку под колени Эльвантаса, обхватил его за спину и спрыгнул с кровати, зашагав к стене, деловито обходя огромные и мелкие кристальные, мраморные и каменные плиты, выкорчеванные из пола и стен.
В стене появился внутренний портал Цитадели, ведь в жилище Деладора была сеть порталов, и вскоре он уложил мужчину в теплую чистую воду просторной личной купальни, выполненной из угольно-черного кристаллического стекла. Еще секунда потребовалась, чтобы разорвать энергетическую сеть между их телами, ибо она полностью сформировалась в теле светлого.
Через двадцать минут прямо в купальне вновь возник портал, а еще одежда, аккуратно сложенная на мостике. Портал вел в просторный крытый сад под стеклянным куполом, где граф Агварес смотрелся нелепым темным готическим пятном, расставляющий в задумчивости тарелки на столе, ибо мясные блюда и фрукты уже покоились на своих местах. Возле небольшого стола два высоких кресла. Деладор чуть обернулся и было необычно видеть, как секунду назад люминесцентный взгляд изумрудных глаз сразу же окрасился в кофейно-янтарный, стоило остановиться на Габриэле.
- Вкусы… в смысле, я только сейчас понял, что забыл спросить… твои вкусы не изменились? Надеюсь, тебе все также нравятся мясные блюда и красный виноград…
Еще на столе свежей горячей выпечкой покоились горкой в блюде миниатюрные профитроли с шоколадной начинкой, стоял чай, теплое вино и мороженое.

Слушать Габриэля теперь было совершенно по-иному, его голос расслаблял своей напевностью, но вопреки завороженности граф дослушал речи до самого конца, не перебивая, а на ногах лакомясь печеным ломтиком мяса и когда светлый закончил, тремя широкими шагами преодолел разделяющее их расстояние и резко навис над мужчиной.
- Не поверишь… - крепко взял за запястье и отвел в сторону руку Эльвантаса с бокалом, а после аккуратно взгромоздил колено между его ног, оперившись на сидение кресла и яростно припал к губам князя в страстном влажном поцелуе, мир вновь разрушился на миллиарды разноцветных частиц, чтобы в следующую секунду завертеться в маревном и будоражащем хороводе неутомимых желаний, энергий и ощущений. Рука в крепком захвате стянула шелковистый водопад волос на затылке, чуть болезненно оттягивая и приподнимая голову, не позволяя возлюбленному избежать игривого касания языка, соблазнительного невесомого покусывания еще не остывших от предыдущих манипуляций губ.
Казалось, Деладор проверял, что все ощущения, воспоминания и чувства не сон, не наваждение и он действительно там, где находится и перед ним тот, кого глаза видят, а сердце и правда бешено бьется, разгоняя по телу приятные волны теплой дрожи. Вероятно, граф Агварес, будучи непривыкшим к подобному роду чувствам, да еще считавший их чем-то, вредящим себе все прошедшее время до рокового перелома, не мог вот так быстро свыкнуться и настроиться. Наконец отстранился, счастливо улыбаясь, отчего лицо озарялось не только светом медовой радужки с кофейными разводами, но и истинным восторгом, восхищением и обожанием мужчины перед ним. Обожанием мальчишки, что познал первую подростковую любовь, но первая любовь самая опасная, разрушительная и болезненная, а в случае Деладора… оно как никогда актуально, ведь спальня – это самая малая часть того, что он способен разрушить.
- Я даже не пытаюсь думать о делах, а что до дамы… - граф отстранился, пожав плечами, но уж очень хитро и таинственно улыбаясь, - ты ослаблен, а это практически равнозначно болезни. Кем я буду, если посмею оставить предыдущего правителя клана без поддержки… и не предоставлю того, в чем он нуждается, - на губах все еще усладой ощущался вкус вина и десерта.
- Значит, начинаешь со сладкого… - усмехнулся беззлобно, а скорее лукаво, - прямо как моя дочь Лиэрия, вы с ней, кстати, чем-то подозрительно похожи… значит следующий раз, угощу тебя исконным любимым блюдом всех истинных Агваресов. – тихий смех - Блинами. Мясными и с джемом. А сейчас, если не хочешь, чтобы я проявил силу в твоем кормлении, будь любезен – ешь.
Медленно опустившись напротив, Деладор откинул длинные и черные, как самый темный обсидиан, пряди волос со лба и задумчиво-молча уставился на собеседника, расфокусировавшим взглядом.
- Разумеется, ты прав. – медленно, отчеканивая филигранно каждое слово, согласился мужчина, - Пресс-конференция будет. На счет самых важных политических событий клана, наш официальный сайт в твоем полном распоряжении, как и база данных, зайдешь под моим логином и паролем, доступ предоставлю. Поместье… твое поместье в целости и сохранности под магической консервацией, как и все те активы, ресурсы и блага, коими твой Дом владел, за исключением власти и… прости, Габриэль, чистокровных эльвантасов, действительно, не осталось. После гибели основного управляющего круга, некому было заниматься искусственным эволюционированием и селекцией ваших особей, сам знаешь… - брови чуть приподнялись в легком оттенке этакого сарказма и возмущения, - твои предки занимались усилением генов и влияли на генетический баланс рода, отчего Эльвантасы получались очень сильными и сохраняли, так сказать, чистоту крови… вместе с тем, заговорщики, которые участвовали в свержении устроили хитрую травлю правящего рода, это продолжалось до тех пор, пока я не смог найти и истребить всех. На нас напала лишь основная боевая группа, более половины оставались в тени. Думаю, ты сам понимаешь, что без твоего дяди продолжить работу над эволюцией и развитием столь сложных особей я на тот момент не мог. Прости. – прозвучало действительно искренне, хоть и с легким надрывом. Агварес подвинул к себе целое большое блюдо с мясом и без стеснения и столовых приборов стал его неспешно, но с нескрываемым аппетитом поглощать.

Как оказалось, ел Деладор действительно много, не отвлекаясь на диалог, но с предельным вниманием воспринимая информацию. Подсушенные и хорошо прожаренные ломтики красного мяса в жесткими коричневатыми прожилками медленно покидали широкую керамическую тарелку, размером способную потягаться с походным мангалом. Однако следующее могло показаться внезапностью, граф глубоко выдохнул, запивая особенно крупный мясной кусмень яблочным сидром и со странным выражением лица и чуть выдающим напряжение взглядом, отрицательно дернул головой.
- Вы, Агваресы, как были, так и остались дикарями.
- Были и остаемся дикарями? Нет, Габриэль, ошибаешься. – в словах и выражениях не было ни грамма злости или негатива по отношению к Эльвантасу, Деладор смотрел на него все с таким же ненормальным восторгом, словно на небожителя, за той лишь разницей, что вполне был способен посадить в золотую клеть и присвоить себе. Скорее, эмоции относились к самому слову «Агварес» и причислению Деладора к ним или их к нему. Причислению именно тех, кто «был», а не кто остается.
- Агваресы никогда и ничего из себя не представляли, - низкий глухой голос с легкой хрипотцой, а взгляд оказался направлен сквозь пространство, еще неясно какие именно струны души задел Габриэль, но он определённо залез в одну из затворенных на сотню железных засов дверей, - даже слово «дикарь» для них слишком ярко и благородно. Те Агваресы, о коих ты сейчас толкуешь, были мусором, овеянным кучей предрассудков и ведомых идеей собственного превосходства, те, кто правил родом не являлись Агваресами… истинных Агварес в истории было слишком мало и им, как и Эльвантасам нужна среда, но не для эволюции, а для раскрытия потенциала.
Он словно оправдывался перед… самим собой? Доказательств гибели всей правящей элиты дома от руки Деладора не было, но Габриэль ведь прекрасно понимал от чьей руки пал Рошер, а касательно зыбкого настоящего, в живых граф оставил уж очень мало сородичей, лишь тех, кто, по его мнению, имел право носить статус «истинного представителя рода». Разумеется, «истинность» понятие неопределённое и философское, а значит определяемое инстинктивно, благо уж с чем с чем, а на инстинкты в подобных вопросах Деладор не жаловался, а факт, что пришлось пустить под нож большую часть кровной родни нисколечко не смущал.
Однако главный смысл, обращенный всему миру: «не смейте меня сравнивать с Рошером и его шавками», так и не слетел с губ, повиснув дохлой медузой в воздухе, а после граф оставил мысль, вновь улыбнувшись с лукавством и хитро сощурив глаза, - ты имеешь что-то против блинов? Аккуратнее, родной, они могут ох как оскорбиться, и я буду вынужден отомстить за их глютеновые души… - не сумел таки сдержать практически беззвучного смеха и заговорщически подмигнул возлюбленному, доедая с аппетитом последний мясной ломоть и без зазрения совести переходя к ароматной лазанье на пекарском противне, и разделив ее напополам, одну часть выложил на тарелку Габриэлю, хотя тот потчивался мясом, глаза же как-то хищно блеснули, а лицо озарило несколько острое и не терпящее возражений выражение. От графа не укрылась толика горького и задумчивого в поведении светлого, но с этим следует разбираться постепенно.
Деладор раз за разом напоминал себе: Габриэль существо со своими чувствами и мыслями, для такой личности как граф Агварес, думать о внутреннем состоянии кого-то кроме себя и дочери, было в новинку, тем более опыта в подобного рода отношениях он не имел и посему сейчас старался выбрать наиболее выверенный и подходящий вариант поведения. Эльвантас его избранник. Не любовник, и даже не возлюбленный, ибо лишь слово «избранник» в мире темного обозначало сразу все эти априори неразделимые роли.
Не ясно какие именно слова вызвали такую реакцию, но брюнет спешно вытер руки о бумажной полотенце и, поднявшись с насиженного места, прошагал к Габриэлю вместе со своими креслом и опустился настолько близко, насколько было возможно.
- Какая прелесть, - деловито начал, - даже не знаю, радоваться твоему столь быстрому возвращению к делам, или, может, еще недели на две запереться с тобой в покоях, а после заявить во всеуслышание о церемонии единения. Я ведь порядочный инсект и обязан буду жениться? – Деладора все еще не отпускало игривое настроение, но в купе со странным внутренним напряжением и собственными неприятными мыслями… получалась ядерная смесь, - еще раз услышу, что единственное, имеющееся у тебя - это цитадель фамильного древа Эльвантасов и клянусь Богом, я разберу ее по камню. – а вот это уже прозвучало даже слишком серьезно, грозно, но совершенно беззлобно. Чуть уставший выдох и рука вновь ложится на затылок светлого, чтобы в следующую секунду обвить шею, скользнуть по плечу притягивая к себе, - теперь у тебя есть я, и я не собираюсь тебя терять, уж извини.
Понять чувства Габриэля Деладор мог лишь отдаленно, так как не нуждался в чьем-то обществе или родстве, - Лира? Хм… невыносима. – привычная театральная куражливость в голосе, - своенравная, дерзкая, вечно влипающая в какие-то проблемы. Сам бы убил, но каждый раз, когда собираюсь совершить сей гуманный акт спасения мира, обнаруживаться, что нужно занимать очередь. – хмыкнул и все сказанное, разумеется, было искусным шаржем, ибо говорил о дочери граф с блеском в глазах и явным родительским обожанием, - Лира - эволюций из зерна. Сейчас служит в коалиции Рас, и я на данный момент считаю, что не упомянуть о ней я не мог и совершенно не по причине ее абсолютной ценности для меня, а как раз из-за моего… эм… столь же важного отношения к тебе. – а вот на последний вопрос о Лире Деладор почему-то смолчал, лишь таинственно улыбнулся уголками губ, - ешь, а то сил на встречу с твоими драгоценными фьоринами не хватит, я позаботился, не волнуйся… и уж прости за самоуправство, разводить их оказалось крайне интересным занятием, как и создавать близкие по генетике виды с заданными свойствами… так что… у меня есть, что тебе показать.

Коль лукавство и было в речах графа Агвареса, то сам граф о нем точно не предполагал, так как слова несли иной подтекст и иную смысловую интерпретацию. Сейчас, находясь в оранжерее один на один с некогда, если не врагом, то точно далеко не другом, Деладор испытывал невообразимое желание на слова Габриэля... на его доводы и даже шутки про род, донести свое виденье ситуации, позволить взглянуть на мир собственными глазами. И ребенку известно, что попытка эмпатии подобного рода всегда возникает в ответ на желание оправдаться, - это слабость, без сомнения, слабость желать, чтобы тебя поняли просто так, мол: «смотри, я никогда не любил своего папашу и стоит ли меня винить в том, что, когда я вырос, то без сожаления оторвал ему голову, ага? Это он виноват в том, что я такой. И мои действия там, во время переворота – тоже их вина». Нет, в голословных обвинениях и перекладывания ответственности на кого-то, Деладор не был никогда уличен, а вот желание показать мир своими глазами возникало впервые.
- Да мои родичи тут не причем, они не настолько занимательны, чтобы о них еще спор вести или, сохрани Бог рассудок, исследовать. Я рассказываю о себе, своей жизни и отношении к ним, если тебе, конечно, интересно. – спокойно и без лишнего лоска наигранности тронул голос повисшую на миг, после высказывания Габриэля тишину, ответа или продолжения их кратенькому недопонимаю не требовалось, в любом случае, эти миры вращаются на разных орбитах, но теперь вокруг одного солнца.
Тот час разговор сменился в более игривое и расслабленное русло, а может всему виной горьковато-сладкий и терпкий вкус вина на языке? Удовлетворенное томление наполнило тело, налилось в мышцы, но оно не имело ничего общего с похотью. Графу стало хорошо, как бывает хорошо на ярком солнце в переливах бликов весеннего теплого дождя по окончанию многолетней ядерной зимы.
- Ты мне на полном серьезе говоришь, что я не сделаю? – вот тут уже лукавство тягучем янтарным медом растеклось по кофейным берегам потемневшей радужки, - … скандал в совете? Это еще по какому поводу? Пол? – и тут Деладор расхохотался, на полном серьезе искренне и обескураживающе, прижимая мужчину за пояс ближе к себе, и бессовестно лаская горячей ладонью бедро, - более смешного оправдания я за всю жизнь не слышал!
Причина слишком проста: в обществе трансдентов не имелось такого понятия, как «нетрадиционная сексуальная ориентация», большая часть Схалсдерона априори являлись метросексуальными, а отдавать предпочтение, к примеру, женщинам – лишь эстетический выбор, как любовь, либо к кошкам, либо к собакам. Однако же ни один любитель животных не посчитает, что иметь собаку – неестественно, даже если сам их на дух не переносит. Подобное возникает не на пустом месте, разница главных элементах женского и мужского начала на Схаласдероне и многих других планетах Энтероса, том же Эридии, часто искажалась. Мужчины могли «вынашивать» потомство даже в гетеро-парах, если жена по какой-либо причине не могла этого сделать, а женщины же тренировками, при должном таланте и упорстве, добиваются такой силы, что без труда «нагибают» любого среднестатистического мужчину.
Агварес хищно прищурился и резко поднялся, оттаскивая массивное кресло возлюбленного на два метра в противоположную сторону от стола, сам облокотился руками на подлокотники, нависнув темной махиной над светлым и приблизившись к нему столь близко, что глаза застелили собой зелень оранжереи, - мне плевать, что там подумает общество, Совет и сам Господь Бог, Габриэль, мне плевать. По сути, мне важно лишь, чтобы ты принадлежал только мне и желательно, чтобы данный факт понимали другие во избежании… эм… скажем так… - чуть замешкался, обдумывая последующие слова, - летального исхода неосведомлённых. Я не приверженец демонстративного и эпатажного поведения, но ты таки задел мое самолюбие… - ухмылка обнажила белоснежную кромку зубов, хотя про «задел самолюбие» явно ни что иное, как курьезное преувеличение в словах героя, - «Не забывай Деладор, проведи ты хоть сто ритуалов, устрой тысячу празднеств и созови весь белый свет, это не оправдает тебя в его глазах, когда вернутся воспоминания. Все до одного. Спустись с небес на землю, такое не прощают, а узнав, что ты воспользовался его чувствами для привязывания к себе, да к тому же прилюдного... не оставив и шанса… это опять насилие, Деладор, а ты можешь сделать что-то кроме насилия?»
Граф выпрямился, отшатнувшись от Эльвантаса и одной рукой, не оборачиваясь, подтаскивая стол к нему ближе, - … когда будешь готов, Габриэль, сообщи мне. Я не собираюсь иметь в клане фаворита или соложника, любые отношения должны быть кристальны и понятны, рано или поздно я вернусь к этому вопросу и захочу получить свой ответ. – голос не дрогнул, звучал серьезно и несколько отвлеченно, словно его хозяин боялся услышать резкое возражение, но был уверен, что возражение не примет, однако к концу добавились теплые нотки, а лицо смягчилось, однако вопреки внешней маски, внутри все похолодело и кольнуло после слов Эльвантаса «С одного раза ведь ничего не бывает, ведь правда?», наверное, не стоило скрывать собственные страхи и агрессию на этот счет, само осознание, что Габриэль может каким-то образом забеременеть от него – Агвареса, вызывало у последнего даже не панику, а ужас. Представить Габриэля с черными вздувшимися венами по всему телу, иссушенного до состояния глубокого анорексика, с полностью выпавшими волосами и даже ресницами, со сколотыми и раскрошившимися зубами… нет, на такое воображение инсекта способно не было по причине отчуждения образа. Что за образы? Все просто. Каждый раз, когда Деладор думал о том, что родись Габриэль женщиной, - это был бы абсолютный провал. Мутация энергетической паутины, даровавшая огромную силу, по сути в десятки раз увеличивала половую производительность сперматозоидов, вероятность забеременеть возрастала в разы, сейчас подобное не так критично, ибо Деладор знает способ контроля процесса и что следует использовать, а вот события трех столетий назад. Реальность обернулась как нельзя лучше, Габриэль – мужчина и между ними не было половой связи. Ведь потомство, прошедших опыт удачно, не только рождается уродливыми мутантами, но и всегда убивает родителя, вынашивающего их – кормясь соками.
Темный не смог скрыть омерзение и полный калейдоскоп чувств, хоть и очень старался. Выдохнул переводя тему, и одновременно протягивая блондину блюдце с мороженым, - отставить посмертные мысли! – постарался как можно более войти в контраст с предыдущим настроением, - Габриэль, мы уже связаны и в первую очередь магически. Ты будешь жить, пока живу я, а я, как ты понимаешь, не собираюсь уходить на тот свет ближайшее время. Так что, спи спокойно… я разбужу тебя и через миллион лет.
Отнести обмякшее тело Габриэля обратно на кровать в уже восстановленные магией покои, не составило труда, как и не составило труда раздеть его и лечь рядом, наслаждаясь спящим состоянием. Судя по дрожанию ресниц и приоткрывавшему рту светлому снились сны и это очень хороший знак…
Следующие три дня прошли в едином темпе: Деладор не пускал Габриэля за пределы их маленького мира, состоящего из комнаты, оранжереи и небольшого бассейна, заставлял его поглощать еду в огромных количествах, преимущественно мясные блюда и сладости, да и вряд ли Эльвантас пожелал возражать, если учесть, что после 5-6 часов бодрствования он отрубался на 15-17 часов глубоко сна, однако к концу третьих суток голова прояснилась, а бодрость пропитала тело!

Именно в такие секунды Деладор понимал, что действительно любит, каково это и насколько опасно и что даже под дулами тысячи пушек не смог бы сыграть искренне творящееся в голове, а точнее, что с его душой творил Габриэль Эльвантас. Слова не вызывали гнева или раздражения, не несли обиды, граф с улыбкой и снисходительной нежностью во взгляде взирал на мужчину, отмечая, что в сие мгновение по сути нет смысла вести дебаты на тему «ты не прав» и заставлять подчиниться с точкой зрения, даже странная любовь Габриэля видеть в нем – Деладоре мальчика казалась прелестной. Оправдания? Деладор знал, что лично ему они и не были нужны, но доказывать что-то возлюбленному скорее даже шло бы во вред, пусть лучше думает так, как ему доставляет удовольствие, радость, ясность… как не гадко становилось от на душе от мысли, но она была истиной во все времена – лучше всех лгунов в мире кроме нас самих для нас же самих никого быть не может. Пусть лучше видит мальчика, причем да, самого глупенького из глупых – это лучше, чем, если бы он видел в Деладоре то, что видели прочие – чудовище, что не имеет, по сути, ни чувств, ни эмоций… не понять расстановку фигур на шахматной доске невозможно, поэтому легкая дымчатая улыбка расцвела на губах, - Хорошо, если ты так считаешь. – выдохнул прямо в губы, говорить о Совете или пресловутом балансе не хотелось до дрожи, - Значит, ром..? – последнее он, кажется, припомнил уже на широкой постели, лежа распластанным на кобальтово-черных шелках, - Боюсь тебя разочаровать, лично я ощущаю себя пропащим наркоманом, а ты… вот как сейчас… - язык на животе горячий, шершавый, вызывающий целую волну сладкой дрожи по шее и бессвязные желания разума и вполне определённые желания плоти, - обрекаешь меня… - низкий хрип, скрывающийся на протяжный гортанный стон, как же сильны сейчас желание схватить Габриэля под локти, вздернуть что есть силы вверх и почувствовать этот шаловливый и столь упоительный язык в своем рту, - балансировать на грани между абстиненцией и передозировкой… - последние слова тонут в громком стоне, а тело, уже блестящее от капелек пота, выгибается дугой, Деладор то подается вперед, желая получить еще больше столь невообразимых ощущений, то ретируется назад.
- И вот… после такого… - едва ли темный способен что-то связно говорить, слова вырываются всклоченными обрывками и совсем пропадают, когда влажный горячий рот так бесстыдно и потрясающего ласкает, раз за разом, раз за разом, сводя с ума - тебе доверять… - нервный смешок снова потопает в удовольствии, Деладор жмурится, подвергая собственное тело настоящей пытке: не позволяя резко дергаться и наплевав на все приличия, срывать ленты, повязку... взять любовника без прелюдий и подготовки здесь и сейчас. Он сгорал заживо в собственном огне страсти, превращаясь в расплавленный сгусток золота вперемешку со душистой смолой.
Светлый пребывал в царстве Морфея слишком много для желаний Деладора: сразу после нескольких часов преисполненной откровенных наслаждений любви; и после плотного обеда; после непродолжительного копания в бумагах и книгах; после беседы; после купания… спал и часто, все, что оставалось графу, это часами смотреть за умиротворенным лицом, до греховности красивым, породистым, не знающим изъянов лицом. Он никогда не брал светлого во время сна – это истина, но никогда не отказывал себе в удовольствии бесстыдных ласках, нежных поцелуях, поглаживаниях, прекрасно отдавая отчет, что скинуть пелену сна Габриэль пока не сможет. Порой темный грешил, слишком увлекаясь, отчего плотские лобзания непременно переходили в долгий и жаркий секс с проснувшимся от возбуждения любовником, а порой он прекращал, видя, что тело партнера устало и лишь под утро будил глубоким беззаветным поцелуем, переплетая языки и не позволяя вырываться из своих объятий пару минут, словно доказывая, что никуда никогда не уйдет.
Саммит между князьями центральных Домов клана не мог быть оставлен графом, пусть большую часть политических вопросов и проблем пришлось делегировать заместителям, но вопрос по наследию одного из крупнейших кондоминиумов на Эридии не мог пройти мимо главы, и как раз факт, что Габриэля пришлось оставить на пару тройку часов привел к прелюбопытным событиям.
Казалось бы – пустяк, и не стоит внимания, и так бы оно было, не скажи граф за день до случившегося, что ближайшее время Габриэль должен обойтись без самодеятельности, сейчас его организм почти восстановился, а любое непроверенное им – графом вещество может нести угрозу, даже если веществом выступает, казалось бы, безобидный дым дорогих сигар.
Только-только никотин утянул сознание на дно маревного блаженства, чьи-то руки вытащили изо рта сигару, сжигая ее в огне, - ты заявляешь, что тебе не хватает наслаждения, Габриэль? – ярость возникшая лишь на долю самой короткой секунды мгновенно была затушена необъяснимой нежностью внутри и поэтому Деладор даже не мог на него кричать, лишь голос преисполнен нотками стали, хотя и не утративший привычного бархата и обожания.
- Если тебе срочно понадобиться чем-то заткнуть рот, ты скажи – я найду чем… – мурлыкнул прямо в ухо, прижав всем своим жарким телом Габриэля к стене и стараясь не думать, что до дрожи в руках и стука зубами соскучился, буквально невозможно и невероятно изголодался по телу, душе, нежности, запаху, всему Габриэлю и сейчас между словами выцеловывает его шею, попутно отмечая желание – просто так это оставлять не следует. Преступление требует наказания…

… сейчас осматривая тело под собой Деладор судорожно соображал – не перестарался ли? Руки светлого были связаны высокого у него под головой все тем же алыми лентами, но сами ленты перехвачены черной цепью, ноги высоко задраны, удерживаемые свисающими с потолка подвесами, не позволяющими всей нижней части туловища возлюбленного контактировать с поверхностью постели. В руке полу-обнаженный Деладор, в одних узких кожаных штанах, с высокой тугой косой эбонитовых волос, держал тонкую, по своему красивую, плетку Стек...

Вот уж начало...

Мерцающая радужка кофейно-янтарного цвета потемнела до угольно-черных дымчатых ободов, расчерчивая бесконечностью микроскопических оттенков взгляд, и безмолвная красота, сила не менее беспристрастного лица скрывала невообразимый шквал чувств, сейчас бурлящих глубоко внутри похлеще жерла извергающегося вулкана.
Деладор молчал, лишь мягко, снисходительно улыбаясь уголками рта, почти нежно, почти по-братски, почти целомудренно. Впрочем, казалось бы, цельный образ в дребезги разрушал бесноватый одурманенный взгляд, лихорадочно мерцающий все ярче и ярче нездоровым блеском; Габриэль вовсе могло показаться… тук-тук-тук – мерцание вторило стуку собственного сердца в груди, а на языке Темного внезапно повис вкус, опьяняющий… сладковатый и будоражащий сильнее чем самое выдержанное вино – вкус Его сердца.
«И почему сейчас..?» - почему именно сейчас он вдруг вспомнил про то давнишнее первое знакомство с пульсирующим органом в груди светлого, ответом был даже не голос, воспоминание давно брошенной мысли Белиаласа, столь удачно подсунутой сознанием, - «У вас картина маслом, молчание ягнят называется, разве что теперь, каждое воспоминание трепещущего естества податливой жертвы возродит в Звере ответное послевкусие. Что я хочу сказать? Вы связаны, Дел, связаны настолько, что тебе остается либо съесть его живьем, либо сделать абсолютно своим иначе…»
До чего сладко вот так, без лишней нежности, крепко схватиться за бедра и стоя на коленях сильно-сильно прижаться пахом к ложбинке между ягодицами, чуть качнуться, удовлетворенно ощущая легкость, с которой двинулось тело под ним, елозя на шелковых скользких простынях.
Сколько вопросов слетали с этих прекрасных влажных губ, они двигались выразительно, соблазнительно и любовник сам, как огромный массивный питон с блестящей черной чешуёй, оказался заворожен движениями этих губ, языка, затвердевшими от напряжения желваками – Габриэль застигнут врасплох, а его истязатель молчал, даря лишь загадочную непорочную улыбку.
Рукоять плетки, выполненная из черной матовой драконий кожи, транслировала дивный узор переплетений, декор в виде агрессивного металлического наконечника в форме пики вносил свою каплю готики. В верхнюю часть рукоятки вмонтирован приличного размера алый кристалл, а противоположный «шлепок-пластинка» на ощупь теплая, куда выше температуры тела. Резкий контраст с прохладой покрывал и общим градусом в помещении, холодящим кожу.
Рукоять ложилась хорошо в руку и медленно начала свое движение от щеки к ключицам, вычерчивая дорожку в лишь известном себе темпе, Деладору хотелось высказаться, например, что нет – наказание хлыстом даже оскорбительно для такой особы, как граф Агварес, он же не настолько… а еще слова чуть не сорвались с уст, после приказа «бей», их таки пришлось погасить на корню очередной целомудренной короткой ухмылкой.
Темный чуть подался навстречу, с нескрываемой страстью и откровенностью потираясь болезненно-возбужденным членом о тело любовника, а мысль, что Габриэлю эта пытка может показаться еще более острой в его положении норовит окончательно сорвать крышу, но выдержка у главы клана была воистину чудовищной.
Кончик хлыста спускается ниже, очерчивая кубики пресса и останавливаясь на налитой возбуждением и сладким томительным желанием плотью, невесомо поглаживая и даже приподнимая массируя снизу у самого основания.
Губы касаются коленки – удобно, раз ноги так высоко задраны, язык играет в такт движениям кожаного инструмента, откровенно вылизывая светлую бледноватую кожу на икрах ног. Деладор беззаветно пьян, потерян и сейчас едва ли может осознать что делает, он вновь пьян Габриэлем и кажется, с этой иглы уже не слезть, лишь молиться жестокому богу, чтобы насытиться изголодавшейся душой и их любовь приняла хоть немного более умеренную форму. Плохо это, очень плохо, когда хочешь променять всю жизнь лишь на одно желание ласкать Его всеми возможными способами.
Внезапно Габриэль ощутил тяжесть внизу живота от появления холодного форфора, с губ Деладора же чуть не сорвалось «я же обещал, найду, чем заткнуть твой рот», и Габриэль таки мог узреть… узреть неглубокое черное блюдо, на котором покоились пирамидкой крупные королевские креветки, запеченные с сыром и явно под каким-то дивным соусом. Аромат… ах...
Легкая боль от короткого шлепка по правой ягодице, растворяющаяся в цепи событий, особенно на фоне того, как Деладору сносило крышу, но она отчетливо говорила – «подчиняйся», граф же перехватив одну креветку пальцами поднес ее ко рту любовника, прижимая к губам, одновременно задвигав кожаной пластинкой по изнывающему желанием органу куда отчетливее и даже наглее… стоит ли говорить, что Джакондова улыбка, коей позавидуют огненные серафимы у престола Божьего, продолжала украшать спокойное и безжалостное в страсти лицо.

Пожалуй, самым неожиданным действием всей развернувшейся чувственной баталии стал резкий и, грозящий стать болезненным удар, но ловкое движение рукой и, протиснутая между их тел горячая ладонь Деладора погасила инерцию, крепко взяв в захват чувствительную промежность быстрее, чем Габриэль успел что-либо сообразить. Взять и сразу отпустить, таки позволяя проделать все то, чего столь жаждал Светлый.
Серовато-бледное лицо больше не выражало ни предвкушения, ни наслаждения, все заменило отчужденное сосредоточенное выражение, словно ожидание чего-то, даже тень страха оттесняла теплый блеск глаз, придавая ему морозный узор инея. Пусть это была всего лишь игра, но странное чувство затопило на миг все пространство в груди, образовав наэлектризованный комок, раздувая легкие и не позволяя вздохнуть. Что происходит? – читался немой вопрос в пронзительном и ставшим несколько колючим взгляде, кожа быстро похолодела, а по спине прошла легкая испарина, порождая вслед неприятную дрожь.
Разумеется, крепко связывающие ленты, цепи и даже плеть выполняли лишь декоративно-антуражную функцию, но сценарий по какой-то причине сбился. Главное действующее лицо, тот ради кого он - Граф Агварес впустил в собственное размеренное существование сферу, презираемую им все прошедшие три сотни лет, сейчас вместо податливости и полной себяотдачи, отрицает желание доставить им удовольствие? Оцепенение пусть и не сильное сковало по рукам и ногам, нет, Габриэль не может от него отказаться, Темный просто не позволит уйти, на миг сознание даже рассекла яркой молнией мысль - вдруг он сделал что-то не так? Унизил? Причинил боль? Нехватка опыта подобного рода на несколько коротких мгновений сделали Деладора абсолютно беспомощным в своих попытках проанализировать ситуацию. Видя, как гибкость, сила и легкость идеального шелковистого жемчужного тела позволяет ему с поразительной быстрой избавляться от любых оков, рождала всепоглощающую бурю желаний и каждая их частица оседала внизу живота, поглощенная холодным оцепенением. Габриэль был красив, красив как некогда с перевязанными руками на черных простынях, а может всему виной этот адский блеск в гетерохромных глазах? Любование сменили две мысли - и что, он сейчас уйдет? Нет, не может быть, он - Деладор не сделал ровным счетом ничего, за что его можно было бы так наказать, да и глупо предполагать, что в постели Габриэль столь же впечатлителен, сколь его любовник. Уж наличие множества фавориток разного рода для Деладора не являлось тайной, но если раньше сие осознание вызывало разве что брезгливость, то теперь бешеную ярость в купе с тупой ревностью, а тупой лишь по одной причине, что все бывшие пассии князя давно были мертвы.
Ожидание оказалось мучительным, а движения платинового инсекта чудились под конец уже греховно медленными, словно сила Деладора позволяет ему взять все в твои руки, он может - да, бесспорно, может связать его по-настоящему и уже едва ли найдется существо, способное избавить от магических пут подобного вида, впрочем, какие путы? Деладору с лихвой хватит физической силы из-за этой пресловутой разницы... нет, все не то. Очнулся мужчина от неожиданного продолжения, а продолжение оказалось во сто миллион крат неожиданнее, чем начало, Габриэль вдруг вместо побега, к коему подсознательно Темный уже готовился, скрутил последнего в кокон, наваливаясь сверху и испепеляя этими своими яркими мерцающими лучистым светом глазами, на не которых плескалось обожание, азарт и удовольствие. Оказавшись в коконе и, с несколько обескураженным выражением на лице глядел на нависшего над ним любовника, вдруг... громко засмеялся...
Пожалуй, так смеются разве что помешанные - заразительно, живо, но в смехе том отчетливо слышалось облегчение, точно его обладатель атлант, наконец бросивший небесный свод. Благо, столь странная реакций оказалась недолгой, а все надуманное полным бредом воспаленного безумного разума.
Тепло… нет, настоящий жар вновь наполнило тело, но граф подавил в себе вдруг все желания рывком высвободиться и показать всю прелесть коленнолоктевой зазнавшемуся мальчишке, отнюдь… если уж Габриэль хочет играть по таким правилам…
Высвободив одну руку, мужчина мягко провел по груди, приласкал шею и местечко между ключиц, улыбка стала шире и еще хищнее, она буквально кричала «и что ты будешь делать?». Хватка. Не сильная, грубоватая очередная хватка за шею недавно ласкавшей ее рукой и низкий клокочущий рык…